Оракул с Уолл-стрит 7 (СИ) - Тыналин Алим

Рузвельт встал и прошелся по библиотеке, его трость мерно стучала по паркету:

— А сопротивление? Верховный суд, Палата представителей, промышленники…

— У нас есть козырь, — ответил я. — Общественное мнение. Четырнадцать миллионов безработных проголосуют за того, кто предложит работу. Их семьи, друзья, соседи поддержат программы помощи.

— Но нужны результаты. Быстрые, заметные результаты.

Я открыл последнюю папку:

— Программа экстренных общественных работ. За первые сто дней новой администрации создать полмиллиона рабочих мест. Ремонт дорог, мостов, школ, больниц. Простые проекты, которые можно начать немедленно.

— Полмиллиона за сто дней? — Рузвельт остановился и внимательно посмотрел на меня.

— У меня есть списки готовых проектов в каждом штате, — ответил я. — Мэры городов, губернаторы, инженерные бюро предоставили детальные планы. Достаточно дать команду и выделить средства.

Рузвельт вернулся к столу и взял золотое перо:

— Уильям, если это сработает… Если ваши расчеты верны… Мы не просто решим проблему безработицы. Мы создадим новую Америку.

— Сэр, — сказал я, — у нас нет выбора. Старая система рухнула. Либо мы строим новую, либо наблюдаем, как страна погружается в хаос.

Рузвельт улыбнулся.

— Тогда настала пора действовать, Уильям.

За окном мелькали заснеженные поля и голые ветки деревьев, а в моей голове формировались планы, которые простирались далеко за пределы американских границ.

Встреча с Рузвельтом заложила основу для внутренних реформ, но экономический кризис имел международный характер. Европейские банки шатались под ударами американской депрессии, британский фунт слабел, а золотой стандарт трещал по швам. Настало время восстанавливать и укреплять заокеанские связи.

Патрик О’Мэлли сидел на переднем сиденье, просматривая телеграммы, которые накопились за время нашего отсутствия. Его лицо выражало озабоченность.

— Босс, — сказал он, поднимая глаза от бумаг, — пришли срочные сообщения от наших европейских контактов. Ситуация в Лондоне требует срочного решения.

— Какого рода проблемы? — спросил я, откладывая документы Рузвельта. Хотя и так знал, что мне предстоит решить через несколько часов.

— Barclays Bank пересматривает условия наших корреспондентских соглашений. Кредитные линии могут быть заморожены. Плюс Deutsche Bank запрашивает дополнительные гарантии по немецким операциям.

Я взял телеграммы и быстро просмотрел их. Европейские банкиры нервничали, видя масштабы американского кризиса. Мои заокеанские партнеры боялись, что крах Уолл-стрит затронет и их активы.

— Нам нужно лично встретиться с лондонскими банкирами и убедить их в стабильности наших операций.

Машина приближалась к Гранд-Централ, и я уже мысленно планировал будущую встречу, которая должна укрепить международные позиции накануне грядущих потрясений.

Вечерние огни Нью-Йорка мерцали за высокими окнами престижного клуба «Union» на Парк-авеню. Здание из темно-серого гранита, построенное в 1870-х годах, служило местом встреч финансовой элиты уже более полувека. Его готические арки и резные горгульи создавали атмосферу старой Англии посреди американского мегаполиса.

Было почти десять вечера, когда я поднялся по широкой лестнице из каррарского мрамора на третий этаж, где располагались частные кабинеты для конфиденциальных переговоров. Мои шаги приглушенно отдавались эхом в пустых коридорах.

Большинство членов клуба уже разошлись по домам. Патрик О’Мэлли тихо шел позади. Когда я вошел в кабинет, он остался в холле.

Кабинет номер семь, зарезервированный для нашей встречи, представлял собой образец викторианской роскоши. Стены, обшитые панелями из черного ореха, украшали портреты британских монархов и американских президентов.

Массивный стол из красного дерева стоял в центре комнаты, окруженный кожаными креслами с высокими спинками. В камине потрескивали дубовые поленья, отбрасывая теплый свет на персидские ковры.

Сэр Реджинальд Харкорт-Смит уже ждал меня, сидя в кресле у камина с бокалом коньяка в руке. Мужчина шестидесяти лет, с седыми висками и характерными английскими усами, он выглядел воплощением британской финансовой аристократии. Его безупречный вечерний костюм от лондонского портного, золотая цепочка карманных часов и запонки с фамильным гербом подчеркивали принадлежность к высшим кругам.

— Мистер Стерлинг, — произнес он с характерным оксфордским акцентом, — рад приветствовать вас.

— Сэр Реджинальд, — ответил я, пожимая его сухую, но крепкую руку, — честь для меня встретиться с человеком, который управляет финансовой политикой величайшей империи мира.

Он пригласил меня к камину, где горели дубовые поленья, отгоняя апрельскую сырость. На низком столике из китайского лака стояли фарфоровые чашки и серебряный чайный сервиз работы мастеров из Шеффилда.

— Чай? — предложил сэр Реджинальд, наливая ароматный Earl Grey в тонкие чашки. — Смеси Royal Blend, поставки от придворных чайных мастеров.

— Благодарю, — я принял чашку, вдыхая тонкий аромат бергамота. — Полагаю, ваш визит связан с ситуацией на американских рынках?

Управляющий Банка Англии задумчиво помешал чай серебряной ложечкой:

— Совершенно верно. События последних месяцев на Уолл-стрит вызывают серьезное беспокойство в лондонских финансовых кругах. Barclays Bank держит американские активы на сумму свыше восьмидесяти миллионов фунтов стерлингов.

— И руководство банка опасается за их сохранность?

— Не только опасается, но и ищет способы минимизировать риски, — ответил сэр Реджинальд. — Именно поэтому я здесь. Ваша репутация как человека, который не только предвидел кризис, но и сумел извлечь из него выгоду, предшествует вам.

Я отпил чай, наслаждаясь его терпким вкусом:

— Сэр Реджинальд, кризис действительно создает возможности для тех, кто умеет их видеть. Что конкретно интересует Barclays Bank?

Британец взял со стола кожаную папку и положил ее на стол:

— Прежде всего, стратегия диверсификации. Американские активы слишком волатильны. Нам нужны надежные инструменты для перевода капитала в более стабильные юрисдикции.

— Какие суммы мы обсуждаем?

— Первоначально двадцать миллионов фунтов. При успешной реализации объемы могут увеличиться до пятидесяти миллионов.

Я поставил чашку на стол и внимательно посмотрел на собеседника:

— Это серьезные деньги. И какие гарантии потребует Barclays Bank?

Сэр Реджинальд открыл папку и достал несколько документов:

— Золотое обеспечение. Все операции должны подкрепляться физическим золотом в лондонских хранилищах или швейцарских банках.

— Разумно. А механизм операций?

— Трехсторонняя схема, — объяснил он, показав диаграмму. — Американские доллары конвертируются в швейцарские франки через Нью-Йорк, затем швейцарские франки в британские фунты через Цюрих, и наконец фунты возвращаются в лондонские активы.

— Сложная цепочка. Но она действительно минимизирует валютные риски, — согласился я. — А комиссионные?

— Полтора процента от суммы операции. Половина остается в Америке, половина поступает в Лондон.

Я встал и подошел к окну, за которым простирался ночной Манхэттен. Огни небоскребов отражались в темных водах Ист-Ривер, а вдали мерцали огни Бруклинского моста.

— Сэр Реджинальд, ваше предложение интересно. Но у меня есть встречное предложение, которое может принести Barclays Bank еще большую выгоду.

— Слушаю вас, — британец наклонился вперед.

— Создание совместного инвестиционного фонда, — сказал я, возвращаясь к креслу. — Barclays Bank предоставляет капитал, я — экспертизу американского рынка. Цель — скупка обесцененных активов по кризисным ценам.

— Какого рода активы?

— Промышленные предприятия, банки, недвижимость. Все, что потеряло от пятидесяти до семидесяти процентов стоимости с октября прошлого года.