Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

— О чем поспрошать? — живо заинтересовался дед Живун.

— А вот это уже не твое дело. Неча свой нос совать, куда не просят! Признавайся, где кузнец, не морочь мне голову!

Говорил воевода строго, такой тон у любого отобьет охоту спорить или же уходить от вопроса шутейными фразами. Вот и дед Живун сразу почуял серьезность ситуации.

— Ну так ведь… — начал он. И вдруг смолк, замер, поднеся корку хлеба к самому лицу. Взгляд его был направлен куда-то нам за спины, и мы все трое одновременно развернулись.

Я увидел только, как в ворота амбара кто-то очень быстро юркнул — только спину его и успел заметить, да лапти огромного размера. Кушак долго не размышлял, сразу же кинулся следом, а за ним, переглянувшись, и мы с воеводой.

Впрочем, толку от того, что Кушак выскочил за беглецом первым, было немного. Был он грузным и не особо проворным. В открытом бою сбить его с ног было бы непросто, и выстоять под его ударами смог бы разве что вовкулак, а вот в погоню я бы его отправлять не стал. А потому, ткнувшись ему в спину у самых ворот, оттолкнул в сторону, увидел в конце площади убегающего со всех ног кузнеца и кинулся следом за ним.

Я знал, что догоню его. Видно было, что человек этот достаточно крупный, но был он коротконогий, и бегал ничуть не лучше Кушака. На площади я его догнать не успел, но, когда он свернул на примыкающую улочку, я в конце концов настиг его и пнул по ногам, одновременно с этим с силой толкнув в спину. Кузнец пролетел несколько шагов вперед, рухнул на землю и кубарем прокатился еще пару саженей.

Я подскочил к нему, схватил за плечо и рывком перевернул на спину. Кузнец испуганно закрылся руками, думая, наверное, что я собираюсь его бить. У меня, впрочем, таких намерений не было и в помине.

— Эй, кузнец! — тяжело дыша, сказал я. — Ты чего убегаешь, как ошпаренный? Думаешь, у меня других дел нет, кроме как с тобой в догонялки играть?

— Да испужался я, — тоже тяжело дыша признался кузнец. — Чего это ты меня разыскивать взялся? Чего тебе от меня нужно?

— Поговорить надобно! — резко сказал я.

— Ну так говори, коли надобно…

Тут к нам подбежали наконец и воевода с Кушаком. Кузнец их признал, но по нему не видно было, чтобы он им сильно обрадовался. И вообще, вид него был какой-то поникший. Серый у него был вид, скорбный какой-то. Ну, а чего тут удивляться: дочь родную не так давно схоронил!

Было кузнецу уже изрядно за сорок, и хотя телом он был крепок еще, но лицом совсем иссох. По впалым щекам шли сверху вниз длинные морщины, теряясь в куцей бороде.

— Утречко доброе, Сваржич, — подойдя, сказал воевода и протянул кузнецу руку.

Тот взялся за нее и поднялся с земли. Искоса глянул на Кушака и поклонился нам всем троим.

— Ну что, кузнец, — сказал я, — в амбар вернемся, или же здесь поговорим, чтобы не слышал никто?

— Уж давай лучше здеся, — сказал Сваржич. — Что за вопрос у тебя такой срочный, что рано по утру человека пришлось беспокоить?

— А ты сам не догадываешься? — хмуро спросил Добруня.

— Есть у меня мысли разные, но не чаю какие из них верные, а какие нет, — признался кузнец. — Так что лучше будет, если вы сами спрашивать будете, а уж я отвечу, чего знаю.

Тут к нему шагнул Кушак, и уже набрал к грудь воздуха, чтобы чего-то спросить, но я остановил его, подняв руку, и сказал:

— Сегодня ночью, Сваржич, мы все втроем, и с нами были еще Беляк, чародей призрачный да сестрица моя Настя, ночевали в Соломянке…

Я обратил внимание, как после этих слов кузнец побледнел. Только что он был серым, а тут вдруг стал пепельным, а на шее красные пятна проступили.

— А чего ж вы там делали? — пробормотал он, отводя взгляд. — Всем известно, что в ночь на седмицу в Соломянке лучше не появляться, потому как туда вовкулак приходит… Только тот, кому жизнь не мила, в ночь на седмицу там ночевать останется!

Я нарочито весело рассеялся и хлопнул кузнеца по плечу, отчего тот вздрогнул. Но не хлопок мой был тому причиной — не такой уж он вышел и тяжелый, — а само мое прикосновение. Словно рука моя была раскалена, и обожгла тело кузнеца прямо через грубую холщовую рубаху.

— А нам не страшно, Сваржич, не страшно! — воскликнул я. — Или ты думаешь, что четверо богатырей и маг, в битве убиенный, испугаются какого-то там вовкулака? Ты думаешь, они в доброй драке одолеть его не смогут, и не изрубят на куски мечами своими, «на бритву» заточенными?

Кузнец пошатнулся. Взгляд его замутился, и мне показалось, что он сейчас упадет, и потому придержал его за руку. Возможно, именно поэтому кузнец и не упал, а в следующее мгновение пришел в себя, испуганно глянул на нас по очереди и едва слышно пролепетал:

— Что… Что вы сделали? Убили?

— А ты не рад? — спросил воевода. — Все жители Соломянки уже давно меня просили раз и навсегда решить этот вопрос, да все руки не доходили. То с разбойниками разбирался, то дружину для Истислава собирал. Но монеты, чтобы заплатить охотнику за нечистью, в Соломянке так и не нашлось, и потому мне все-таки пришлось самому за это взяться. Мне да помощникам моим, Кушаку с Беляком. Они добрые витязи, немало врагов на своем веку извели. Разбойнички местные их жуть как боятся! Чего им стоит какого-то мерзкого вовкулака в куски изрубить? Тем более, что у них приманка хорошая оказалась: девица проезжая вызвалась в старостином доме посидеть, чтобы вовкулак на ее дух пожаловал… И он пришел, Сваржич, пришел!

Воевода изобразил небывалую радость, а чтобы добавить эмоция градуса, вытащил из ножен меч и потряс им прямо у кузнеца перед носом.

— Убили мы того вовкулака, — сказал я жестко, не отводя взгляда от лица Сваржича. — Он хотел сестрицу мою утащить с собой, даже крышу в старостином доме проломил, но мы его догнали, лапы поотрубали, а потом и головенку — тюк, и с плеч долой! Груда мяса от вовкулака только и осталась.

Кузнец стал похож на гипсовую статую — такой же неподвижный и белый, как первый снег. А потом губы его мелко затряслись, щеки дрогнули, и я увидел, как из одного глаза выкатилась мелкая слезинка и покатилась прямо по морщине.

— Убили… — прошептал он. — Убили…

— А может и не убили вовсе! — заявил я. — Не похож он был на убитого, верно, Добруня Васильевич⁈

— И то верно, — согласился воевода. — Может и не убили.

— Вот и я сомневаюсь, — сказал Кушак, хотя он и сам мало что понимал из нашего разговора. Не смекнул он пока в чем тут дело. Мечом и булавой он здорово размахивал, и из лука стрелял наверняка метко, но распутывать преступные замыслы обучен не был.

А Сваржич мелко затряс головой. Глянул на нас с надеждой.

— Как же так-то, люди добрые? — голос его стал сиплым и каким-то суетливым. — Как же так? Неужто вы и сами не знаете, убили вы того вовкулака или нет? А может убили, но не насмерть? Может он сейчас раненый где лежит⁈

Глаза его выпучились и смотрели на меня с разгорающейся надеждой. И теперь я уже совершенно точно знал, что догадка моя оказалась верна.

Я пятерней взял кузнеца за затылок и коротко встряхнул.

— Есть у меня большие сомнения, Сваржич! — я кулаком стукнул себя по груди. — Засели вот тут и покоя мне не дают…

— Это ж какие у тебя сомнения, княже? — услужливо спросил кузнец.

— Сдается мне, что это и не вовкулак был вовсе. Рогатых вовкулаков пока никто не видывал, да и не кричат они, словно дети малые. Так кричать может только другая нечисть.

— Это какая же? — Сваржич напрягся.

А я еще крепче сжал его затылок и притянул его к себе, почти уткнулся лбом в лоб.

— Так кричит… шмыга, — сказал я. — Тебе известно, кто такая шмыга, Сваржич?

Кузнец не ответил. Только помотал головой и сжался весь, сразу став каким-то маленьким, щуплым.

— А знаешь ли ты, Сваржич, чем шмыга отличается от вовкулака?

И снова он испуганно замотал головой.

— Врешь ты мне, Сваржич! Все ты знаешь и все ведаешь, только признаться боишься. Потому как пришлось тебе скотину у соседей воровать, чтобы ее печенкой дочку свою больную, Марьицу, кормить… Верно я говорю? А, Сваржич?