Стародум. Книга 2 (СИ) - Дроздовский Алексей

С недовольным выражением лица он опускает ошалевшую девушку на землю. Целый ворох духов страсти и желания устремляются в небо. Среди них мелькают одиночные серые духи обиды.

Если бы меня не было рядом, он бы обязательно взял её силой, и плевать, сколько боли и слёз это вызовет. Неждан — плохой человек, которому нужен присмотр. Тем не менее, он — мой брат. Лучше такой, чем никакой.

— Люди добрые, — говорю. — Не поделитесь ли с нами краюхой хлеба? А мы вам дичь в обмен.

— Вы кто такие? — спрашивает смущённый, расцелованный мужчина.

Все эти люди на поле оказались одной большой семьёй. Пришлось объяснять им, что мы долго плутали в лесах, прежде чем выбраться к людям, именно поэтому мы так обрадовались человеческому поселению.

Мужчина с радостью согласился обменять несколько недавно пойманных рябчиков на хлеб с водой. Ему — мясо, а нам — что-то кроме осточертевшего мяса. Во время трапезы в доме крестьянина я с удовольствием рассказываю о нашем пути: как нас из Новгорода закинуло в нечеловеческие дали, как мы всё это время возвращались домой. Неждан же не сводит немигающего взгляда с девушки, сидящей на другом конце стола. Он решил, раз уж ему нельзя взять её силой, то хотя бы будет пожирать глазами. Это ему никто не запретит.

Немного отдохнувшие и поевшие нормальной, человеческой еды, мы выдвигаемся дальше на восток.

— Как же здорово снова оказаться среди людей! — говорю.

Брат не отвечает. Смотрит в сторону хмуро.

— Чего надулся? — спрашиваю.

— Сам знаешь.

— Всё потому, что я не дал тебе девушку унести?

— Не только. Мы должны были пройти по деревне, взять одежды и обуви, набрать еды в дорогу, дать по горбу тем, кто возникает. Ну и по бабам походить, куда ж без этого?

— Неужели в тебе нет ни капли сострадания к простым людям?

— Сострадание — для слабаков.

— И вообще, — влезает Веда. — Что ты имел в виду, когда сказал, что не видел женщин две недели? А я тогда кто?

— Ты — дух, с тобой нельзя порезвиться.

— Значит, женщины только и годятся, чтобы спать с ними?

— Ну да, — подтверждает Неждан. — Бабы на то и бабы. Мужиков бей, на женщин залазь. Всё очень просто.

— Забавное же у тебя представление о мире, — заключает Веда.

— Самое лучшее.

— Знаю, что тебя переубеждать бесполезно, но я попробую, — говорю. — Сострадание — не для слабаков. Это чувство, которое роднит человека с окружающими. Сближает. Когда ты о ком-то заботишься, то и о тебе заботятся. Ты жаловался на то, что всю жизнь был одиноким, без друзей, без семьи, без настоящей любви. Так вот, сострадание — путь ко всему этому. Без сострадания от одиночества не избавиться.

Брат отрицательно мотает головой.

Знал же, что он не согласится с моей мыслью, но всё равно стоило попытаться. Когда ты много лет растёшь с ощущением, что ты сверхчеловек, а все окружающие созданы для того, чтобы удовлетворять твои желания, трудно изменить восприятие мира.

Когда Неждану становилось грустно — он мог кого-нибудь поколотить, сломать рёбра, пустить кровь носом. Когда хотелось женского тепла — брал первую попавшуюся женщину независимо от её желания и положения: крестьянка или дочка удельного князя, монахиня, развратница, что берёт плату за утехи.

Каждый человек в мире — игрушка для него.

Если бы он проявил хотя бы чуть-чуть усилий, то мог бы заполучить любую: с его-то внешностью и уверенностью в себе. Но усилия для него — пустая трата времени. Сила — гораздо проще.

— Я уже две недели никого не бил, — жалуется Неждан. — Я сдохну нахер, кулаки чешутся невмоготу.

— Скоро тебе предоставится шанс подраться. Удельные наверняка собирают свои армии, едва успевшие вернуться домой.

Жители деревни поведали, что мы находимся недалеко от маленького городка Углича, так что к Стародуму надо идти на запад и чуть-чуть южнее. Этот путь мы и выбрали. Двигаемся всё дальше, тихо, мирно, спокойно. Обычным шагом, а не гигантскими прыжками, которыми пересекали лес с чудищами. После стольких дней отчаянного бега наперегонки со смертью, обыкновенная прогулка кажется настоящим удовольствием.

Однако спокойно весь наш путь продолжаться не мог: не чудище, так разбойники обязательно должны были перегородить путь.

Так и случилось.

Правда на пути у нас встала не организованная группа головорезов, а обыкновенный пьянтосина с красным лицом. Толстый, неповоротливый, воняющий блевотиной и обмоченными портками. В руках — кувшин, от которого исходит аромат самой паршивой браги, которую я когда-либо нюхал.

— Стоять! — заявляет он гнусавым голосом. — Кто такие?

Несмотря на помятый вид, этот человек должен быть очень богат, раз уж у него есть возможность быть толстым. К тому же напиваться до несуразного состояния — нужно иметь большие запасы кружащих голову напитков.

— Уйди с дороги, пузырь, — отмахивается Неждан.

Брат пытается пройти мимо, но пьяница снова преграждает дорогу. На вид лет пятьдесят, весь опухший, в кровавых прожилках. Нос смотрит на бок.

— Тут кто попало не ходит, — заявляет мужчина. — Так что… так что вот.

— Просто два путника, — говорю. — А теперь прости, у нас срочные дела.

— Подождут ваши срочные дела.

Этот человек умеет быть на удивление назойливым. Мы несколькими словами обменялись, а он уже успел надоесть и мне, и брату. Вдвоём мы пытаемся обойти незадачливого разбойника, но тот хватает меня за плечо. От близости к его обосцаным порткам воняет ещё сильнее.

— Всё, ты мне надоел, — вздыхает Неждан, хватая незнакомца за локоть.

Одним лёгким движением брат закидывает пьянтосину в кусты.

— Так я и знал, что это вы, — заявляет мужчина, поднимаясь на ноги. — Мартын сказал, два сопляка выйдут из леса где-то здесь, а я не поверил, дурень.

Этот человек только что назвал имя людоеда? Прибегаю к своей силе, чтобы понять, какой именно обладает мужчина перед нами, однако природа его силы неизвестна.

Вот это уже действительно странно!

В Новгородском детинце я успел понять, что не могу почувствовать силу людей, чья ступень выше моей, но тогда я был на четвёртой ступени — зелёной, а теперь у меня синяя — шестая. Если я не могу определить силу этого придурка с блевотиной на груди, значит у него как минимум седьмая. Для Неждана это не проблема, а для меня — весьма.

— Уходим, — говорю брату. — Надо убираться отсюда.

Впитываю силу Неждана и делаю резкий прыжок вверх, стараясь подлететь на несколько саженей. Однако надо мной появляется странное напряжение в воздухе, которое хватает меня и с размаха впечатывает обратно в землю. Неждан срывается с места, пытаясь подскочить к мужчине, но тот делает лёгкое движение рукой, и брата сносит в сторону.

Только в этот момент я понял, какой именно силой он обладает — ветер.

Повелитель ветра.

Глаза человека становятся белыми, вокруг него начинают кружиться потоки воздуха, поднимают его над землёй, отчего он парит над моей головой подобно Светозаре во время битвы в Стародуме. Целая орава духов ветра появляется вокруг него.

— Что ж вы так долго? — спрашивает он. — Столько времени меня ждать заставили.

Мужчина пытается подлететь ещё выше, но он настолько пьян, что вихрь подхватывает его в неправильную сторону и ударяет о землю точно так же, как меня недавно.

— А, паскудство! — ревёт он, потирая голову. — Не надо было так напиваться.

— Ты попал, — произносит Неждан.

Брат поднимается на ноги, злющий как чёрт. Сначала его накрыли жиром в Новгороде, потом зашвырнули в дикую местность далеко от дома, а теперь ещё и ветряных дел мастер бросил его в сторону как лёгкое пёрышко.

Такого унижения самому сильному человеку давно не наносили. Он может зубами откусить кусок от стальной наковальни, ударом ладони раскрошить на мелкий щебень целую скалу, кинуть копьё так быстро, что оно улетит в небо и никогда не вернётся. Ему достаточно доли мгновения, чтобы убить любого человека на расстоянии вытянутой руки. Но тем не менее его уже в третий раз оскорбил более слабый человек.