Бродник (СИ) - Старый Денис

— Так поведай и о том, что ты измыслил их убить, — сказал Лепомир.

Складывалось впечатление, что он устал. Бывает такое психологическое состояние, когда и трус вдруг становится отчаянным смельчаком. Будто бы закрывается забрало шлема, и те страхи, которые давили на человека много лет, становятся не видны. В таком состоянии совершается много бед и ошибок. Мой собеседник смирился с тем, что предстоит совершить поступок, а не прятать голову в плечи.

— Расскажи мне о себе! — потребовал я, уже склоняясь к тому, чтобы довериться этому человеку.

Или он гениальный актёр и умеет скрывать свои эмоции, играя сложный характер, или всё же он говорит правду. Это было эмоционально, словно бы на исповеди, или перед психологом. Такие признания, что мужику стыдно рассказывать.

— Я боялся… я струсил… Я смолчал… — вот какие слова то и дело звучали из уст Лепомира.

Я слушал пересказ автобиографии. Быстро понял, что передо мной такой человек, которых на Руси не сыскать. Я не про трусость, я про образованность.

— Вместе с темником Субэдеем я был в Китае. Там постиг немало наук, узнал тайну, за которую другие могут заплатить большую цену… — говорил Лепомир, но я его перебил.

— Не о китайском ли снеге ты говоришь, о порохе? Так секрет этот ведом и мне, — удивил я моего собеседника.

Вот хотел удивить и делаю это. Но пусть заинтересуется мной. Такие умники должны стремится общению с равными по знаниям. А с кем ему говорить? Кто оценит, что он что-то там знает. Я оценю.

— Так отчего же русичи не используют порох? Можно поджигать бочки с ним, и чтобы внутри были камни. И тогда они разлетаются далеко и разят всех, кто рядом стоит. Но никто из тех, кто оказывал сопротивление монголам, китайский снег не использовал, — выказал сомнения Лепомир.

— У тебя с собой есть порох? — поинтересовался я.

— Немного. Два бочонка я всегда вожу с собой. Скорее не для того, чтобы убивать с его помощью, а, чтобы разжечь в любом месте костёр или иметь для примера, чтобы сделать ещё такой же, — признался русич. — Но там есть тайный состав. Его быстро не добыть.

О селитре говорит.

Но по пороху уже не так и плохо, на одну акция может хватить, если я заберу его еще и у Лепомира. Учитывая то, что три бочонка пороха принесли с собой рязанские ратники, да ещё два… Конечно, этого очень мало. И нужно в любом случае наладить производство пороха. Но лучше, чем ничего. И, по крайней мере, если устраивать засаду, то можно сильно удивить своего противника.

— Когда вы уходите и какой дорогой? — так и не признавшись, что именно я хочу сделать, спрашивал я.

— Я начерчу тебе. И сделаю это на таком материале, что ты ещё не видел…

— На бумаге, что ли? — сказал я.

— Да кто ты такой, ратник Ратмир? Отчего, если знаешь многие изобретения китайцев, не воспроизводишь это? Или ты знаешь о том, как производить бумагу, но только с крахмалом? Как то латиняне ладят ее. А после мыши подъедают, — усмехнулся русич.

Да, из истории я знал, что бумага в это время, конечно же, очень дефицитный продукт, но европейцы умеют её делать. Вот только у китайцев был всё-таки секрет, который долгое время был недоступен для Европы. В Китае бумагу делали под напором воды и для скрепления крахмал не использовали.

В Европе же, когда научились делать крахмальную бумагу, то острым вопросом стала её сохранность. Крысы, мыши, насекомые с большим удовольствием поедали это лакомство. Я же собирался делать бумагу из конопли или льна, может быть, ещё добавляя немного крапивы, но только потому, что на первое производство будет не хватать основного материала.

Рассылать листовки по Руси нужно уже по весне, не позже. Можно попробовать подготовиться отразить хотя бы частично ордынский удар следующей зимой. Кампанию нынешней зимы Русь проигрывает вчистую.

— Ни я, ни моя жена не должны пострадать. Потом ты возьмёшь меня в своё общество, наделишь высоким статусом, — это моё условие, если хочешь, чтобы я помог тебе, да не сдал тебя и твоих людей.

— Оставь жену у нас, — даже несколько неожиданно для себя сделал я предложение.

Но быстро в голову постучались многие аргумент в пользу своего предложения.

— Как? Мои охранники, а, скорее, соглядатаи и стражники, сразу догадаются, в чем дело, — развёл руками Лепомир.

Я усмехнулся. Часто интересные мысли при решении, казалось бы, сложнейших задач приходят неожиданно.

— Пригласи свою жену сюда, к нам. А я приглашу как будто бы свою жену, но это будет одна из женщин моего поселения. Я ведь видел в карете за твоей спиной женщину, которая была покрыта с головой в наряд, что и лица не было видно. Пусть переоденутся здесь. И наружу выйдет уже не твоя жена, а спутница, которую тоже я хотел бы сохранить, но…

Я не стал продолжать. Уверен, что этот русич, который собирается уйти с монгольской службы, прекрасно понял, что его жена будет у меня в заложниках. С одной стороны — это так, с другой стороны — ей не грозит опасность при нападении на караван.

— Может, ты и прав, что не хочешь мне доверять. Но тут я согласен попробовать. И не потому, что хочу оставить свою жену у тебя в заложниках, но потому, что не хочу подвергать её никакой опасности. Но и ты должен знать, что я могу быть выгоден тебе, и что убивать меня будет не с руки, — говорил Лепомир.

При этом я сам понимал, что его доводы, чтобы он остался жив, не такие уж и весомые. Если бы только эти доводы не слышал я, знающий ценность знаний.

Как же мне не хватает человека, который хоть в чём-то разбирается из тех новшеств, которые я собираюсь внедрять. Не стоять же мне самостоятельно и не производить каждый лист бумаги, обязательно нужен человек, который будет руководить этим процессом. А ещё порох…

Конечно, наши селитряные ямы вряд ли созреют раньше, чем через год. Но я надеялся хоть немного селитры получить уже осенью, может быть, подогревая сверху селитряные ямы и ускоряя химические процессы в них. Ведь если будет у меня порох к следующей зиме, то можно будет думать о каких-то исключительных сюрпризах для монголов. И уже думать о более масштабном сопротивлении.

А нет… Так нам ораву мужиков кормить нужно, поэтому можно этот перегной пустить на поля, собрав при этом в два, а то и в три раза больший урожай.

— Мы отправимся на запад. Перейдем реку и уйдем. Но я бы не советовал тебе нападать на нас уже завтра. Сделай это тогда, как мы уйдём от главы бродников Тура. Как выглядит моя жена, никто не может знать. Но ты подбери такую, чтобы была чернявой. Волосы жены могли видеть. Я нарисую карту и скажу, куда обязательно мы должны будем зайти через день после того, как выйдем от Тура. Там начинаются уже земли, где могут бродить половцы или венецианцы с генуэзцами. Так что однозначно на твоё поселение думать никто не будет. А у Тура достаточно ратников, пусть они в большинстве и плохо вооружены, чтобы монголы не тратили время и не посылали сюда большую тьму только из-за подозрений, — резонно говорил Лепомир.

Скоро монголы ушли. Я видел то напряжение, которое было у них во время нахождения на нашем поселении. Удивительно, но не пришлось переступать через себя и подкладывать хоть какую женщину под ордынцев, даже из тех, которые были готовы сделать это.

Этот запрет был дан русичем, что только добавило во мне уверенности, что он настроен решительно и против зла, за добро. И, наверное, да — единственная возможность сохранить ему жену и быть рядом с ней — это оставаться ей у нас. При этом она обязательно должна знать, что мы не прихвостни ордынцев, даже если притворяемся таковыми.

— Андрей, верно, что не стал входить в поселение, пока тут были ордынцы, — начинал я Военный Совет сразу после того, как гости ушли, и ещё не успели далеко удалиться их спины, как в город стали входить остальные рязанские ратники, прибывшие с Островного.

— Теперь я осознал твою задумку, голова Ратмир. С божьей помощью сделаем то, что должно, — отвечал Андрей.

Он впервые и однозначно назвал меня головой, причём, на Военном Совете, где собралось более десяти человек. Из них было девять мужчин и одна женщина.