Одинаковые. Том 2. Гимназисты (СИ) - Насоновский Сергей

— Вот это да… — прошептал Иосиф, осторожно присаживаясь на диван. — Никогда не видел такой роскоши.

Я улыбнулся, наблюдая за его реакцией, а Кузьмич заметил с хитринкой в голосе:

— То ли ещё будет, Сосо. В Петербурге увидишь и не такое.

Иосиф не мог оторвать взгляд от мельчайших деталей — бронзовых ручек, позолоченных креплений штор, тонкой резьбы на мебели. Он впервые видел, как живут действительно богатые люди, и это зрелище наверняка не оставило его равнодушным.

Поезд плавно тронулся, увозя нас всё дальше на север. За окном проплывали поля и рощи, а в вагоне время, казалось, текло иначе — торжественно и неспешно. Иосиф, забыв об уроках, впитывал каждую деталь этого необыкновенного путешествия, словно зная, что такие мгновения не повторяются. Все мы, изрядно уставшие от долгого пути, попав в комфортную среду несколько расслабились и уже одной ногой в мыслях стояли на пороге нашего дома в Шувалово.

Но судьба готовила нам новое испытание. На рассвете, когда состав набирал скорость, приближаясь к мосту через реку Сестру — одному из крупнейших инженерных сооружений на пути между столицами, земля под нами ощутимо содрогнулась. Мост этот, возведённый над полноводной рекой и державшийся на нескольких каменных опорах, соединённых тяжёлыми металлическими пролётами, считался гордостью инженеров, хотя ещё при его проектировании в 1860-х годах путейцы сталкивались с капризами русла и опасной глубиной воды.

Сначала мы услышали странный, холодящий кровь скрежет — будто металл терся о металл. Вагон качнуло влево, затем вправо. Пролётные строения моста, не выдержав тяжести состава, начали деформироваться, а верхнее строение пути затрещало под паровозом.

— Держитесь! — крикнул я, хватаясь двумя руками за стол.

В следующий миг всё завертелось: посуда в нашем купе зазвенела, тяжёлые шторы сорвались, и оглушительный грохот возвестил, что паровоз сошёл с рельсов. Цепная реакция потянула за собой и следующие вагоны. Наш вагон резко накренился и замер на боку. В темноте слышались крики, кто-то звал на помощь. Кузьмич, пытавшийся удержаться за поручень, упал и вскрикнул.

— Все живы? — перекрикивая шум, позвал я.

— Кажется, да! — донёсся голос Алексея.

— Нога… — простонал Иосиф. — Что-то с ногой…

Дым и пар из разорванных труб быстро заполнили вагон. Никита первым нашёл выход через разбитое окно, помогая нам выбраться наружу. Там открылась картина разрушения: искорёженные вагоны, обломки на береговых укреплениях, стоны раненых.

Не теряя времени, мы с братьями начали вытаскивать пассажиров. Иосиф, превозмогая боль, помогал подавать воду, Кузьмич, несмотря на травмированную руку, руководил раздачей воды и успокаивал людей.

Нам можно сказать повезло, что этот чертов мост оказался всего в 30–40 верстах от Питера, если бы такое случилось в глуши, то не известно как бы мы справились.

Через несколько часов прибыли спасатели — крестьяне из ближайших деревень, железнодорожники, солдаты из гарнизона. С ломами, кирками и верёвками они шагали осторожно, словно опасаясь потревожить само место трагедии. Впереди шёл седой мастер, деля людей на группы и направляя их к заваленным вагонам. Женщины из числа уцелевших перевязывали раны простынями, рвали на бинты рубахи. К вечеру на место прибыли врачи — всего трое, но работали они без устали при свете костров и масляных фонарей.

— Этого — первым! — скомандовал старший, указывая на Кузьмича. — Перелом открытый, медлить нельзя.

Иосифа осмотрели отдельно. — Вывих серьёзный, — заключил врач. — Хромота может остаться, но кости целы.

Ночь прошла в спасательной работе. К утру большинство выживших вывезли в лазареты. Нас с Иосифом и Кузьмичом отправили в ближайший госпиталь. Петербург встретил нас не нарядной Невой, а моросящим дождём, сыростью и больничными стенами. И всё же мы знали: пережив такое, мы уже не будем прежними. Мы увидели смерть лицом к лицу, но познали и силу человеческой солидарности. Путь оказался длиннее и страшнее, чем мы ожидали, но он научил нас главному — ценить жизнь, держаться друг за друга и не пасовать перед бедой.

В госпитале, когда врачи обрабатывали раны, Иосиф, повернувшись ко мне, тихо сказал:

— Знаешь, Илья, после всего того, что пришлось пережить за время знакомства с вами, я понял — ничто не страшно в жизни, если рядом с тобой настоящие друзья.

Я улыбнулся, чувствуя, как в душе прорастает нечто новое — уверенность, что вместе мы справимся с любыми испытаниями, какими бы трудными они ни были. Главное — ценить жизнь, дорожить дружбой и никогда не сдаваться, даже если сама судьба тебе бросает вызов.

И вот уже две недели мы в Санкт-Петербурге. Иосифа выписали из больницы больше недели назад, и теперь он восстанавливается дома. Нам повезло — никаких серьёзных повреждений, кроме вывиха, у него не оказалось. Даже подозрение на то, что он может остаться хромым на всю жизнь, к счастью, не подтвердилось, и это нас сильно радовало. У Кузьмича с рукой ситуация была куда сложнее. Перелом оказался серьёзным и опасным, но, к счастью, врачи, оказавшиеся рядом сразу после крушения поезда, сумели быстро и грамотно помочь. Да и скорость, с которой мы добрались до Петербурга после аварии, сыграла немалую роль в его выздоровлении. Сегодня мы как раз забирали Кузьмича из больницы и собирались провести день в кругу друзей.

В наш дом Шувалова мы пригласили всех, кто дорог нам в это непростое время и кто мог добраться. С семьей в Забайкалье же общение свелось к телеграфным сообщениям и не слишком частым письмам — связь с Дальним Востоком, особенно почтовая, оставляла желать лучшего. А учитывая, что станица Прилукская находится у чёрта на куличках, даже доставка вестей от ближайшего телеграфа занимала непозволительно много времени.

Впрочем, у нас уже были определённые планы на скорое воссоединение с семьёй.

— Привет, Кузьмич, — сказал я. — Как здоровьице?

— Ничего, ничего, Илья, — отозвался он, — хорошо. Вы, я погляжу, уже совсем обжились, отдохнули от дороги?

— Да, конечно, — кивнул я.

— Мы уже посвятили Иосифа во все наши дела и начинания в столице. Больше недели усердно готовимся. Подключили Олега Расторгуева, так что у Сосо теперь почти нет свободной минутки, разве что на утренние тренировки с нами.

— О-о-о, — протянул Кузьмич, ухмыльнувшись, — не завидую тебе, Сосо. Эти башибузуки кого хочешь до белого каления доведут.

— Да ничего, Егор Кузьмич, — усмехнулся Иосиф. — Мне даже нравится. Вон, я уже и стрелять неплохо научился. Кузьмич приподнял правую бровь и хмыкнул, усмехаясь в усы:

— Вы что, уже из своих крамультуков начали парнишку учить?

— Ну а то, — ответил Никита, — пусть осваивает всё, что мы умеем. В жизни всякое может случиться, и такие навыки никогда лишними не будут. Наука — наукой, а вот за себя постоять, если потребуется, — это совсем другое дело.

Сосо отлично вписался в нашу команду и не пропускал утренние тренировки. К тому же, погода сейчас стояла отличная, а дом в Шувалово предоставлял достаточно пространства для занятий.

В этот июльский вечер за столом собралась вся наша дружная компания. По правде говоря, люди, что окружали нас с братьями, стали нам по-настоящему близкими. Про Кузьмича и говорить нечего — он давно стал членом семьи, да и Алёнка, Машка, Ванюша — все ощущались родными людьми.

На посиделки мы пригласили Павла Алексеевича Свистунова — того самого человека, который сильно помог с гимназией и всё это время относился к нам по-доброму. Здесь же был стряпчий Андрей Михайлович Томских со своей семьёй. От задорного смеха его дочерей настроение в доме только росло, а как они стреляли глазками то на нас, то на повзрослевшего за последнее время Сосо — за этим было забавно наблюдать.

Не обошлось и без нашего архитектора и инженера в одном лице — Дудки Ивана Васильевича. Он как раз завершил работы по нашему подземному тиру и возведением бани и теперь занимался отделочными работами в бане, которую начали строить ещё перед отъездом в Тифлис. Землебитный забор по периметру участка, что мы стали возводить из выбранного грунта, достиг запланированной высоты два с половиной метра, уже подсох как следует, и, по словам Ивана Васильевича, на днях его планируют побелить и сделать перекрытие наверху, чтобы защитить от осадков. Дом за таким защитным сооружением выглядел настоящей крепостью.