Что за тайна заставляла Холмс, женщину, которую уже считали безжалостным лидером и потенциальной убийцей, идти на крайние меры – следить, устранять, запугивать?
Когда в зал вошёл следующий свидетель, напряжение достигло точки кипения. Это был сам исчезнувший исследователь. Человек, о котором до сих пор ходили слухи.
– Какова была ваша должность в "Теранос"? – прозвучал первый вопрос.
– Возражаю! – резко вскочил адвокат компании. – Эта информация является внутренней и подпадает под действие соглашения о неразглашении!
"Теранос" цеплялся за NDA, как утопающий за спасательный круг. Всё, лишь бы скрыть, чем занимался этот человек. Свидетель колебался, комкая листок в руках. Пальцы дрожали, на лбу выступили капли пота.
– Не могу разглашать…, – выдавил он глухо. – NDA не позволяет.
Команда Сергея Платонова не уступала.
– Использовали ли вы устройства конкурентов?
– Не могу ответить. Это будет нарушением NDA.
– А модифицировали ли вы устройства конкурентов?
Вопрос словно ударил током. Именно его Сергей когда-то задавал Холмс:
"Подделывали ли вы сторонние аппараты и разбавляли кровь пациентов?"
Тогда Холмс ответила уверенно – нет.
Но теперь последовала пауза… и неожиданный удар, перевернувший всё дело:
– Согласно Пятой поправке Конституции США… воспользуюсь правом хранить молчание.
Одно предложение. Но оно прозвучало, как выстрел.
Пятая поправка означала отказ от самооговора – и, следовательно, косвенное признание.
В зале поднялся гул. Люди переглядывались, кто-то сдержанно выругался.
– Пятая поправка? Это же из криминальных сериалов! Почему её произносят здесь?
– Значит, он фактически признал, что преступление было!
– Корпорация прикрывает преступления NDA? Отвратительно!
Точка невозврата была пройдена.
До этого момента "покушение" звучало как метафора, но теперь процесс приобрёл криминальный оттенок. "Теранос" перестал быть просто аморальной компанией – он стал преступным сообществом.
Сергей воспользовался шансом и вызвал следующих свидетелей – сотрудников исследовательской лаборатории.
– Как именно использовались устройства конкурентов?
Ответы повторялись один за другим, гулко отражаясь от стен:
– Воспользуюсь правом хранить молчание по Пятой поправке.
– Воспользуюсь правом хранить молчание…
Толпа бурлила.
– Где ФБР?!
– Их всех нужно арестовать!
Люди, когда-то сочувствовавшие свидетелям, теперь смотрели на них с ледяным презрением. Молчание стало равносильно признанию.
И тогда Сергей вызвал последнюю свидетельницу.
В зал вошла Эмили. Её шаги гулко отдавались по мраморному полу. Каждый взгляд был прикован к ней – именно от неё теперь зависело, куда повернёт история.
В зале суда пахло старым деревом и нервами. Воздух дрожал, будто под потолком завис ток высокого напряжения. Судебный секретарь тихо перевернул страницу протокола, и в эту тишину, наполненную глухим гулом ожидания, раздалось мягкое, но отчётливое:
– Свидетель Эмили, расскажите, почему сотрудники "Теранос" боялись говорить правду.
Эмили подняла глаза. Голос звучал устало, словно через него прокатывались годы страха и бессонных ночей.
– Контакт с Сергеем Платоновым был, – сказала она спокойно. – И, да, кое-что рассказала. Только не о работе – о людях, об атмосфере. В итоге мои слова легли в основу статьи в "Уолл-стрит Таймс".
Эта статья прогремела, как взрыв. И теперь перед всеми стояла та, кто дерзнула запустить цепную реакцию.
В зале стало слышно, как где-то в углу тихо зазвенело стекло в окне – ветер с улицы ударил по раме. Эмили продолжала:
– После публикации меня начали допрашивать. Вице-президент приходил каждый день. Без остановки. Где, когда, о чём говорил с Платоновым. Следили на улицах, из машины у дома. Телефон исчез.
Каждое слово отзывалось в груди свинцовой тяжестью.
– Потом заставили подписать заявление, – её пальцы теребили край подола. – Обещание, что больше не скажу ни слова журналистам. А если уже сказала – заплачу компенсацию. Я отказалась. Тогда пригрозили судом за нарушение NDA, обещали растянуть процесс, забрать дом у семьи.
– Подписали? – спросил юрист.
– Нет. После этого они пошли дальше. Сказали, что ни одна компания в Силиконовой долине больше не возьмёт меня на работу.
– И всё равно не подписали?
– До конца держалась, – голос её чуть дрогнул. – Тогда они добрались до родителей. Позвонили им. Сказали, что потеряют дом, если я не соглашусь. Мама плакала, просила просто поставить подпись….
Слова обрывались в тишине, густой, как пыль. Стало понятно, почему остальные свидетели молчали.
"Теранос" не просто пугал сотрудников. Он давил на самое дорогое – на семьи.
В задних рядах зашептались:
– Они угрожали её родителям?
– Это же прямое запугивание!
– Это не корпорация, это мафия.
Холмс, сидевшая неподвижно, выглядела теперь не просто хищной главой корпорации. В этом лице читалось нечто куда мрачнее: фанатизм, жажда контроля, безжалостная уверенность в своей безнаказанности.
"Теранос" больше не казался аморальной компанией. Это было организованное преступное сообщество, прикрывающее беззаконие бумажными щитами из NDA.
На лице Сергея Платонова появилась тень улыбки. Он будто почувствовал, как воздух в зале стал гуще. Пришло время готовить финальный удар.
Тем временем по всей стране вспыхивали обсуждения. Толпы требовали расследования. Журналисты обрывали телефоны прокуратуры. Но ведомства молчали.
– Почему до сих пор ничего не делают? – возмущались в эфирах. – Этого свидетельства мало?
– Руководство FDA должно лишиться кресел!
– Где ФБР? Почему их двери ещё целы?
Юридические эксперты заполнили телеэкраны. Один говорил с ледяным спокойствием:
– Сам по себе факт ссылки на Пятую поправку не является основанием для расследования. Без прямых доказательств суд не выдаст ордер.
– Значит, даже после всего этого ничего нельзя сделать?
– К сожалению, да. Нужны осязаемые улики – документы, образцы, признания. Пока их нет – дело стоит.
Выхода не было: свидетели молчали, доказательства спрятаны за стенами NDA.
– Если же действия компании незаконны, NDA теряет силу? Разве нельзя дать свидетелям иммунитет?
– Можно, но только если они сначала дадут существенные показания. А для этого им нужен иммунитет. Замкнутый круг.
Все понимали: в лаборатории творилось нечто преступное. Но доказать – почти невозможно.
Требовался один человек. Тот, кто рискнёт всем – работой, будущим, безопасностью. Кто не поддастся угрозам.
Мир ждал героя.
И на следующее утро двери зала вновь распахнулись. Судебный распорядитель объявил имя нового свидетеля.
– Генри Киссинджер.
По рядам прокатилась волна удивления. В зале стало тихо, как перед бурей.
Глава 11
Когда двери зала суда с протяжным скрипом распахнулись, все головы в галерее повернулись к вошедшему. В воздухе будто повис электрический занавес – люди не верили своим глазам.
В проёме появился Киссинджер. Сгорбленная спина, лицо, испещрённое глубокими морщинами, как старинная карта, по которой прошли бури времени. Но глаза – острые, холодные, как сталь, – сияли тем же безжалостным блеском, что и прежде. От него исходила неподвластная годам величественная уверенность – спокойная, тяжёлая, как камень.
По залу прокатилась волна глухих шёпотов, будто прибой:
– Это… Киссинджер?
– Он действительно пришёл?
Имя, овеянное легендами. Символ американской дипломатии второй половины двадцатого века. Его фамилия стояла рядом с такими событиями, как Вьетнамская война и нормализация отношений с Китаем. Лауреат Нобелевской премии мира – и одновременно человек, на которого легла тень военных преступлений. Герой и палач, созидатель и разрушитель в одном лице.
