Ломоносов Бронзового века (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович

— Ай, хороша вишнёвка! — причмокнул губами один из вождей озёрных родичей. — Сладкая, пьянящая, никогда такой раньше не пробовал.

Ну, ещё бы! Рецепт из будущего, как-никак. Нет, сам я «этим делом» не увлекался, но ещё в 90-епоневоле пришлось решать проблему «как нормально проставиться гостям, не ударяя сильно по бюджету». С едой было понятно — различные дары огорода и рыбка, которую регулярно подкидывали мне рыбаки из числа бывших учеников. Опять же компотики, морсики… А для хмельного я делал почти как сейчас, — получал крахмал из картошки, подвергал его гидролизу, и ставил бражку.

Чуть позже это стало искусством, в Сети постоянно шли битвы сторонников «дистилляции» с адептами ректификационных колонок. Я же фанатом не был, получал практически чистый раствор этанола и отдавал жене, а уж она готовила всякие наливки и настойки. Сейчас кое-что припомнилось.

Вишнёвку-то здесь готовят много поколений. Как появилась вишня, так и начали делать. Правда, различные ветви родичей порой спорят, когда это произошло впервые и в каком роду, но срок явно исчисляется веками. Даже здесь устоявшийся рецепт не сильно отличался от нашего. Вишню тщательно, удаляли косточки, заливали чистой водой, некоторые добавляли толику мёда за неимением сахара и ставили в тепло бродить. Напиток всё равно получался слабеньким и кисловатым. Ну не хватало здешней вишне собственной сладости, чтобы нормальный градус, а сахара не было.

Это дело я исправил. Взял уже готовую наливку, добавил глюкозы и воды, после чего запустил повторное брожение. Если б их напиток был крепким, такого не получилось бы, спирт в определённой концентрации тормозит брожение. А тут вполне себе удалось.

Едва появилась пенка, я добавил самую чистую из фракций самогона, чтобы остановить брожение, и оставил настаиваться. Ну да, я, как каждый порядочный «попаданец», давно имел свой самогонный аппарат. Обычная химическая посуда, ничего сложного. Тормозило то, что делать пришлось из керамики и самому.

Действовал, как положено, «головы» и «хвосты» отбрасывал, а продукт разбавил вдвое и перегнал повторно. Не скажу, что получился нектар, но пить можно было без отвращения. А теперь, когда привкус сивушных масел замаскировали вишня и сахар, так и вовсе.

«Вишнёвочка» получилась, что надо — около 20% крепости, умеренно сладенькая, кисленькая, ароматная… местные с ума сходили. А ведь я со своим дядей ещё и рецептиком кагора поделился, чтобы окончательно помириться. Вот это будет бомба, когда у него получится!

Я мечтательно зажмурился. Нет, не потому, что так уж скучал без выпивки. Просто элитная выпивка — вполне себе неплохой товар, да и как подарок хороша.

Да и дядька оказался хорошим мужиком. И как человек, и как сварщик. Даже сам просёк, что с моим аппаратом можно накрепко соединять стальные детали, причем лучше и быстрее, чем кузнечной сваркой. И потихоньку начал набивать руку

Так, гости начинают расходиться, похоже пьянка в честь «самой длинной ночи в году» переходит в стадию стратегического совещания.

— Новости только добрые! — порадовал дед узкий круг приглашённых. — Наш царь Михран, велевший называть себя Митренесом, твёрдо взял власть в старой столице[1] и рассылает из Вана вестников и доверенных лиц в другие города. Нашей родне твёрдо обещали, что через месяц-другой в Эрибуни появится гарнизон, достаточный для обеспечения безопасности.

— Понимают царь и его советники, что оружия сейчас много потребуется, вот и бережёт мастеров железного дела! — усмехнулся староста. — Только нам что с того?

— Городские родичи смогут сюда бойцов прислать. Да и владыке грамоту послали, дескать, лучшее железо в Хураздане, делают теперь его много и хорошее… Не забыли несколько лучших клинков из новых приложить, чтобы военачальники могли сами убедиться. И просили выделить небольшой гарнизон и сюда. Все шансы есть, что войско подойдёт как раз к началу весны. В крайнем случае — отобьёмся. А при небольшой удаче не станут колхи и нападать.

— Это было бы добро. Сейчас каждая пара рук на счету, не хотелось бы терять.

— А прокормим ли воинов? — вдруг всполошился глава «яблочной» деревни.

— Прокормим! — усмехнулся Гайк. — Тут спасибо предкам, надоумили Русу разным умениям, так соль в его руках теперь тает, как град в летнюю жару. Так что закупали много, с запасом. А много соли — много и засолили. Опять же колхи корневища от сгоревшего камыша теперь добывают, не жалея. А нам от этого только хорошо — и уксуса много готовим, и хмельное ставим, и свиней есть чем откармливать.

Это да, свинарник мы начали расширять. И корневищ сушёных на складе уйма скопилась, не успеваем молоть. Гайк говорит, что новую мельничку только месяца через два-три поставят, не раньше, трудности какие-то с жерновами.

— Опять же. По весне ячменя добро закупили, пшенички и гороха. Да и репа добро уродила! — поддержал тему староста.

При упоминании пшеницы я невольно поморщился. По моему мнению, не дотягивало то, что здесь выращивали[2] и пускали на лаваш, этого гордого имени. Скорее уж «полба» какая-то, которой пушкинского Балду кормили. Шелуха у неё жёсткая, плотно прилегает к зерну, поэтому лепешка получалась с «отрубями», мука долго не хранится, прогоркает, да и урожайность… Как они вообще ухитрялись выживать при урожаях сам-друг, в лучшем случае сам-три[3]? Потому-то, наверное, и ячмень любили, что у него и вкус лучше, и урожайность выше. А вот горох — это тема! В вылощенном и высушенном состоянии хранится до десяти лет, потому играет здесь роль стратегического запаса на случай голода. Родичи и сами его выращивали и запасали, а когда разбогатели, начали и у соседей прикупать. Всё те не продадут, самим нужно, но небольшую часть — охотно.

— Вас послушать, так и проблем никаких! — хмыкнул Долинный.

— Не то, чтобы никаких, но… вожди соседних колхов ясно сказали, что нас не винят. И продолжают торговать с нами. Просили, правда, побыстрее жетоны погасить и впредь рассчитываться только клинками, но оно и понятно в таких обстоятельствах. Вот озёрным, тем да, мстить будут, иначе их собственные люди не поймут.

— Да сколько раз уже говорено, не мы это! — вскинулся Озёрный. — Не мы! Мало ли кому могло захотеться нас с колхами поссорить⁈

— Вы или не вы, но винят они именно вас. Когда дотянутся — отомстят.

— Руки коротки! — злорадно усмехнулся тот. Все три крепости, что дороги от них к нам прикрывают, мы обновили, добавили гарнизон и дротиков. А зимой, сам знаешь, мимо крепости не пройти. Разве что одиночкам, но и тем опасно. Левон, подтверди!

Начальник местной обороны берега важно кивнул.

— Зимой мало кто рискнёт. А если и найдутся сорви-головы, половина не дойдёт.

— Во-от! А мы еще охотников с собаками пустили, если след чужака увидят, сразу тревогу поднимут. Не-ет, им нас до весны не достать…

Савлак Мгели[4] сколько себя помнил, всегда хотел стать воином. Судьба крестьянина, возделывающего землю, пастуха или даже торговца его никогда не прельщала. Отец не стал спорить с судьбой, тем более, что и сам повоевал немало, и направил боевитого отрока в столицу к старому боевому товарищу. Куда только не заносила потом изменчивая судьба юного колха — успел побыть и городским стражником, и царским воином, повоевал на море, потом прибился к греческим «пиратам»… Постепенно вокруг него собрался небольшой отряд соратников, а в начале осени дошла весть от сестры, что вождь их деревни собирает настоящих воинов. Соседи, дескать, неприлично разжирели, пора их «пощипать».

Бывалый вояка лёгок на подъём, а тут сулили богатую добычу. А в крайнем случае — родные места навестит, ведь его родная деревня была всего в половине дня пути от деревни на берегу реки Хураздан, куда сестру замуж выдали.

Опытный командир и знаток набегов, Савлак не стал спешить, привёл отряд к самому концу сбора урожая. Всё равно раньше эти крестьяне в набег не пойдут, а вот припрячь их к работам — это запросто. И не откажешь ведь, если тебя хозяева кормят, а ты вынужден быть вежливым. А так всё хорошо. Живёшь на всем готовом, потихоньку ухлестываешь за вдовушками и учишь местных олухов, что это такое — быть настоящим воином. А тебе за это — сплошной поёт и уважение.