Инженер Петра Великого 6 (СИ) - Гросов Виктор

Елисей проследил за моим взглядом, остановившимся на бочках, и понимающе кивнул.

— Глаз у тебя острый, барон. Истинно. Борис Алексеевич — единственный из мирских, кто слово держит. Помогает нам и товар сбывать, и то, чего в лесу не сыщешь, доставлять.

Он показал мне весь процесс до конца. Глядя на этих суровых людей, на их идеально отлаженное производство, я испытывал глубокое уважение. Я, со всеми своими знаниями из будущего, пришел сюда как проситель. А они, отвергнутые миром, построили в глуши уникальное, высокотехнологичное по меркам эпохи производство.

Выходя из помещения, я заметил в приоткрытой двери нескольких девушек, которые что-то рисовали на всякого рода посуде. Я уже прошел мимо двери, как мозг начал считывать увиденное. Они делали контрафакт! На посуде была явно арабская или какая-то иная письменность, как арабская вязь. Неужели Морозов и такими вещами не гнушается? Ох и поговорим мы с ним по душам, когда я вернусь, ох поговорим.

— Спасибо, отец Елисей, — искренне сказал я. — Уважил. Показал настоящее чудо.

— То-то же, барон. Не только в твоем Игнатовском мастера живут.

Мы вернулись в его горницу. Условия сделки были просты: я покупал двадцать мешков лучшего угля по честной, купеческой цене. Перед самым уходом, пока Орлов грузил мешки, я попросил у Елисея чем можно чертить и на чем. Пергамента с грифелем не нашлось, но уголька с чистым куском кожи ему, однако, хватило.

— Что еще, Петр Алексеевич?

— Малая хитрость в благодарность за науку, — ответил я и быстро набросал простую схему. — Видел я, как люди твои спины ломают, веслами в чанах ворочая. А можно проще. Вот здесь, у ручья, ставите водяное колесо. От него — вал с приводом на мешалки в каждом чане. Будет мешать само, и днем, и ночью. И процесс ровнее пойдет, и людям облегчение.

Елисей долго изучал чертеж, его губы беззвучно шевелились. Потом он поднял на меня глаза, и в них читалось неподдельное восхищение.

— А голова у тебя, барон, и впрямь светлая. Спасибо. За уголь заплачено вдвойне. Придется дешевле его отдать.

Этот жест стоил дороже денег. Мы расставались как два мастера, признавшие ремесло друг друга.

Мы покинули скит на рассвете, оставив за спиной гостеприимных, но все же чужих нам людей. Двадцать мешков отборного угля тяжело оттягивали грузовую платформу «Лешего», даря твердую уверенность в пути. Пока Орлов, довольный сделкой, что-то весело насвистывал, я сидел за рычагами, но мыслями был уже далеко. Мой мозг, получив мощнейший импульс, работал на полных оборотах, лихорадочно перекраивая кустарный промысел староверов в контуры целой промышленной отрасли.

В голове снова и снова прокручивалась картина: огромные чаны, пузырящаяся жижа, монотонный скрип мешалок. Эти бородачи, сами того не ведая, приручили невидимую армию работников, трудившуюся на них денно и нощно. А я, со своим преклонением перед механикой, паром и железом, до сего дня слепо проходил мимо самой могущественной силы на этой планете — самой жизни. Силы, способной превращать одно вещество в другое без огня и давления, тихо, методично и с невероятной эффективностью.

Термин «биосинтез» был бы здесь неуместен. Мозг сам облек его в категории эпохи, в понятия, доступные Магницкому и Нартову: не биосинтез, а промышленное брожение. Винокуры веками делали спирт из зерна, пивовары — пиво из хмеля, процесс знакомый и понятный. Однако никому еще не пришло в голову поставить его на службу большой промышленности, заставить производить стратегическое сырье.

Добравшись до места ночевки, я первым делом достал путевой журнал. Орлов, привыкший к моим странностям, молча разводил костер. При свете разгорающегося пламени я начал выстраивать программу исследований, способную изменить экономику Империи.

На странице появилось пафосное, но точное название: «Проект „Живая Вода“».

«Направление первое: Топливо из ничего, — царапало перо. — Основа — гидролиз древесины. Задача: разработать технологию расщепления опилок (отходного материала лесопилок) на простые сахара с помощью слабой серной кислоты и температуры. Полученный сироп — идеальное сырье для сбраживания в этиловый спирт».

Мысль заработала с бешеной скоростью, открывая ошеломляющие перспективы: неисчерпаемый источник дешевого топлива для будущих двигателей внутреннего сгорания; промышленное производство «Дыхания Дьявола»; технический спирт буквально из мусора — из того, что сейчас просто сжигали или оставляли гнить.

«Направление второе: Промышленные кислоты. Староверы используют бактерии интуитивно. Мы должны делать это осознанно. Задача: выделить и культивировать штаммы бактерий для производства уксусной кислоты. Уксус — незаменимый реагент в металлургии, при травлении металла, в красильном деле».

В памяти всплыла вонь от чанов в скиту, и мысль сделала следующий скачок: а что, если приручить и других, еще более «злых» микробов? Тех, что живут в болотах и рудных жилах?

«Задача со звездочкой: Исследовать бактериальное выщелачивание бедных медных и железных руд. Если мы заставим „живых тварей“ вымывать металл из отвалов, которые сейчас бесполезны, производство удешевится в разы».

Настоящая фантастика, конечно, но я записал и ее. Иногда нужно ставить невыполнимые задачи, чтобы добиться возможного.

Отложив журнал, я посмотрел на исписанный лист. Передо мной был план, я бы даже сказал — схема революции. Не громкой, с пушками и знаменами, а тихой, невидимой, происходящей в чанах и ретортах. Такая революция способна дать Империи экономическую независимость, куда более важную, чем любая военная победа.

— Василий, — позвал я Орлова, уже дремавшего у костра. — Завтра на рассвете нужно будет найти твоих «рогатых лосей». Срочно. У меня для них депеша. Для самого Якова Вилимовича. И для Магницкого.

Орлов приоткрыл один глаз. Не знаю, что он уловил в моем тоне, но игру с охранением он не продолжил.

— Опять, ваше благородие, машину новую придумал?

— Хуже, Василий, — ответил я, глядя в огонь. — Кажется, я придумал, как делать золото из опилок. И боюсь, это опаснее любой машины.

Взяв чистый лист, я начал писать Магницкому. В письме я, разумеется, не стал излагать все детали — он счел бы меня безумцем. Я лишь поставил задачу, облекая ее в понятные ему термины.

«Леонтий Филиппович, — писал я. — Наблюдая за ремеслом здешних жителей, пришел к мысли прелюбопытной. Процесс брожения, коим добывают спирт, есть таинство великое. Посему указую: заложить при лаборатории нашей особую „опытную избу“, теплую и чистую. Задача твоя — изучить природу сих „живых самородящих тварей“, что в квасной гуще обитают. Попробуй кормить их разным: не только хлебным суслом, но и сиропом из опилок, что мы прежде получали. И смотри, что из того выйдет. Мне нужен не хмель, а сила, способная гореть. И еще. Собери мне все сведения, какие только сыщешь, о кислотах, что рождаются сами по себе, без огня и перегонки. Думаю, в этом деле скрыт ключ к великим промыслам».

Запечатав письмо, я отдал его Орлову. Завтра оно отправится в долгое путешествие в Игнатовское. А я, глядя на звезды, знал: эта случайная встреча в глухом лесу только что определила вектор развития всей моей промышленной империи на десятилетия вперед. Мы пришли сюда за углем, а уносили с собой огонь Прометея, «украденный» у простых бородатых мужиков, хранивших старую веру и великие секреты.

Глава 18

Согретые топками «Лешего», да и радостью от запаса угля, купленного у староверов, мы несколько дней уверенно наверстывали упущенное. Лес постепенно редел, уступая место открытым заснеженным пространствам, и во мне уже зарождалась обманчивая уверенность, что испытания остались позади. Как же я ошибался. Словно решив устроить нам последний экзамен, природа преградила путь там, где этого никто не ждал.

Прямо по курсу раскинулась река — не ручей, а серьезная водная артерия метров в тридцать шириной. Покрытая льдом, с первого взгляда она не внушала опасений. Однако, подойдя ближе, стало ясно, что угодили в ловушку. У берегов лед стоял крепко, но ближе к середине темнела широкая, зловещая полоса промоин и тонкой наледи.