Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

И я снова его встряхнул. А кузнец… вдруг заплакал! Сначала только плечи его затряслись, мелко-мелко так, в лихорадке будто, а потом и челюсть задрожала, из глаз слезы ручьем потекли, а изо рта вырвались отрывистые всхлипы.

Тогда я отпустил его и ободряюще похлопал по спине.

— Ну-ну, кузнец, ты нюни-то не распускай! И не держи в себе тайну-то свою. Не ровен час, сожрет она тебя изнутри, и даже видения бесплотного от тебя не останется, а только злоба да страх… Рассказывай, а мы послушаем!

— Да с чего начать-то? — всхлипнув, спросил Сваржич.

— А ты начни так: «Дочь моя, Марьица, всегда была здоровенькой и крепкой, да вот однажды она заболела…» — посоветовал я.

Глава 19

О чем рассказал кузнец поутру в Лисьем Носу

Марьица и впрямь всегда была здоровенькой и крепкой. Веселой такой девицей. Парни на нее засматривались, но кузнец их близко к дочери не подпускал. Жену свою он схоронил рано, и сам долго еще потом бирюком жил, только о Марьице и заботился.

Снова женился Сваржич только годков через семь, когда Марьица уже в девицу превращаться начала. Потому и женился, наверное, что не знал как с девицами расцветающими обходиться следует, и даже подсказать ей ничего толкового не мог. Так что тайную мысль он преследовал, что жена новая поможет Марьице в этом. А может и вовсе подружкой для нее станет, потому как и не особо старше была жена новая, всего-то на восемь годков. А что такое восемь годков? Тьфу — пустяк сущий!

Но тут Сваржич просчитался. Жена его новая, Аграфена, подружкой для Марьицы не стала, и ссориться они начли с самого первого дня. Все не нравилось Аграфене в Марьице — и смех ее, и нрав свободолюбивый, и красота, которая заставляла вздыхать всех парней в Соломянке.

Очень часто бранила Аграфена Марьицу. И даже полотенцем, бывало, стегала, но это Сваржич сразу же пресек — даже кулаком по столу стукнул. Понимал он, что стоит только в малом попустительство дать, как оно разрастаться начнет, а вслед за полотенцем и скалка с ухватом в ход пойдут.

После вмешательства кузнеца Аграфена с Марьицей в открытую ссориться перестали, чтобы Сваржича не злить почем зря, и только поддевали друг друга от случая к случаю. Марьица же расцветала с каждым днем, становилась все краше и краше. Сваржич уже было решил, что скоро найдет для дочери жениха подходящего и замуж ее отдаст, и уж тогда в его доме наступит лад да мир. Понимал он, что две хозяйки в одном доме не смогут ужиться, а тем более, если это мачеха с падчерицей. А замужество Марьицы все решит само собой.

И даже жениха подходящего Сваржич приглядел, да тут беда с Марьицей случилась — заболела она. Сначала-то и не поняли ничего — просто невеселая несколько дней ходила девка, не смеялась и не болтала. Даже Аграфена заподозрила неладное и стала расспрашивать Марьицу: все ли с ней в порядке, почему невеселая такая, почему с девками другими по вечерам гулять не бегает? Даже лоб у нее губами трогала — проверяла нет ли жара.

Но жара не было. Однако Марьица начала быстро худеть, со двора уже почти и не выходила, только если до колодца. А однажды шла с коромыслом, на котором два ведра полные висели, в калитку вошла, да так у самого крыльца и упала вместе с ведрами. Всю воду разлила, сама с ног до головы облилась.

Вот тогда-то и понял Сваржич, что дело плохо. С того самого дня Марьица даже из дома выйти уже не могла, на свежем воздухе у нее голова кружилась и падала бы она наземь, если бы Сваржич ее не придерживал. Все больше лежала теперь Марьица, почти ничего не ела и очень мало пила. Румянец задорный исчез, а кожа стала белая, местами даже прозрачная, и сквозь нее стали видны синие жилки.

Тогда кузнец ведунью в дом привел, и какие деньги были, все ей отдал, лишь бы она Марьицу на ноги поставила. Свияра ее звали в Соломянке. Ведунья пошептала над Марьицей какие-то сложные заклятья, велела кормить девку свежей печенью, лишь слегка для вкуса с луком тушеной, да поить соком из ягоды. Деньги взяла и ушла.

Рецепт Свияры был, может быть, и полезный, да только где бедному кузнецу печень свежую достать? Пришлось козу заколоть. Но сколько там печени в той козе? А впрок сильно не запасешься, ведь лето на дворе.

А Марьице становилось все хуже. Поначалу вроде бы и замаячила надежда — заприметила Аграфена румянец на щеках у падчерицы, но кормить ее больше было нечем, и Марьица вновь захирела.

И тогда Сваржич решился на то, о чем раньше и помыслить даже не мог. Особо темной ночью прокрался он соседям в хлев, перерезал овечке глотку и выволок ее за ограду. И уже там вырезал ей печень. А чтобы никто не догадался, что это человеческих рук дело, он изрезал всю овечку на куски разные, разбросал их повсюду, а внутренности по ветвям развешал, как это обычно вовкулаки делают.

Вот так и пошла молва о том, что в лесу рядом с Соломянкой поселился вовкулак. А Марьице порой становилось чуть лучше, и тогда Сваржич воодушевлялся, веселел, даже шутить пытался. Но облегчение к Марьице приходило ненадолго, и она вновь хирела пуще прежнего, а Сваржич опять отправлялся на поиски свежей печени.

В скором времени слухи о вовкулаке дошли до самого Лисьего Носа, сам воевода ими заинтересовался. Да тут горе случилось — померла Марьица, одолела ее болезнь. Высохла вся, в тростинку превратилась. Похоронили ее, а тут и воевода Добруня Васильевич из Лисьего носа нагрянул с расследованием. Ходил повсюду, в каждый дом заглянул, все расспрашивал да выведывал — в общем, следствие наводил.

Отплакал свое Сваржич, да и замкнулся в себе, вообще со двора ни на шаг не ходил. В кузне только своей с утра до вечера железяками бренчал. И вот как-то под вечер заглянул к нему в кузню сосед его Тугоух. Сваржич сразу заподозрил неладное, как только глянул на него. Но было ему все равно, что скажет пахарь, потому как после похорон драгоценной своей Марьицы ему вообще стало на все плевать.

— Чего тебе надобно? — грубовато спросил Сваржич, крутя щипцами в горне заготовку для подковы. — Выкладывай и убирайся отколь пришел.

Тугоух то ли не расслышал столь грубого обращения, то ли просто решил не заострять. Почесав затылок, он сказал:

— Я вот что пришел к тебе, Сваржич… Все, конечно, сочувствуют твоему горю, и Марьицу всем очень жалко. Уж больно ладная девка была. Да только сказать я хочу, что знаю: это ты скотину в Соломянке воровал. И овечку мою тоже ты зарезал…

Сказав это, он со вниманием уставился на Сваржича, наблюдая за его реакцией. Но тот невозмутимо уложил раскаленную до красна подкову на наковальню и принялся долбить по ней молотом: бах, тук-тук… бах, тук-тук… На Тугоуха он даже не смотрел.

— Тебя мой сынок заприметил, Тимошка, — продолжил тогда Тугоух. — Говорит, что ты овцу потрошил и плакал при этом. И понял я тогда, что не для себя ты эту овечку украл, а чтобы Марьицу свою выходить. Наказал я Тимошке, чтобы он об этом никому не говорил, а на следующий день сам же слух и пустил, что это вовкулак ко мне в хлев забрался. А потом и другие этот слух подхватили. Да ты и сам старался, чтобы все это на дело когтей вовкулака было похоже. Мясо себе и не брал даже, только печенку и уносил.

Тут кузнец впервые глянул на гостя из-под лохматых чуть подгорелых бровей. Слегка заинтересовано так: мол, говори уже скорее зачем пожаловал. И Тугоух, похоже, его понял.

— Так вот, я чего пришел, — спохватился он. — Ты не беспокойся, Сваржич, и живи дальше спокойно. Я понимаю, что нужда тебя заставила скотину по соседям воровать, а не жадность… Но это не должно больше повторяться, Сваржич! Ты слышишь меня⁈ Если еще хоть одна скотина в Соломянке пропадет, то я сразу же обо всем и расскажу честному люду. А Тимошка мои слова подтвердит. Да и ты сам отнекиваться не станешь, не в твоем это нраве!

Пахарь еще постоял рядом с кузнецом, посмотрел, как тот постепенно из кривой заготовки самую настоящую подкову делает, но никого ответа от него так и не дождался. Ушел восвояси.

И той же ночью, — а дело было на седмицу — услышал у себя во дворе Сваржич какой-то непонятный шум. Волнительно ему стало: а вдруг как воры к нему пожаловали? Может кроме Тугоуха еще кто-то из жителей Соломянки прознал, что это он скотину у людей уводил, да отыграться на нем решил? Во только скотины у него не осталось более. Так что же тогда воры забрать у него решили?