Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Естественно, ехать никто никуда не хотел, и тут пришлось импровизировать. Евдору я посулил позаботиться о судьбе его младших сыновей, с Кассандром, наоборот, — раскошелиться на приданое дочери. С Несторидом было сложнее всего, но, как говорится, против лома нет приёма. Когда ни деньги, ни уговоры не сработали, пришлось прибегнуть к банальной угрозе: либо он едет со мной и продолжает с большой выгодой заниматься любимым делом, либо пускается в бега с непредсказуемым исходом, потому что в Пергаме ему жизни уже не будет. Поскольку я после некоторых известных событий приобрёл славу человека, с которым лучше не связываться, Несторид повздыхал-повздыхал и согласился на переезд.

Все долгие месяцы похода эти мастера следовали за моим войском в обозе, и это не какая-то моя прихоть, а необходимость. Техника во все времена, какая бы она ни была, требует обслуживания. Машинам и самолётам нужны механики, а лукам, лошадям и мечам — плотники, кузнецы и кожевники. Все изделия со временем имеют свойство ломаться, стираться и ржаветь! Всему время от времени требуется ремонт, не говоря уже про сражения, когда во множестве ломаются стрелы и мечи, рвётся сбруя и пробиваются панцири.

В общем, мои мастера, уже знакомые с инновациями, наладили в Сузах токарный станок и циркулярку с велосипедным приводом, что позволило в кратчайшие сроки провести все плотницкие работы. К тому же сам принцип был для них не нов, и в создании привода от водяного колеса к мельнице и циркулярке проблем не возникло.

Сейчас, глядя на рабочих и главу всего строительства архитектона Абиссара, я думаю о том, что пока всё идёт неплохо.

«В три месяца построили целое гидротехническое сооружение, — иронично усмехаюсь про себя, — и это только начало! То ли ещё будет!»

Слышу, что крики Абиссара затихли, и это значит, что всё готово к пуску. Ещё пара минут, и вот он уже сам выбрался на поверхность. В заляпанном грязью хитоне, с нервно взъерошенной шевелюрой, он глянул на меня горящими глазами.

— Что скажешь, мой царь? Начинаем⁈

— Давай! — Взмахом руки даю отмашку.

Тут же на том конце канала, где он ответвляется от реки, заскрипели блоки, натянулись канаты, и рабочие начали вытаскивать камни из запорной плотины.

Едва в ней образовалась брешь, как вода рванулась в канал. Бурный поток пронёсся по руслу, одним махом преодолел повышающую уровень преграду и уже более спокойно покатился дальше на выход в реку.

Следя за потоком, я на миг отвлекся, и довольный вскрик Абиссара вернул меня к тому, ради чего всё это было затеяно.

— Крутится, мой царь! Крутится!

Радостное возбуждение захлёстывает моего не в меру эмоционального строителя, что я даже начинаю опасаться, как бы его не хватил удар. Но это всё «лирика», а суровая победная правда в том, что водяное колесо действительно завертелось, приводя в действие вал, насаженный на него шкив и, далее, ременные приводы на шкивы мельницы и лесопилки.

Едва успокоившись, Абиссар уже тянет меня посмотреть на всё вблизи и проверить первый помол. Мне самому интересно взглянуть и на первый помол, и на первое распиленное бревно, так что я охотно соглашаюсь.

— Отчего нет!

Не затягивая, я двинулся по узкой тропинке в сторону лесопилки. Там два цеха: один — собственно лесопилка, а второй — бумажное производство. Последнее интересует меня в первую очередь.

Захожу в каменный амбар с невысокой плоской крышей. Здесь темновато, особенно после яркого дневного света. Привыкнув, различаю два чана, в которых несколько рабочих размельчают замоченные опилки.

Буквально тут же из соседнего помещения выскакивает полуголый тощий мужичонка в одной набедренной повязке и сразу бухается на колени.

Абиссар из-за спины даёт пояснение.

— Это Тарик — старший в бумажном цеху.

Увидев, как начальник уткнулся лбом в пол, рабочие тоже побросали все дела и встали на колени.

У меня на все эти царские церемонии нет времени, и я бросаю несколько раздражённо:

— Все, поднимайтесь и продолжайте работать! А ты, Тарик, давай показывай, как у тебя тут всё устроено.

Тот встал, одним движением отряхнул колени и, всё ещё настороженно косясь на меня, повёл нас по цеху.

— Всё сделали согласно трактату, что дал нам господин Абиссар, — сказав, Тарик не преминул поклониться в сторону начальника, а затем ткнул в стоящие у стены чаны. — Здесь измельчаем опилки, что берем с соседней лесопилки. Дальше…

Он повёл нас во двор, где на двух кострах булькал чан с мутновато-белой жижей.

— Тут варим опилки до однородной массы, — он опять подобострастно скосился на Абиссара. — Как указывал уважаемый господин архитектон, варим день и ночь без остановки.

Потом мы перешли к формовочной сетке, сушилке и прессу, где Тарик показал мне довольно грубый желтоватый лист, больше похожий на некачественный пористый картон.

Осмотрев его, я подумал:

«Лиха беда начало! Зато папирус возить из-за тридевяти земель не надо!»

Пока я разглядываю лист первой в истории человечества бумаги, Абиссар не сводит с меня вопросительно-заинтересованного взгляда. Мол, ну как, что скажешь?

Решаю не расстраивать своего мастера и, похлопав его по плечу, изображаю довольное выражение лица.

— Молодец, хорошо получилось!

Абиссар расплывается в счастливой улыбке, а вслед за ним — и все его мастера и рабочие.

«Ну и хорошо! — думаю я, глядя на них. — Бумага, конечно, гавно, но разве в этом дело!»

Глядя на них в этот момент, я думаю о том, что такой человек, как Абиссар, для меня бесценен. Я ему всё расписал лишь в общих чертах и в набросках, а он, молодчага, претворил все мои «фантазии» в жизнь. То, что качество неважное, — не беда; потыкаются-потыкаются и сами придут к пониманию, как и что надо делать.

Перед тем как уйти, подзываю Тарика и, показав на кипящий чан, даю совет:

— Ты в эту массу мела добавь или извести, чтобы бумагу отбелить.

Тот слушает меня, замерев как истукан, но в конце всё же бросает вопросительный взгляд на Абиссара, мол, делать или нет?

Абиссар же, не замечая, что я уже повернулся к нему, пучит на него зверские глаза со смыслом — ты что, идиот, тебе царь говорит!

Усмехнувшись, киваю ему — пошли дальше, — и разворачиваюсь на выход.

Следующей после лесопилки я собираюсь осмотреть мельницу и сразу из ворот сворачиваю к ней. Абиссар довольно семенит за мной, не переставая о чём-то рассказывать. Охрана с Энеем и Аретой отстала на пару шагов.

Подхожу к дверному проёму неказистого строения с круглой крышей, и тут неугомонный строитель с криком: «Мой царь, я тебе сейчас покажу, как мы тут всё устроили!» — успевает проскользнуть в тёмную арку первым.

Почти сразу же раздаётся сдавленный крик, и я даже не успеваю понять, что произошло. По инерции двигаюсь в темноту, но тут жёсткая рука Энея стопором впивается в моё плечо. Буквально в этот же миг вперёд проскакивает юркая фигура Ареты, а за ней и припоздавшие охранники.

Обернувшись, взглядом благодарю грека, но убираю руку с плеча. Затем вытаскиваю из ножен меч и твёрдо шагаю в темноту проёма. После яркого солнца ни черта не вижу и ориентируюсь только на слух.

Пара секунд — и я уже различаю контуры помещения. Из множества щелей льются ручейки света, позволяющие мне увидеть моих бойцов и лежащего прямо передо мной человека.

Это Абиссар, и по луже крови, растекающейся под ним, можно сразу сказать, что он мёртв. Всё же нагибаюсь и осматриваю рану. Удар сзади в печень! Прикладываю пальцы к горлу — пульс не прощупывается, что только подтверждает мою уверенность.

В отличие от меня, Эней не обращает внимания на труп и, перешагнув через него, сразу же идёт к телохранителям. Я тоже оставляю тело и следую за ним. Теперь мы все вчетвером смотрим на дырку в земле, ведущую под стену. Большой валун рядом подсказывает, чем именно был замаскирован выход из подземелья. По габаритам это даже тоннелем назвать трудно, скорее звериная нора, сантиметров пятьдесят в диаметре, но очевидно, что киллер пришёл и ушёл именно этим путём.