Гасконец. Париж (СИ) - Алмазный Петр

Сидя в трюме, расстелив себе тёплые одеяла и открыв в честь удачного отплытия бутылку вина (де Порто клялся, что честно её выпросил у местного цирюльника), мы решили обсудить наш дальнейший план.

— Корабль прибудет в Гавр, — сказал я. — Он наверняка уже будет забит шпионами Конде. И

— Но мы уже на корабле, — пожал плечами д’Атос, прикладываясь к бутылке. Кружку мы дали только Анне, остальные пили с горла.

— И подвески уже у нас, — кивнул я. — Чем быстрее мы доставим их в Париж, тем лучше.

— То есть, в этот раз будет ехать напрямик? Сколько бы человек не встало на нашем пути? — спросил Анри д’Арамитц. Арман передал ему бутылку, тот лишь поморщился, и она перешла в руки де Порто.

— Мы можем оставить тебя в Гавре, — ответил я. — Тебя и Анну. Вам незачем проливать кровь своих братьев.

Анна де Бейл молча качнула рыжей головой, явно несогласная с моим решением. Анри д’Арамитц только холодно рассмеялся.

— Я проливаю кровь своих братьев, позволяя Конде пудрить им мозги. Нет, Шарль, я еду со всеми.

На этот разговор о делах насущных решили прекратить. Остаток вечера болтали о вещах уже более приятных.

Утром, мы с Миледи даже вышли на палубу. В этот раз путешествие давалось ей куда лучше. Девушку всё ещё мутило временами, но хотя бы мы могли прогуливаться, под крики чаек и шумное биение волн.

Когда мы наконец-то прибыли во Францию, первым делом нас огорошили новостями. На кардинала Мазарини было совершено первое за его карьеру настоящее покушение. Доставшийся же ему, по наследству от Красного, Рошфор, был ранен в дуэли на рынке Пре-о-Клер.

Первым делом, мы наняли самых быстрых и крепких лошадей, что были в Гавре. Вторым, надели мушкетёрские плащи. Все, кроме меня и Миледи. Мы мчались во весь опор, стараясь не останавливаться в крупных городах. Лишь раз мы сбавили темп, чтобы не загнать несчастных лошадок, и укрылись вместе с ними в какой-то давно разрушенной башне. Там мы провели несколько предрассветных часов, в полной тишине и не разжигая костра. Утренний холод не бодрил, а скорее сковывал, там что мы с Миледи прижались друг к другу. Мушкетёры согревались вином.

Не знаю, как так вышло, что задремали все пятеро. Я был уверен, что мы выставляли стражу. Точно даже могу сказать, кто в каком порядке должен был выходить на дежурство. И при этом, я понятия не имею, кто именно проспал. Так или иначе, но пробуждение не было приятным.

На нас с Миледи вылили ведро холодной воды. Было и так довольно зябко, а от ледяной воды, девушка сразу же задрожала. Открыв глаза, я обнаружил сразу три весьма удручающих факта.

Во-первых, мы с Миледи были связаны. Этот факт наименее неприятный из всех, поскольку связаны мы были одной верёвкой оба. Благодаря этому, даже перспектива скорой смерти, была чуть приукрашена некоторым романтическим флёром.

Во-вторых, мушкетёры были ещё без сознания или попросту спали. Их тоже связали, но уже каждого по-отдельности. Вязали хорошо: руки по локтям, за спиной. Ноги в районе лодыжек.

В-третьих, вокруг нас собрался уже целый отряд. И носил этот отряд, кто красные плащи, кто тёмно-серые. Прямо передо мной сидел смутно знакомый мужчина. Я точно видел его лицо ранее, но скорее всего, никогда с ним не разговаривал. Мужчина был чуть смугловат, черноволос, улыбчив и довольно молод. Он сидел на корточках, перекинув подол алого плаща через руку, чтобы совсем не извалялся в земле.

— Месье гвардеец кардинала? — с улыбкой спросил я.

— Вот же пройдоха, воротишь нос от земляков, — хрипло рассмеялся мужчина. — Почему ты не скажешь «месье брат гасконец, как я рад тебя видеть»⁈

— Я никого не рад видеть, когда связан, — попытался я пожать плечами. Вышло скверно. — Такая у меня странная особенность характера.

— Вы знакомы? — спросила Миледи. Я попытался вспомнить. Поскольку мужчина скрывался где-то в закоулках памяти Шарля Ожье де Батса, никаких приступов головной боли не последовало. Я несколько секунд пытался выловить знакомый образ, а потом сказал:

— Франсуа! Черт тебя дери, де Монлезен! А я и не знал, что ты стал гвардейцем кардинала!

— Нет больше гвардейцев кардинала, Шарль, — сжал губы гасконец.

Я — в смысле, я уже после попадания в тело д’Артаньяна — видел его впервые в жизни. Однако Шарль знал его с детства, и вроде как дружил. Впрочем, в Гаскони твоим другом будет каждый, кого ты успел узнать в драке. Не важно, бились ли вы плечом к плечу или друг с другом.

— Можешь объяснить, какого чёрта мы связаны, Франсуа?

Мужчина в тёмно-сером плаще, что стоял за его спиной, грустно усмехнулся. Его лицо я тоже видел, причем, уже после того, как занял это тело. Мы не были знакомы лично, но он был среди мушкетёров, что пришли с де Тревилем под Аррас. Вновь мне пришлось обратиться к глубинам памяти моего тела. Не без труда, но я вспомнил имя этого человека.

— Дез Эссар? — фамилия показалась мне знакомой. Кажется, этот персонаж был и в книге Дюма. На свою беду, советский фильм я помнил раз в пять лучше книги, так что не мог сообразить, что это за человек. Я даже не знал, друг он мне или враг.

— А вас он помнит, мой друг, — хмыкнул Франсуа де Монлезен.

— Ещё бы, щенок украл у нас тогда победу, — рассмеялся дез Эссар. Я определённо не был «щенком», так что кровь д’Артаньяна вновь закипела и я не смог удержаться от ругани:

— Развяжи меня, дез Эссар, и я покажу тебе, кто тут щенок! Так тебя отделаю, что до самой Пикардии на четвереньках проползёшь.

Понятия не имею, причем тут Пикардия. Просто само пришло на ум. Но дез Эссар не обиделся. Вместе с де Монлезеном они рассмеялись. Стоящие рядом гвардейцы тоже заулыбались. От смеха дез Эссара даже проснулся Анри д’Арамитц. Я заметил, как он на мгновение приоткрыл глаза. Но увидев не самую удачную обстановку вокруг, видимо, решил вновь притвориться спящим.

— Вопрос остаётся прежним, месье, — улыбнулся я, пытаясь хоть как-то ослабить путы. Выходило скверно.

— Всё просто, Шарль, — пожал плечами Франсуа. — Мы верны нашему покойному хозяину. А значит, теперь мы враги.

— Да вы с ума посходили! — не выдержал я. — Мы выполняем поручение Его Величества. Тащите нас в Париж, если хотите. Там и разберёмся.

— Мир полон лжи, — сказал дез Эссар. — Никому больше нельзя верить. Но у нас есть последние распоряжения Его Преосвященства.

— Последним распоряжением Красного, чтобы вас черти драли, было помогать во всём Людовику! А не пленять его верных слуг, Боже! — я начинал выходить из себя. — Ну, давайте, кто вас сюда послал? Де Бофор из Бастилии? Может быть Конде?

Анри д’Арамитц умудрился открыть один глаз, грозно им сверкнуть в мою сторону, и тут же его закрыть. Такого талантливого немого «Заткнись!» я ещё в своей жизни не видал.

— Да причём тут они! — вскрикнул Франсуа де Монлезен. — Ришелье оставил нам своё завещание?

— Что? Нет же, — я покачал головой. — Его завещание было передано Его Величеству.

— Записки об управлении страной, не имеют никакого отношения к его последней воле, — вздохнул дез Эссар. — Я точно знаю его почерк, Шарль, я принимал от него приказы, после того, как покинул мушкетёрскую службу.

— Вздор! Если даже Красный и оставил секретное завещание, оно должно было быть у Рошфора! — закричал я, окончательно тем самым разбудив мушкетёров.

Де Порто открыл глаза и только и смог, что выдохнуть:

— Да Б… Боже ты мой.

Арман д’Атос был более красноречив. Оглядев собравшихся вокруг нас бывших гвардейцев, он сказал:

— Анри, просыпайся! Нас не смогли убить ни гугеноты, ни пуритане. А честные католики прикончат. Как тебе такое доказательство Истинности Учения?

— Я надеюсь, ты попадёшь в Ад, — не открывая глаз, ответил д’Арамитц.

Арман только посмеялся. Бывшие гвардейцы тоже порадовались его шутке, и атмосфера стала немного более дружелюбной.

— Хватит ходить вокруг да около, — сказал я, уже серьёзно. — Выкладывайте, что вам от нас нужно и какого дьявола Красный вам там оставил.