Патриот. Смута (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Сейчас тебя бить буду. — Он выхватил саблю.

Ладная, не чета моей текущей — легкой. Сразу я подметил это, и появилась у меня в голове отличная мысль. Вынул трофейную, крутанул, разминая кисть. Встал спокойно в позицию. На удивление парень тоже замер достаточно хорошо. Его покачивало, но я видел, что ноги стоят как надо, а руки далеко от тела не выходят.

Неужели фехтовальщик?

— Давай, пробуй. — Усмехнулся я, смотря ему в лицо.

Напал он резко, умело, из позиции в правый бок целил. Но, как только удар обозначать начал, руку выкрутил и резко начал поднимать. Клинок полетел мне в пах. Пришлось сбивать удар примой и атаковать в ногу, доводя оружие рукой.

Он отбиться не успевал, отшатнулся, отпрыгнул. Оскалился.

Что, думал меня одним ударом взять. Первым. Да куда — промеж ног. Дурачок малолетний. Не на того ты напал. Но ты неплох, если бы не пьянство, пришлось бы повозиться чуть больше.

Я атаковал, жестко, быстро. Целил в голову, корпус, бока. Вращал кистью, переходя из одной позиции в другую. Пресекал жалкие попытки контратаковать, сбивал клинок. Атаковал вновь. Не колол, таких ударов он мог и не отбить. А у меня не было желания его убивать.

Поучить, проучить, в грязь кинуть, может по холеной роже дать.

Парень сражался поначалу умело. Но быстро сбился с ритма и стал размахивать саблей как цепом. Алкоголь давал о себе знать. Скорость упала, реакция ослабла, координация подводила. Поразить его я мог уже раз пять, но продолжал атаковать, останавливаясь в последний момент. Не нанося завершающего, тяжелого удара.

Рассек ему раза три одежду. Слегка порезал. Улыбался.

В начале поединка в его глазах стояла надменность. Потом ее заменила собранность, непонимание. А спустя минуту нашего танца все, что осталось, это нарастающий ужас. Парень изрядно протрезвел и начал понимать, что связался не с тем.

Он попытался перейти в очередную контратаку.

Это был единственный шанс сделать хоть что-то под градом моих ударов. Ответить чем-то. Но шансов на успех было ровно ноль. Рука его устала, дыхание сбилось. Мой организм тоже действовал с напряжением, но я тратил в разы меньше сил, делая меньше движений. Они были выверены, отточены и даже при примерно равной нашей с ним физической форме уставал гораздо медленнее.

Яростная паническая атака провалилась. Я ушел влево, пропустил его вперед. Сделал подсечку, шлепнул по заду плашмя саблей. Пнул.

Мальчишка совершенно потерял равновесие. Оружие вылетело из его рук. Сам он полетел ничком в грязь.

Начал подниматься, но я уже был рядом. Застыл над ним. Приставил клинок к горлу.

— Слова выбирай. — Я чуть порезал ему кожу на щеке. — А это, я заберу.

С этими словами сделал пару шагов и поднял его клинок.

Осмотрелся.

Отряд бородатых мужиков смотрел на меня с любопытством. Интересно, а чего они ждали? Что их сосунок покажет здесь местным, какой он красавчик. Просил не убивать его только один. Остальные думали, что даже пьяный — он справится? Люди, что приехали со мной, смотрели во все глаза. Да что там — все посетители таверны вывалили наружу, окрестные жители замерли наблюдая. Даже с башни, что стояла достаточно близко — смотрели на наш поединок.

Еще плюс в карму и в славу мою.

— Прощения просим. — Вперед вновь выступил тот самый крупный, бородатый мужик. — Благодарствую, за то, что отрока нашего не покалечили.

Остальные бородачи заволновались.

— А ну, тихо. — Он одернул их и опять повернулся ко мне. — Поговорить прошу, как дела свои закончите, боярин.

— Хорошо.

— На саблю не претендуем, ваша по праву. — Он неглубоко поклонился, добавил. — Славный трофей, боярин.

Я взмахнул новым оружием. Опробовал.

О. Это то, что мне нужно. По качеству очень похожа на мою баторовку, близка к ней. Отличная ковка, ладная сталь, зазубрин после боя почти не осталось. В отличие от моей, взятой трофеем у казака. Видно сразу, что делалась на заказ и денег стоит не малых. Никаких каменьев, инкрустаций и прочего драгоценного пафоса в ней не имелось. Отлично сделанный, рабочий инструмент. Легкая турецкая сабля с четырехконечной звездой — перекрестьем. Цепь от выступающего вперед луча, завершающегося крупной бусиной к головке. Красивый, красный темляк, продетый через отверстие. Хорошо сидит в руке. Баланс такой, как мне надо. Фехтовать удобно и комфортно, руку не вытягивает вперед.

Оружие, созданное для поединков.

Прошел мимо компании бородачей, они мне слегка поклонились. С уважением и признанием мастерства. Главный им что-то до этого тихо пояснил. Потом они стали спускаться, чтобы поднять своего молодого товарища.

Нажил ли врага или, может быть, образумил человека? Получил этих мужиков и Нижнего Новгорода в знакомцы или даже союзники? Время покажет.

— Эка ты его. Я такого в жизни не видел. — Ефим был удивлен, смотрел на меня с невероятным восторгом. — Он когда первый раз напал, рукой вывернул, думал все, конец тебе, боярин.

— Идем с кабатчиком говорить, Ефим. — Хлопнул его по плечу. Уставился на застывшего на ступенях Несмеяна Васильева. Добавил. — Время, время.

— Да, боярин, жду. — Он смотрел на меня, как на восьмое чудо света. Икнул аж. Заторопился внутрь. — Идем, идем.

Мы двинулись следом. Наконец-то кабатчик провел нас в кабинет. Хотя…

Это привычка из моего времени обозвала так его покои. Располагались они за кухней, вверх по узкой, кривой лестнице на второй этаж, пристроенный как-то странно и неказисто. Комнатка оказалась небольшой, заваленной до ужаса. Тут он и спал и дела вел. Кровати, в отличие от покоев воеводы не было. Не хоромы, не терем. Каморка. Два сундука, лавка, три стеллажа — шкафа просто и надежно сделанных. В них бумаги, документы, переписка. Все подшито. Еще был стол с подсвечником, у небольшого окошка. Вместо стекла натянуты… Я опознал в этом материале — бычий пузырь. Не очень-то прозрачный, но дающий хоть сколько-то света. Запас лучин и несколько свечей.

Мужчина работал здесь, вел бухгалтерию.

Мы сели и… Несмеян выложил все, как на духу. Каялся, божился, крестился, иногда падал на колени, пытался целовать руки. Просил защиты, помощи, прощения. Приходилось возвращать его в адекватное положение, задавать вопросы, выводить на диалог по делу, максимально без эмоций.

По его словам выходило, что собирались тут тати и обсуждали нехорошее. Он несколько раз жаловался об этом городским стрельцам, поскольку сам он и сыновья совладать с такой угрозой не мог. Служилые люди отмалчивались, говорили — не лютуют, не режут тебя, и чего мы-то сделаем. По словам кабатчика, слушал он этих лиходеев, когда они думали, что никто и не слушает их. Обсуждали недоброе. Опознать их он мог, но за жизнь и за имущество очень опасался. Словесный портрет совпадал с теми персонажами, которые на меня у стен церкви в кремле напасть решили. Как раз четверо.

Про Маришку не знал ничего для меня нового. Крест на душу клал, говорил, что дел с ней никаких не имеет. Боялся. Слышал, что ведьма она. Что лиходеи ей служат. Но это, считай, весь город и так знает. Слышал, что с татарами она спуталась, и черти ей служат. Брагу она гонит и в городе ее продают из-под полы, через людей воровских. Он-то, человек честный, он по закону все делает.

Здесь у меня сразу возник вопрос про налоговые отчисления.

И… Несмеян расплакался. Царь в Москве и Царь в Тушино, да еще семь всяких царьков, по всей России матушке. Кому платить-то? У него все подотчетно, все подконтрольно. За прошлый год он с воеводой сговорился и ему выплатил все до полушки. Бумаги есть, свидетели есть. А в этом году — уже два главы города сменилось. Осень скоро, новый год, платить надо, а кому — неясно. Деньги у него отложены, припрятаны. Все под расчет.

Я заверил кабатчика, что с воеводой этот вопрос как-то удастся вновь решить и проволочек не будет. Мои полномочия иного характера.

Про Савелия и его деятельность он не знал ничего. Говорил, что писарем при всех воеводах был. В кабак не ходил, не положено же. Слухи разные, но ими, как известно земля полнится.