Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Вновь торчать на плацу шесть часов я не стал и уехал после присяги первой илы. Сейчас вот, шагая по ступеням дворца и вспоминая, как всё прошло, я не могу не испытывать удовлетворения. Вся та рыхлая и плохо управляемая масса кавалерии после реорганизации превратилась во вполне боеспособную единицу, которую уже можно было учить и вооружать.

Увидев улыбку на моих губах, Гуруш растолковал ее по-своему.

— Вот и я им говорю, время посмеется над вашей глупостью, ибо царь мудр и те, кто работают на него…

Понимаю, что пропустил большую часть рассказа, и обрываю Гуруша на полуслове.

— Что-то я задумался, давай по новой! Про кого это ты?

Поскольку я продолжаю шагать, то Гуруш уже изрядно запыхался. Быстрая ходьба — это не его конек! Поэтому, показательно тяжело вздохнув, он все же начал по новой.

— Вчера вечером кузнец Эшнун и кожевенник Бирбал в шинке, что у базарных ворот, громко насмехались над теми мастерами, что взялись исполнить царский заказ. Эшнун спьяну кричал, что один формованный бронзовый доспех, который он может выковать за месяц, принесет ему больше денег, чем заработают те глупцы, что горбатятся, клепая дурацкие пластины на льняные линотораксы и кожаные куртки. «Пусть они хоть сколько наклепают, — хвастал он, — это все поделки, а я своими руками шедевры творю, потому и платят мне дорого!»

Гуруш утер пот и, выдохнув, продолжил.

— На это Бирбал поддакивал и смеялся, приговаривая: «Пусть дураки работают!»

Тут я не могу удержаться и подкалываю своего главного шпиона.

— И что! Ты им прямо так и сказал, что царь посмеется над ними?

Замявшись, Гуруш сразу же начал оправдываться.

— Ну, почти… То есть не совсем… Я хотел им так сказать, мне просто помешали обстоятельства! — вдруг испугавшись, он покрылся испариной и затараторил. — Пусть Великий царь не думает, что его верный слуга Гуруш трус! Я всегда готов…

Бросаю взгляд на побледневшее от волнения лицо Гуруша, успокаиваю его.

— Да знаю я, знаю! Не гонись так!

Гуруш все еще бубнит себе под нос какие-то оправдания, но я уже не слушаю. То, что отвага не самая сильная сторона этого человека, мне уже давно известно, так ведь не для этого я его и держу возле себя.

Впереди охранник уже открывает передо мной дверь, и из темноты веет холодной сыростью и почти ощутимым человеческим страхом.

Беру из держателя на стене факел, и в этот момент вдруг вновь всплывают слова Гуруша о хвастовстве какого-то кузнеца.

«А ведь тут есть над чем задуматься! — в одночасье проникаюсь проблемой. — Оружейник ведь делает доспех с нуля, то есть кузнец занимается несвойственным ему делом, прошивая многослойную льняную куртку или возясь с кожей. Поэтому-то и делают мало, и получают тоже гроши. Много возни, мало денег!»

Прежде чем сделать шаг, фиксирую про себя решение:

«Надо срочно заняться организацией производства!»

Взяв второй факел, охранник двинулся вперед, освещая мне путь. Я иду за ним, а чадящий дым забивает ноздри. Низкий потолок давит на сознание, порождая постоянное желание пригнуться, а пляшущий свет на стенах рисует причудливые, страшные тени.

Свет двух факелов вырывает у тьмы лишь крохотный пятачок вокруг нас, и я постоянно смотрю под ноги, дабы не споткнуться о выбоину на щербатом полу. Наконец, наш проводник остановился и потянул на себя тяжелую дубовую дверь.

Пригнувшись под низкий проем, захожу в небольшое помещение, освещенное четырьмя масляными светильниками по углам и горящим очагом у противоположной стены. Здесь остро пахнет гарью, человеческой кровью и экскрементами.

В центре комнаты на дыбе висит мой вчерашний знакомец, и вид у него какой-то неживой. У дальней стены стоит здоровенный пузатый мужик в кожаном фартуке, заляпанном кровью.

Несмотря на внушительные размеры и свирепый вид, сейчас он выглядит скорее испуганным, чем грозным. Едва мой вопросительный взгляд фиксируется на его широкой роже, как он бухается на колени и начинает вопить совсем не подходящим к таким габаритам голосом.

— Прости, Великий царь! — Он шмыгнул носом и растер пятерней сажу по лицу. — Прости, ведь помер бедолага! Я тока начал, а он возьми и помри!

Закипаю в один момент, ведь я же не коновалам армейским доверил дознание, вроде как на специалистов положился, а они мне что! Так-то могли карлика прямо там, в поле, насмерть забить.

Уставившись на палача, не сдерживаю себя:

— Ты что наделал, гаденыш⁈ Я тебя самого на дыбу отправлю!

Стражник понимает мои слова буквально и уже приступает к палачу, а тот вдруг жалобно заскулил:

— Прости меня, Великий царь, не уследил! Слаб сердечком оказался карлик-то! Кабы знать…!

Охранник бросил на меня вопросительный взгляд, мол, вязать или как? В ответ просто машу рукой — не надо!

Мне уже видно, что на киллере нет серьезных повреждений, только кровоподтеки от вчерашних побоев да след на животе от раскаленного железа. Это говорит в пользу слов палача, и я, уже не надеясь получить ответ, спрашиваю скорее по инерции:

— Успел ли хоть что-нибудь сказать убивец перед смертью?

— Да ничего, вроде… — палач вылупил на меня глазами олигофрена. — Тока имя одно прошептал.

Еще не веря в удачу, переспрашиваю и получаю в ответ:

— Кассандр!

Видимо, в это момент на моем лице промелькнула тень удивления, потому что палач растерянно пожал плечами:

— Ниче боле сказать не успел, бедолага. Пости мя, Великий царь!

То, что покойный имел в виду сына Антипатра, нынешнего властителя Македонии и Греции, у меня сомнений нет. Больше не обращая внимания на палача, я молча перевариваю услышанную новость.

«Вот, значит, как! Папашу отравил, бабулю на казнь отправил, а теперь и за меня принялся!»

Глава 18

Сатрапия Сузиана, город Сузы, конец августа 316 года до н.э.

Впереди меня почти бежит невысокий человечек с курчавыми черными волосами и большими чуть навыкате глазами. Он семенит, стараясь все время быть чуть впереди, при этом постоянно оборачивается и что-то мне говорит.

Это Чанакья, индус из Гандары, хозяин первой в мире мануфактуры, что основана мною с ним на паях. Мои шестьдесят процентов, его сорок — строго по вложенному капиталу и никакого административного давления. От меня здесь — мастерицы (из тех пленниц, что я отобрал при Габиене), деньги и инновации, а с Чанакьи — шерсть, его опыт производства и торговли на рынках Сузианы, Персиды и Индии. Ну и, конечно, личное управление. В последнем усердия моему менеджеру не занимать, тут я могу быть спокоен.

Подбежав к воротам большого каменного амбара, Чанакья широко распахнул створку, приглашая меня войти первым. Этот урок мы проходили совсем недавно, и мои телохранители вызубрили его назубок.

Наградив коротышку суровым взглядом, Арета оттерла его от дверей и вошла первой. Сразу за ней — первый телохранитель, следом уже я и замыкающим — второй телохранитель.

Проводив нас глазами, Чанакья прикрыл створки и вновь ужом просочился вперед.

Это новая ткацкая мануфактура, и я здесь уже не в первый раз. Любая ткань в этом времени, будь то шерстяная, льняная или хлопковая, — большая ценность. Производство исключительно кустарное: в каждом хозяйстве, где есть овцы или льняное поле, женщины мотают шерсть и ткут полотно. Качество, понятное дело, оставляет желать лучшего в девяноста случаях из ста. Кроить и шить одежду не принято, за крайним исключением, и для самых богатых. И то это только в Азии. В греко-македонском обычае даже аристократы предпочитают заворачиваться в отрез полотна, закалывать его фибулами и украшать складками. Остальной люд так вообще упростил все до предела: прямоугольный кусок ткани пополам, дырку для головы прорезали, на себя натянули, затем две половины веревкой подпоясали — вот тебе и хитон.

В общем, ткань — это лучшее вложение денег с максимально быстрым оборотом. К тому же мне нужно в максимально сжатые сроки изготовить как минимум семь с половиной тысяч льняных набивных курток для мягких пластинчатых доспехов. Это, как я уже осознал, без конвейерного производства не осилить. Поэтому, не скупясь, я вложил в это предприятие кучу бабла и сил. Полный цикл производства запустили буквально на днях, и я вот приехал проконтролировать.