Бродник (СИ) - Старый Денис

Теперь у нас есть более ста добротных, даже можно сказать отличных комплектов доспехов. Монголы везли доспехи и оружие, как я узнавал у Лепомира, собирались добрать личного состава в свою сотню. Новобранцам и предназначались ратные комплекты.

И даже хорошо, что часть из этих броней — вооружение монгольских элитных тяжёлых всадников. Может, получится действовать таким образом, чтобы другие монгольские отряды нас подпускали к себе ближе.

По словам же рязанских ратников, на Руси особой проблемы найти охотников, людей, знакомых с ратным делом, не так сложно. Сложнее всегда их вооружить, дать им коня, предоставить достойные брони. В этом главная причина того, что на Руси никак не могут собирать большие армии.

Экономика — кровь войны. Так было всегда, так будет и в будущем. Так что куда-то уходить, убегать я бы не хотел. Более того, я же понимаю, что если сейчас переждать эту зиму, то у нас будет время как минимум до следующей зимы. И это был шанс для остальной Руси. Если только поверить, что нашествие не закончилось и что ордынцы собираются и дальше воевать русские княжества.

Монголы иной реальности нападали на Русь именно зимой. И, видимо, для этого было немало причин. Так почему же в этой реальности этих причин не существует? Есть они. Так что уже к марту первый этап нашествия должен закончиться, а следующий начнётся не раньше декабря.

И это и было то окно возможностей, которое я хотел использовать по максимуму. И если нужно будет выдержать атаку даже двух туменов, то мы должны готовиться к ней с особым вниманием. И можем!

Осадные машины не подвести к Островному. Да и у нас могут быть такие машины, еще и лучше. Порох… если успеет созреть селитра, то он будет. Хватает сюрпризов, которые можно подкинуть врагу во время сражения.

— Русские земли велики. Вот только отступать нам некуда, — сказал я, и мои собеседники закивали головой.

— Добро говоришь, — сказал Глеб Вышатович.

— А вот ты, старый воин, недобро сказал мне. Танаис — моя, и будет моей, — вдруг, даже неожиданно для себя, взбеленился я.

Впрочем, я уже думал, что нужно более жёстко вести себя по отношению к девушке, которая настолько запала мне в душу. Если не получилось отвязаться от неё, если всё равно смотрю на неё и слюна течёт, а сердце замирает, то значит, нужно добиваться своего.

— Но не пара ты ей. За хана замуж выйти должна, — сказал Глеб.

— А где половецкие ханы? Может быть, и воюем мы из-за хана Котяна или его детей, которые бежали в Венгрию? Или, может быть, из-за других ханов, которые покинули Дон, ушли из волжских степей, укрылись у Днепра? Так следующий удар Орды будет по ним, а попутно лишь будет он нанесён по русским княжествам, — зло и решительно говорил я. — И чего тебе не впору честный рязанский ратник, который землю свою защищает? Не пара я ей? Значит, рязанцы не пара?

Да уж, перевернул я ситуацию так, что сейчас и Храбр Вышатович, и Андрей Колыванович, который, может быть, даже имел свои планы на Танаис, смотрят на русича, бывшего на службе у половцев, на Глеба, с некоторым презрением и с безмолвным вопросом.

— Ты хочешь жизнь девке загубить? — спросил Глеб.

— А это ты спрашиваешь у меня или у самого себя? Она выбрала меня. Отчего счастью нашему не даёшь случиться? Тут, когда война идёт, счастье мимолётно. Нельзя его упускать. Им нужно каждую минуту наслаждаться, — говорил я.

— У нее жених в Орде, Гзак Данилович. Она ему будет отдана, — настаивал Глеб. — Он ее защита от других кипчаков и от ордынцев.

— Она уже бежала от одного жениха. И этот… Чем он хорош? В следующем году будет разбит ордынцами-монголами, — говорил я.

— А грядущее не ведомо никому, — настаивал Глеб.

Мне хотелось его ударить. Но понимал я другое…

— Хорошо, как скажешь, — неожиданно для Глеба, согласился я. — Чего уж…

Но это не означало, что я решил отступить. Не буду своего брать, не будет ни в чем порядка. Девушка мне мозг выкручивает. Она будет со мной, или я прогоню половцев из своей общины. Ишь ты! Пришли тут… Вспомнилась шутка: дайте воды попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде. Пусть идут и женятся, разводятся, воюют. Но не рядом со мной. И не дурят мне голову.

— Нынче кто боярин, а кто и князь. Нам, на бродах, уже все едино, брате, — сказал Храбр своему брату Глебу.

— Так и есть. Мы нынче бродники, — сказал я. — И сворачиваем ближе к воде. Пора и ночлеге подумать. Вечереет.

Скоро мы остановились. Стали смотреть полученные трофеи. И да… это было добро, награбленное на Руси, ну и шелк со специями. Все предназначалось для торговли с генуэзцами. А теперь… Может и нам поторговать с этим народцем? Боюсь я, что наша экономика в ближайшее время не оправдает мои надежды. Слишком многое нужно сделать для войны.

— Токмо шубеек под сто, — говорил Храбр Вышатович, посчитавший трофеи и докладывающий мне.

Не впечатляло. Мне люди нужны, много людей, оружие… А шубы? Так их хватает, взяли еще в первый день моего появления в этом мире.

Спал плохо. Зябко… Днем было очень комфортно, тепло, а ночью, под утро, на землю стелился туман и сырость заставляла кутаться в плащи. Хорошо было, наверное, Лепомиру и Весте, девушке, которая сыграла роль его жены. Они спали в доме на колесах. Правда не одни, чтобы там не подумали чего крамольного. С ними еще спала и Танаис.

Вот, мля… Подумалось такое крамольное, что сознание сразу заполнила волна пошлых образов. Я их прогнал. Пока все еще побеждал гормоны и желания. Но уже устаю бороться с такими вот наваждениями. Ничего… приедем в Островное, так приму решение и сделаю поступок, чтобы раз и навсегда решить вопрос с Танаис.

— Голова… Голова… — когда я в очередной раз попробовал уснуть, ворочаясь на плаще и проклиная какой-то камушек, который мешал спать, но было лень его извлечь, из полудрема меня выдергивал голос Лихуна.

— Ну? Что случилось? — спросил я, присаживаясь.

— Почуял я плачь дитячий…

— Волк? Плеск воды? Речная чайка? — перечислял я звуки, которые можно было принять за плачь ребенка.

Глупо было бы проигнорировать слова Лихуна. Как говорится: лучше перебдеть, чем недобдеть. Поэтому…

— Пробуждай остальных, но бесшумно. Предупреждай, чтобы молчали, — приказал я.

Абсолютно бесшумно не получалось, некоторые рязанские ратники агрессивно реагировали на преждевременную побудку. И нужно будет сделать обязательно внушение, чтобы контролировали свои эмоции хоть во сне, хоть и наяву.

Если в ночи в тумане раздаётся детский плачь, значит там скорее всего ребёнок. А Ребёнок просто так находиться после реки вдали от каких-либо поселений не может. Следовательно, и к этому выводу несложно прийти, рядом с нами может быть какой-то из ордынских отрядов, которые гонит пленников на рабский рынок в венецианскую или генуэзскую фактории.

Уже скоро ратники были готовы выдвигаться в то место, откуда Лихун слышал детский плач. И пусть многие из бойцов были недовольные ранней побудкой, они, вновь почуяв кровь, были готовы и дальше бить врага.

Мне же подобная ситуация не особо нравилась. Так как приходилось в действовать тумане и не понять сколько сил может быть у противника. Получится ли это разведать, прежде чем вступить в бой? Но сражаться нужно. Здесь мы еще вдали от своих поселений, можем себе позволить показать истинное лицо. Хотя, лица, как раз, показывать не нужно. На то у нас шлемы есть, что без них сложно узнать кто есть кто. Да и туман.

— Выдвигаемся! — скомандовал я.

Глава 20

Среднее течение Дона — поселение Островное.

26–29 января 1238 года

Отошли недалеко, буквально метров на сто от лагеря. Я приказал остальным бойцам оставаться на месте. Сам же с Лучаном и с Лихуном, с теми бойцами, кто уже знает, что такое маскхалат, укутывавшись в белую ткань, поползли в сторону, куда указывал зоркий лучник Лихун.

Туман, не видно ни зги. Я, как ни силился, мог что-то рассмотреть впереди себя максимально шагов на тридцать.