— Ладно, оставим короля Ричарда в покое! Все равно сумма огромна, и у нас попросту нет таких денег!
— Не торопитесь, герр Франц! — Останавливаю словарный поток немца. — У вас может и нет полной суммы, а вот у банка Gran Tavola в Сиене наверняка есть. Он уже один раз выручил вас, почему бы господам из Сиены не поучаствовать снова. Расскажите о моем предложении сеньору Джованни Бонсиньори, пусть он передаст его своему дяде, а о процентах, я думаю, договоримся.
Вижу, ганзеец задумался, ему и хочется, и колется! Давать свои его жаба давит, но и подключать итальянского банкира желания тоже мало.
Вот Шульцгруммер бросил тревожный взгляд на меня, потом на своего партнера. Перекинувшись шепотом парой слов, оба немца вновь замерли в тишине. Их сомнения мне понятны, но и давать возможность им улизнуть я не намерен.
Ловлю бегающий взгляд председателя Шульцгруммера и впиваюсь в него глазами.
— Надеюсь, герр Франс, вы правильно понимаете, что вопрос стоит только так. Либо вы в деле и вкладываете свою долю, либо Ганза может забыть о Волге, Персии и Индии, а я буду искать других более надежных партнеров.
Последнее, конечно, блеф! Были бы у меня другие возможности добыть деньги, стал бы я с ними возиться, но даже самая малая вероятность потерять долю в предприятии под названием Индия наводит на ганзейцев настоящий ужас. Купцы из Любека уже вкусили пьянящий аромат сверхприбыли и возвращаться к торговле соленой сельдью им совсем не хочется.
Несколько мгновений тишины, и Франц Шульцгруммер, еще раз просчитав все за и против, все же решился.
— Твое предложение, консул, очень заманчиво, но и очень рискованное. Ты требуешь такую огромную сумму, что мне одному такой вопрос не решить. Я должен посоветоваться с моими товарищами в Любеке и партнерами в Сиене.
Такой подход меня не устраивает, мне нужны жесткие сроки, о чем я тут же и заявляю.
— Конечно, герр Франс, только учтите, я не могу ждать вечно. Сами понимаете, время поджимает.
Тонкие губы Шульцгруммера изогнулись в ироничной усмешке.
— Понимаю! Не волнуйтесь, думаю совет Любека прислушается к моему мнению, и к середине лета я вернусь с деньгами.
Часть 2
Глава 4
Конец ноября 1265 года
Промозглый осенний туман накрывает речную гладь мутно-белой напряженной тишиной, словно бы это не река Ахтуба, а какой-нибудь Стикс, ведущий в мрачное царство Аида.
Где-то там впереди, ничего не подозревая, спит столица Золотой Орды — Сарай-Берке. Спит обычным спокойным сном, еще не ведая, чем закончится для нее эта холодная осенняя ночь.
Стоя на носу катамарана, я смотрю в почти непроницаемую молочную пелену и думаю о том, что аналогия со Стиксом не так уж и неверна.
«Из этого похода также легко не вернуться назад, как и из царства Аида!»
Вторя моим мыслям, ритмично шлепают лопасти весел, а загребной задает темп.
'Не вернемся, не вернемся, не вернемся…! — Прогоняя морок, встряхиваю головой, и в уши врывается реальность: — Раз, раз, раз…!
Словно иронизируя надо мной, в сознании всплывает фраза из далекого советского фильма.
«Ох и мнительный ты стал, Сидор…!»
Обернувшись назад, прохожусь взглядом по рядам гребцов и заваленной поклажей палубе. Там в промежутках между тюками и бочками вповалку спят стрелки и отдыхающие после смены на веслах гребцы.
За головным кораблем почти в притык идет следующий, за ним следующий и следующий. Всего двадцать пять катамаранов. Все вместе они несут на своих палубах почти две с половиной тысячи бойцов из корпуса Ваньки Соболя. Тысяча двести арбалетчиков, восемьсот алебардщиков, три роты громобоев, четыре легкие пушки, продовольствие и огненный наряд на один-два хороших боя. Остальной запас плывет следом, отставая на неделю, а может и больше.
Вслед тому каравану, но уже берегом идут главные силы корпуса Хансена, Петра Рябого и Ратишы Ерша. Конный полк из корпуса Соболя тоже с ними, места на катамаранах для лошадей не нашлось.
Получается, что, за исключением гарнизонов крепостей, в этот поход я собрал все имеющиеся у меня силы. Даже более того: с установлением санного пути начнется общий сбор княжеских дружин и ополчения всех городов, входящих в Союз. Причина — возможный ордынский набег будущей весной. Это, так сказать, на всякий случай! Кто его знает, как оно обернется! Ведь если я облажаюсь, то по весне понадобится вся сила Земли Русской для отражения степного вторжения. Нападения на столицу монголы не простят!
Такой вариант я тоже не исключаю, но очень надеюсь, что все пройдет как надо и ополчение не понадобится.
В плотном тумане корабли идут на минимальной дистанции друг от друга, можно сказать, след в след! Провести суда по извилистой Ахтубе в непроглядную осеннюю ночь и плотный туман — дело непростое. На всей Руси нашелся только один кормчий способный на это. Звать его Семка Шило. Он уже двадцать лет водит тверские караваны по Волге до самого Каспия, и по Ахтубе — до Золотого Сарая. Других, способных на такое, сыскать не удалось, и потому Семка правит головным катамараном, а остальные следуют за ним, как за ледоколом, строго в кильватер. Держатся впритык, дабы не потерять в тумане корму впереди идущего судна.
Последнюю неделю идем днем и ночью, гребцы меняются в три смены, потому как вся ставка на внезапность и скорость. Я хочу ударить монголов тем же оружием, каким они били и бьют повсюду своих врагов — внезапностью и стремительностью. Ведь ныне все войско улуса Джучи на Кавказе, воюет с ильханом Ирана за Азербайджан.
Еще летом молодой полководец и любимец Берке, Ногай, вторгся в южный Ширван, но благодаря моему предупреждению его там ждали. В битве на реке Аксу монголы Абага-хана разгромили монгол Ногая, и тогда сам Берке выступил на подмогу своему протеже. Так что сейчас столица улуса Джучи Сарай-Берке пуста и беззащитна, как и оставленные в Золотом дворце ханские подушки.
«Сиротливо пылятся и спрашивают: „Неужели никто не воспользуется таким удачным моментом?“» — Подумав об этом, непроизвольно растягиваю губы в усмешке, но тут замечаю, как дернулся полог шатра Боракчин-хатун, и вновь одеваю на лицо суровую маску.
Крохотная палатка у мачты головного катамарана — это единственные личные апартаменты во всем караване. Даже у меня нет, и вот уже две недели я сплю на открытой палубе вместе с бойцами. В мои пятьдесят пять — это жуткий дискомфорт, но я сам его выбрал! Мог бы доверить этот речной рейд Калиде или Соболю, а сам бы двигался с относительным комфортом вместе с основными силами, но нет же, поперся сам!
«Вот и терпи, — злорадно награждаю самого себя, — коли уж взялся! Никто тебя не заставлял!»
Это, конечно, не совсем так! Все мои поступки продиктованы жесткими обстоятельствами. Вот и сейчас я смотрю на появляющуюся из шатра Боракчин-хатун и спрашиваю себя.
«Калида и Соболь с набегом бы справились, а вот с ней⁈ С ней они справились бы⁈»
Стрельнув в меня пристальным взглядом, Боракчин поднялась и направилась в мою сторону. Подойдя, она жестко вцепилась в поручень.
— Долго еще?!. — Стараясь не смотреть на бегущую за бортом воду, она высоко вскинула голову.
Подмечаю ее страх перед глубиной и иронично усмехаюсь в душе.
«Какой житель степи не боится глубокой воды!»
Скользнувшая в мыслях ирония никак не отображается на моем лице, и я отвечаю бывшей ханше также кратко:
— По словам кормчего, до рассвета будем!
Она смерила меня прощупывающим взглядом, и ее голос выдал тщательно скрываемую тревогу:
— Ты все так же уверен в успехе⁈
Как всякая женщина, она жаждет уверенного и простого «да», но сегодня мне не хочется давать категоричных ответов, и я ограничиваюсь многозначительной сентенцией.
— Как говорили древние мудрецы: «Боишься не делай, а делаешь — не бойся!» Я сделал для твоего сына все возможное и невозможное, теперь его судьба в руках божьих!
В глазах ханши блеснуло неудовлетворение.
