Назад в СССР: Классный руководитель (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"

Вещи мужа Глафиры оказались мне чуть великоваты, но все равно сидели вполне нормально. Я вновь взглянул в зеркало, оценив свой новый вид. И усмехнулся — из отражения выглянул настоящий деревенский мужик.

Когда мы шли по центральной улице, Глафира спокойно сказала:

— Это не милиция приходила. Бандиты какие-то. Тебя, Олег, они ищут. Осторожен будь.

Я удивился проницательности Глафиры, она даже не стала уточнять, участвовал ли я в драке с утопшими персонажами, просто поняла.

Когда мы прошли мимо дома культуры, я решил поинтересоваться:

— А фильмы эти уже не показывают? Которые на афишах?

— Почему не показывают? Все, что есть, всё показывают, — она повернула ко мне голову и тихо спросила: — Ты хочешь «Пыль под солнцем» увидеть?

— Да, хочу, давно мечтал посмотреть.

— Ну, так посмотри, к нам многие приезжают, чтобы этот фильм увидеть. Откуда наш Васька-киномеханик его достал, никому не ведомо. Но крутит его уже который месяц. И народ идёт.

Это обрадовало меня, и я решил после церкви остаться в селе, и пойти в кино. Хотя сейчас и понедельник, я бы мог вернуться в школу. Но пока мой больничный ещё не кончился, я решил использовать это время.

На удивление к церкви шло довольно много народа. Да и сам храм выглядел вблизи совсем иначе. И уже не казался маленьким, наоборот, возвышался на пригорке, как старинный собор. Я не очень хорошо разбирался в стилях, но мне показалось, что это век 17-й или 18-й. Вверх уходила глава — высокий позолоченный купол с крестом. От него отходили стены, в виде чешуек, кубическое основание по бокам украшали ещё купола.

Я потянул на себя высокую тяжёлую дверь из резного дуба, пропустил вперёд Глафиру, затем вошёл сам. В нос ударил сильный запах горевшего воска, лампадного масла, извёстки, краски, дерева.

Я считал, что в церкви будет немного народа, но всё помещение заполняла толпа, и не только сухонькие старушки в черных одеяниях, покрытые платками, чем напоминавшие больших сгорбленных ворон, но и женщины средних лет, даже молодые, в пальто, полушубках, у всех волосы скрыты под платками, или серыми пуховыми, или расписными. Присутствовали и мужики, они стояли у стен, по краям, держа в руках меховые шапки. И все смиренно ждали, когда начнётся проповедь. Когда мы вошли толпа расступилась, пропустила меня и Глафиру ближе к амвону, и я понял, что она действительно глава всей этой общины, что её уважают, знают.

Я редко бывал в храмах, особо сравнить убранство мне было не с чем. Но фрески на потолке, большой иконостас, украшенные позолотой врата я оценить смог. Проскользнула мысль, что коммунисты семьдесят лет боролись с религией, взрывали и закрывали храмы, убивали священников и прихожан, а вера в людях осталась, и все равно пробивалась наружу, как трава пробивается сквозь бетонные плиты, находит крошечную трещинку, и разрывает твёрдый материал.

Вышел батюшка в обычной коричневой рясе, с большим наперсным крестом, начал читать проповедь густым басом, не громко, но звук его голоса заполнял все помещение, и, казалось, заставлял вибрировать даже воздух. Я не прислушивался, лишь когда все склонялись и крестились, старался, делать также.

Среди женщин, молодых и старых, выделялась одна, закутанная в белоснежную пуховую шаль. Она поразила меня совершенством, утончёнными чертами лица, словно ожила выточенная гениальным скульптором из куска мрамора статуя. Я корил себя за эти абсолютно не подходящие в храме мысли, но ничего поделать с собой не мог. Она задумчиво, чуть склонив голову, слушала священника, но казалось, мысли ее витают очень далеко от этого места.

Когда батюшка закончил читать проповедь, прошёлся по толпе, помахивая кадилом, за ним следовали двое юношей, чем-то похожих друг на друга, коротко стриженные, безусые, они держали скрещёнными большие свечи. Наконец, они удалились. А я купил свечи, и направился к большой иконе Святого Пантелеймона-целителя. И тут меня накрыло волной волнующего тропического аромата. Краем глаза заметил, как к большой иконе Богородицы подошла прекрасная незнакомка в белом пуховом платке, каким-то удивительно грациозным движением поставила длинную толстую восковую свечу. И, сложив руки в молитвенном жесте, что-то зашептала. И на лице её возникло выражение глубокой печали, словно зеркальное отражение скорби девы Марии с иконы. Я так и застыл со свечкой в руке, не в силах оторваться от этого зрелища. Сердце сжала жалость. Видимо, женщина потеряла ребёнка, или ребёнок болен, а когда исчерпаны все реальные возможности решить проблему, обращаются к вере. Закончив молитву, прекрасная незнакомка, запахнулась плотнее в белоснежную шаль, прошла мимо, бросив мимолётный взгляд на меня, в котором я вдруг обнаружил интерес. Или мне показалось?

Глафира ждала меня на крыльце, кутаясь в пуховый платок.

— Глафира Петровна, я пойду к Степану крышу чинить в его курятнике.

— Да, конечно, Олег. И как тебе тут? Хорошо было?

— Очень хорошо, — я ответил без лести.

Я действительно ощутил лёгкость в душе, смягчилась боль от расставания с Мариной, растаял страх перед бандитами, с которыми я боролся на льду реки, куда-то в глубину души опустилась ненависть к жене. Действительно вера — это нечто такое, что позволяет человеку смириться с тяжестью его бытия.

— Видишь, значит, Бог тебя приветил, — она ласково улыбнулась мне.

Я проводил взглядом спину Глафиры, и тут заметил, как рядом с церковью остановился большой красно-белый туристический «Икарус», из него высыпали туристы. И судя по хорошо сидящей на них одежде и крутым зеркалкам, висящих на широких ремешках у них на груди — иностранцы. Кто-то одет в драповое пальто, кто-то в куртку с меховым воротником, вроде бы самые обычные зимние вещи, но их выделяла какая-то удивительная элегантность, качественный материал.

Их вела невысокая, стройная женщина в расклешённом кофейного цвета пальто с чёрным меховым воротником, высоких сапогах гармошкой на шпильке, и в маленькой меховой шапочке, из-под которой выбивались светлые пряди. Встав перед ними, начала что-то отрывисто вещать. И когда я подошёл ближе, понял, что она говорит по-немецки, рассказывает об истории этого места, о церкви. У некоторых её подопечных в руках я заметил массивные альбомы в суперобложке. На мелованной бумаге — чёрно-белые фотографии храмов. Среди толпы интуристов шныряло несколько мальчишек. «Бегунки» — нижняя каста фарцовщиков.

И тут меня бросило в жар, аж вспотели руки. Я увидел своего злейшего врага — Звонарёва с небольшой спортивной сумкой, висевшей у него на плече. Он общался с немцами иначе, чем пацаны, без подобострастия, на равных. Явно не узнал меня в этом мужицком прикиде, поэтому я спокойно подобрался ближе, наблюдая за ним.

Вначале парень предложил одному немцу в клетчатой куртке часы, тот повертел их довольно равнодушно, спрятал в карман и передал парню блок сигарет. После пары таких обменов, парень вытащил немецкий рыцарский крест и дополнительно вещицу, похожую на листок дуба с перекрещёнными мечами. Рядом с этим селом проходила линия обороны Москвы, защищая столицу погибло почти два миллиона наших бойцов. Но немцев тоже погибло немало. Простор для «черных копателей».

Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами, который демонстрировал Звонарёв, очень заинтересовал одного из немцев: седого, с впалыми щеками, чуть сгорбленного, одетого в темно-серое двубортное пальто, чем-то напоминающего шинель. Он положил крест себе на ладонь, сняв очки в элегантной черной оправе, поднёс к глазам. Потом, видимо, спросил о цене. Быстрым шагом, почти бегом, вернулся в автобус и вынес оттуда три пакета, и маленькую коробочку. Всё это перекочевало в руки Звонарева, и он спрятал это в сумку. Я решил, что это три пары джинсов, а коробочка — диктофон или плеер, может быть, Sharp или Sony. Неужели папашка этого ублюдка не мог обеспечить сынка примитивными шмотками и техникой? Взяв из рук фарцовщика орден, немец вытащил из кармана длинную коробочку, бережно положил туда и приложил к губам. Отодвинув чуть подальше, полюбовался и взглянул с таким обожанием на полученную вещь, что вызвало на лице Звонарёва невероятно кислое выражение. Видно, парень простить себе не мог, что отдал подобное сокровище по дешёвке. Но немец похлопал парня по плечу, улыбнулся. И ушёл в автобус.