Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

В первое мгновение я испытал лишь острое желание нырнуть вниз, в такое надежное нутро бронированной машины! Но ведь тогда фрицы без труда забросят связки на моторное отделение — и «тройка» наверняка сгорит. Достаточно сильные взрывы проломят жалюзи над движком и бензобаком, воспламенят бензин — и пиши пропало… Вообще-то немцы рассчитали все очень грамотно, пропустили машину мимо себя — готовясь поразить ее в самую уязвимую точку. Возможно, вид германской «тройки» сперва и сбил их с толку — но намалеванные по бортам и с кормы башни красные звезды все расставили на свои места… А может, никакие они и не идейные. Просто увидели, что экипаж «тройки» расстреливает камрадов — и решились продать свои жизни подороже, заодно отомстив за сослуживцев.

Немцы не могли учесть лишь того, что я высунусь из башни — и единственный из всего экипажа замечу противника.

Все эти мысли стремительно пролетели в голове в одно краткое мгновение — и я вдруг отчетливо понял, что теперь все зависит только от меня…

— Аким, газу! Срочно!

Я нажал на спуск, не успев еще толком развернуть турель. Но все же ударившая вблизи очередь заставила отшатнуться одного из гранатометчиков — и тотчас хлопнул выстрел карабина… Но стрелок поспешил — а может, прицел ему сбил маневр Чурикова: испугавшись моего крика, мехвод не только ускорился, но и бросил машину влево. Пуля свистнула рядом и ушла в молоко, а я поймал на прицел упрямо бегущего к танку фрица — уже размахнувшегося для броска!

Длинная очередь ударила немца в грудь, бросив зольдата на спину. Задрав прицел, я перенес огонь на стрелка — но пули прошли чуть выше его головы, и фриц успел распластаться на земле… После чего рыбкой нырнул в артиллерийский капонир, ловко уйдя от второй очереди.

Взрыв!!!

Гулко ухнула связка, что выронил убитый зольдат; по кормовой броне словно дробью ударили осколки, заставив меня отшатнуться назад. Кроме того, яркая вспышка на мгновение ослепила… Малютин уже принялся разворачивать башню навстречу опасности, но невольно сбил мне прицел — и продрав глаза я понял, что уже не успеваю.

Второй гранатометчик, вовремя прыгнувший наземь перед самым взрывом, теперь вскочил на ноги — и грамотно обежал танк справа. Всего на пару секунд он оказался в мертвой зоне и для моего пулемета, развернутого к корме — и для спаренных с пушкой машиненгеверов, только разворачивающихся в его сторону…

В груди все заледенело, обмерло. Лихорадочно рванув из кобуры табельный ТТ, я увидел, что немец уже замахивается для броска — и все-таки передернул затвор, досылая патрон в ствол. Снять курок с предохранительной задержки — десятая доли секунды… Но пожалуй, именно ее мне и не хватило — отчетливо дымя, гранатная связка полетела в танк.

— Умри, тварь!

Заревев от злости, я нажал на спуск раз, другой и третий; захлопали частые хлопки пистолетных выстрелов… Фриц подбежал к танку метров на десять — и уже второй пулей я достал его, задев руку. А поправив прицел, зарядил еще два «маслины» точно в спину, когда ганс развернулся и попытался бежать… После чего меня с силой швырнуло грудью на край люка — выполняя команду лейтенанта, Чуриков резко бросил танк в сторону.

И одновременно с тем, уже у задних катков грохнул взрыв скатившейся с кормы связки. Отчаянный рывок мехвода в сущности, спас всех нас…

«Тройку» крутануло на месте — взрыв сорвал гусеницу и возможно, повредил катки. Но главное, что машина не загорелась! Правда, в ушах моих противно звенит, а правый глаз густо заливает кровью — зацепивший вскользь бритвенно-острый осколок рассек кожу на лбу.

Ощущая в ногах какую-то ватную слабость, я наконец-то опустился вниз — плюнув на стрелка, укрывшегося в капонире. По склону уже поднимается вверх казачья конница, так что фриц никуда не уйдет; стрельба впереди, кстати, тоже стихла.

Выходит, мы все-таки прорвались — и вроде даже не так это было и сложно… Впрочем, у немцев наверняка есть и тыловая линия обороны, второй эшелон. И еще какие-нибудь резервы…

Тем более, что во второй эшелон враг отвел на пополнение танковые части.

— Филатов, вызывай Акименко, пусть подтягивает к высоте свои «бэтэшки» — и полуторки с зенитными пулеметами. Комбату-три — остаться с десантом на захваченном рубеже траншей, комбату-два — выделить роту для обороны высоты. Можно оставить танки с разбитой ходовой, но исправными пушками. Если такие есть… Остальные машины пойдут в прорыв. Да, и с Дубянским свяжись! Пусть передает в штаб армии, что боевую задачу мы выполнили — и теперь выдвигаемся вперед.

Чуть оклемавшись, я добавил уже чуть громче — и даже несколько торжественно:

— Экипаж! Для меня было честью воевать вместе с вами… Чуриков, с меня медаль, отлично водишь! Лейтенант Малютин — ставлю задачу восстановить машину и возглавить оборону высоты. Я тебе еще сотню казаков выделю… Потом, когда вас сменят, вместе с третьим батальоном догоните бригаду.

— Есть возглавить оборону высоты!

Илья хотел добавить что-то еще, но запнулся; рядом с ним замялся и заряжающий — стесняющийся говорить вперед непосредственного командира. Едва пришедший в себя Чуриков пробубнил благодарное: «Служу трудовому народу»… Но неожиданно для всех слово взял Филатов — чуть сбивчиво, и явно волнуясь попросив:

— Вы, товарищ комбриг, потом возвращайтесь в наш экипаж.

— Естественно вернусь! Ведь во всей бригаде это самый комфортный и просторный танк!

Товарищи дружно засмеялись, а я устало облокотился спиной на броню.

Еще один бой позади… И слава Богу, что он закончился.

Глава 18

…- Прошу к столу, товарищ комбриг!

Широким жестом к расстеленной на траве белой скатерти меня пригласил водитель штабного броневика Ваня Мухин — невысокий и круглолицый, смешливый красноармеец с хитрыми огоньками в глазах. Я мельком взглянул на богатство, крупно нарезанное трофейным германским штык-ножом — и вот где его достал мехвод? Уж точно не в бою — хотя легкий пулеметный броневик для настоящего боя не слишком-то и подходит… По крайней мере, для атаки укрепленных германских траншей — хотя во Львове броневик нас с начштаба крепко выручил.

Теперь, правда, на нем разъезжает сам Дубянский, поправивший здоровье в госпитале — а я получил в свое распоряжение новую машину и новый экипаж, пока Малютин ремонтирует «тройку» в тылу наступающей бригады…

— И где вы только взяли это богатство?

Действительно, богатство: круг аппетитно пахнущей краковской колбаски, разрезанный на четыре части (по числу членов экипажа) сменяют крупные шматы копченого сала и сочный красный перчик; непонятно, где его вообще удалось достать. Разве местные строят себе теплицы в конце 30-х? Ни разу не задумывался над этим вопросом… Еще на покрывале разложены ровные ломти пшеничного хлеба, густо намазанные сливочным маслом — а чуть в стороне в траве притаилась прозрачная бутыль с красного цвета напитком. Не иначе как домашнее вино? Перехватив мой взгляд, мехвод лишь неопределенно пожал плечами:

— Так слабенькое же, товарищ комбриг, словно компотик. А то вон вода из фляжек уже затхлым отдает!

— Ничего, перетерпишь. Вино — вылить, в бутылку набрать воды… Как будет возможность.

Мухин стремительно поскучнел, улыбка мигом исчезла с его лица; додумался же предложить комбригу выпить! Хотя, возможно, кто-то из старших командиров такое предложение оценил бы резко положительно… Но точно не я, противник спиртного на идеологическом уровне. Насмотрелся еще в детстве на бухих русских мужиков, пропивших всякое достоинство и уважение — и потерявших не только человеческий облик, но и саму жизнь… А уж сколько было драк на дискотеках исключительно по синьке окружающих! Уже в зрелые годы прочитал про замечательного священника из Ельца, отца Николая Брянцева — создавшего в городе «общество трезвости» и развернувшего широкомасштабную кампанию против пьянства.

Кроме того, у танкистов на всех боевых выходах царит строгий «сухой» закон — не дай Бог пойти в бой хмельным! Скорость реакции падает, координация движений сбивается — а в поединке с панцерами или ПТО это ж верная смерть… Хоть после боя мужики порой и лечат нервы спиртным — но точно не на марше.