Судьба империи (СИ) - Старый Денис

— Хорошо, мы опубликуем то, что вы предложили, — уже более-менее конструктивно начал говорить Шумахер. — Но я не могу гарантировать, что все профессора находятся в Петербурге и готовы поставить свою подпись.

— А вы поставьте подпись за них. Неужели под теми словами, которые будут напечатаны о поддержке любых решений государыне и о том, что действия против существующего порядка преступны, — неужели такую формулировку учёные люди не поддержат?

Для чего мне это надо? Всё элементарно: я действую в некотором роде по лекалам того, как это могло бы произойти в Советском Союзе. Коллективы крупнейших заводов должны были поддерживать политику партии. И тогда складывалось мнение, чтобы большинство людей выступают за конкретные решения.

Для кого-то учёные профессора будут серьёзнейшим авторитетом. Несмотря на то, что слушатели при Академии пишут жалобы на своих наставников, многие студиозусы надеются получить возможности в будущем занять своё место в академии. Так что если их профессор скажет, что зелёное — это красное, на словах слушатели именно такую ересь и произнесут. А мне пока нужно только то, что на словах — и немножко действия. А вот что на самом деле думают те или иные — это их проблемы.

В кабаках и ресторанах новости разнесутся и народный гнев, если кто-то пожелает совершить переворот, не заставит себя ждать. А тут еще и общественность. Еще в газете и другие статьи появятся.

Скоро я уже направлялся во дворец. По сути у меня оставалось только три часа до того момента, как офицеры начнут собираться. Очень нужно было поговорить с герцогом Бироном. Тут же необходимо знать позицию Остермана. Ну пока я надеялся только на то, что Буженинова мне выдаст хоть какую-то эксклюзивную информацию.

Записку ей должны были передать, если только на карауле во дворце сейчас не находятся те, кто в ближайшее время может принять участие в перевороте.

Готова уже была группа захвата для того, чтобы взять под контроль «Петербургские ведомости» и выпустить номер газеты таким тиражом, чтобы взбудоражить Петербург.

Во дворец меня не пустили. Оно и ожидаемо. Однако, важно, кто именно стал мне препятствием.

— Ты совершаешь большую ошибку. Антон Иванович, одумайся! — сказал я Данилову.

Именно он встречал меня не менее, чем с полуротой гвардейцев у дворца.

— Ошибкой было довериться тебе, — с вызовом сказал капитан Измайловского полка.

— Все ли вы меня знаете? — выкрикнул я, обращаясь к гвардейцам. — Призываю ныне же вас: ни в коем случае не смейте нарушать существующий порядок. Оставайтесь верными государыне и ее словам до конца. И будьте рядом со мной те, кто за веру, царицу и Отечество.

Было видно, что в том охранении, которое против меня выставил Данилов, началось брожение. Да, я уже не гвардейский офицер. Но разве же я не вёл некоторых из них в бой? Разве же мы не добывали славу? А ещё, кроме славы, здесь были те, кто неплохо заработал на войне, в том числе благодаря моей щедрости.

— Ты общаешься с башкирами. Три сотни башкирцев ныне в Петербурге. И чего от них ожидать? — решил со мной подискутировать Данилов.

Да? Вот, упустил момент. Алкалин должен был прибыть. Его я ждал, но еще раньше. Вовремя прибыли.

Руки так и чесались, чтобы схватиться за пистолет и выстрелить в голову этому, выжившему внутри Данилова, — захватить его разум.

Я всё думал, как же мне сейчас поступить. Краем зрения увидел, как маленькая симпатичная фигурка, стоявшая за деревом недалеко от ворот Зимнего дворца, делала мне знаки.

Авдотья театрально показывала, что государыня… Императрица умерла…

Я невольно снял свой головной убор и перекрестился. Гвардейцы не поняли, почему я это сделал, и смотрели на меня удивлёнными, озадаченными и растерянными глазами.

Те знаки, которые показывала Буженинова, иначе трактовать нельзя было. Может быть, только подумать, что государыню убили. Но это вряд ли.

— Что с её величеством? — спросил я.

Не отвечали. Это есть тайна. Но я, как и сами гвардейцы, не знал, что именно сейчас происходит в спальне Анны Иоанновны. Бирон или кто-то ещё из вельмож скрывает сам факт её смерти.

Что ж, я иду ва-банк.

От автора:

Душа средневекового ассасина в теле русского офицера. 1914 год, секретная миссия на Балканы. Можно ли предотвратить выстрелы в Сараево? https://author.today/work/497018

Глава 19

Тысяча людей умирает каждый день, но положи труп в центре города и они сходят с ума.

Телефонная будка

Петербург

21 сентября 1735 года

— Приказ красного цвета, — сказал я своим охранникам, самостоятельно усаживаясь на место кучера. — Действуйте!

Рванув с места карету, я поспешил не домой, а туда, рядом, где находился дом Остермана. Я мог только догадываться о том, какую роль может играть статс-министр во всей этой истории. Но… он обязательно имеет свой план и его люди, находясь в тени, должны действовать.

Министр болел. Вновь его озаботили мигрени, ещё что-то. Может, у него внезапно воспалился геморрой.

— Вам нельзя. Господин Остерман нездоров и не принимает никого, — сказал мне человек, открывший дверь.

Он был спортивного телосложения подготовленного бойца. Уж явно не швейцар или лакей.

— С дороги! — приказал я одному из охранников Андрея Ивановича Остермана.

Тот и не пошевелился. Тут же появился ещё один. Свои шпаги не обнажали, рассчитывая, видимо, на то, что могучим видом смогут прогнать меня.

— На! — апперкот в челюсть.

Тут же нанёс удар ещё одному бойцу коленом в пах. Прикладываюсь сверху кулаком в висок и отправляю второго в нокаут.

— Против меня без оружия вам ничего не светит, — говорю я, переступая через лежащие тела.

Возле спальни Остермана встречаю ещё двоих охранников. Эти уже обнажили шпаги и были готовы вступить в схватку со мной.

— Бах! — стреляю в воздух, отбрасываю пистолет, извлекаю из-за пояса другой и направляю в своих оппонентов.

Жду…

— Фриц, что там происходит? — за дверью слышится голос Андрея Ивановича, бодрый такой голос, не скажешь, что лежит в предсмертных судорогах.

— Господин Остерман, — кричу я на немецком языке, — нынче отсидеться не получится. Заканчивайте притворно болеть и выступите, наконец, в полную силу!

Двери распахнулись, на пороге показался живее всех живых Андрей Иванович Остерман. Брови сдвинуты, глаза хмурые, недовольные. Между тем, цвет лица здоровый, розовый, как тот молочный поросенок.

— Зайдите ко мне, бригадир, Норов, — сказал министр, оглядев двух своих охранников с обнажёнными шпагами и ещё двух, которые, побитыми собаками, поднимались по лестнице к спальне хозяйки.

Дважды повторять не пришлось. Уже скоро я находился внутри убежища этого интригана. Вот тут, судя по всему, он и пережидал многие кризисы. Он переживал, а его люди действовали.

— Я, знаете ли, действительно приболел… — начал он.

— Господин Остерман, о ваших мнимых болезнях уже легенды ходят. Прошу, не делайте из меня наивного болвана, который в это будет верить. И спрошу прямо: имеете ли вы причастность к покушению на меня, а также к тому, что в Петербурге готовится заговор? Знаете ли вы, что государыня почила? — спрашивал я.

— Анна умерла? — как мне показалось, даже с горечью спросил Андрей Иванович. — Это точно? Горе-то какое!

— Видите, господин министр… Я тоже стал своего рода политическим игроком. Узнаю раньше вас важное. Учитываете ли вы меня в своих раскладах и то, что я, если мы не договоримся, нарушу любые ваши планы? — говорил я.

— Но если она умерла, то почему вы говорите без скорби об этом? — заметил он.

— Оставим такие переживания Бирону. Герцог наплачется за всех нас. А сами поплачем по великой императрице после того, как её слово и решение о престолонаследии не будет подвергнуто сомнению, — ответил я.