Бродник (СИ) - Старый Денис

Вот пусть уезжает, а я решу свои вопросы с Танаис.

— Только со всеми своими людьми и с Танаис, — выставил свои условия Глеб Вышатович.

— Тогда просто собирайтесь и уходите отсюда! — резко ответил я на слова русича, бывшего на службе у половцев.

За моей спиной зарычал мой воспитанник.

— Дюж! Я благодарен тебе, но помогать мне нынче не надо, — сказал я.

Собрание длилось уже полчаса, не меньше. За это время, может, раз сто я посмотрел в сторону Евпатия Коловрата. Боярин молчал. Видно, что слушал, готовился что-то сказать, но пока был скорее изваянием, статуей самого же себя, героического, легендарного воина, символа сопротивления.

Конечно, перед тем, как продолжить управление своей общиной, я попробовал поговорить с ним. Всё-таки это единственный человек, который, если захочет, то имеет все шансы скинуть меня. И на Совете Старейшин не может быть такого, чтобы мы начали спорить.

Я даже для себя решил, что пусть так оно и будет. Если не буду я головой этого поселения, как и Берегового, то стану водить отряды на вылазки. Сидеть сиднем не стану. Но, опять же, чтобы я видел: община идет выбранным мной путем.

Вот только Евпатий был настолько скуден на слова, что у меня закралась мысль, а не помешался ли он умом? Но глаза этого мощного человека не казались безумными. Скорее, это был взгляд мудреца, переосмыслившего бытие. Или человека, осознавшего, что совершил большую ошибку.

— Хан половецкой Орды Кончак не пропустит людей, — вдруг, неожиданно для всех, сказал Коловрат. — Я обращался к его людям, еще там… Они слушали меня в Чернигове. Но говорили, что им ордынцы не помеха. Степь — великая, всем места хватит.

Взоры собравшихся направились в сторону боярина. Старейшины ожидали, что же он скажет дальше. Я видел, чувствовал, что моей власти не хватит, чтобы перехватить внимание людей.

Сложно бороться с легендой, с человеком, который вёл в бой две тысячи бойцов, который заставил орду развернуться на себя и тем самым отсрочил время иным, давал шанс и Москве и Владимиру. Может быть, удастся им получше подготовиться к обороне и не сдать эти города?

Вряд ли. Но хотя бы крови больше пустят ордынцам, чтобы нам было проще бороться в будущем.

Наступило молчание, неловкое. Все смотрели на Коловрата, ждали от него слов.

— Мы не закончили совет! — выдержав изрядную паузу, сказал я. — Мне есть что вам сказать.

Большинство глаз устремилось в мою сторону. Вот только Храбр Вышатович и Андрей Колыванович продолжали смотреть на ещё недавно явно более разговорчивого своего предводителя.

Я знал такое состояние человека. Он выгорел. Он сражался, и в свою борьбу вложил все силы, все ресурсы, которыми только обладал. И теперь Евпатий опустошён.

Уверен, что он осознал и то, что во многом был неправ. Обладая несомненной силой — почти двумя тысячами мечей и копий — он, пустив ручей крови ордынцам, мог бы сделать больше.

Он мог пойти под руку воеводы Филиппа Няньки и помочь отстоять Москву. С таким усилением вполне может быть, что это и удалось бы. Он мог бы продолжить совершать партизанские действия и освободить многих русских из рабства. Но не освободил никого.

И на это в нашем разговоре я намекал. Но была чёткая убеждённость, что Евпатий ещё вернётся, что он наберётся сил и вновь покажет себя славным воином и предводителем. Он легенда, а легенды не умирают, тем более, когда жива их физическая оболочка. И судя по всему, по мере совещания, интерес к жизни у Коловрата возвращается.

— Ты хочешь вызвать гнев ордынцев, и кабы они сюда пришли великими силами? — когда уже все взоры были обращены ко мне, вдруг сказал Евпатий Коловрат.

— Они не придут сюда силами великими. Ты своими великими делами заставил монголов медлить. Им ещё нужно взять Москву и Владимир. Им предстоит ещё разбить войско князя владимирского Юрия Всеволодовича. А после уже должна наступить весна и распутица. И вот когда они будут возвращаться, тогда они могут ударить по нам. Но не великими силами, ибо нас здесь мало. И Орду поворачивать не станут. И ещё нужно узнать о том, что мы сделали. А коли пришлют сюда тысячу, то мы одолеем её; надо — оставим всё и уйдём в леса, а после вернёмся, — говорил я.

— Экий ты кот-баюн! — сказал Храбр Вышатович. — Уже и с тысячей ордынцев совладать сможешь. Побили полусотню, но тысячу…

— Будет нас полтысячи, так и совладаем, — с уверенностью ответил я.

— Где взять столько ратных? — тихим, замогильным голосом спросил Коловрат.

А он что? К жизни возвращается? Интерес к происходящему все же просыпается? Похоже, что так. И вполне вовремя. Всё-таки он дал мне возможность показать людям, что именно я здесь хозяин, если ещё и до совета старейшин было принято немало решений, на которые Евпатий никоим образом не повлиял.

А, может, я всё-таки дую на воду, и на самом деле Коловрат не станет для меня соперником за власть? Если он окончательно придёт в себя, то необходимо поговорить, обсудить все мои планы. Если что-то дельное подскажет, то я, конечно же, не упоротый баран, чтобы противиться лучшему решению.

Ну а пока нужно задавать вектор дальнейшего движения. То, как я это вижу: в борьбе, но и в созидании. В обороне, но и в нападении, наращивая свои силы.

— Как стало известно из допроса бывших пленных, в генуэзской фактории превеликая скученность полоняных. Некоторым из них удаётся бежать в степь. Посему… нужно создать отряд в большой десяток, чтобы они этих людей находили и доставляли к нам. Каждый русич, кого мы можем спасти — спасённым быть обязан! — сказал я и осмотрел всех присутствующих.

Ни у кого не возникло желания противиться этому моему решению. И только Глеб Вышатович сидел задумчиво. Наверняка ему не понравился тот мой тон, с которым я разговаривал, и то, что я его посылаю к половцам. Догадывается же, что в это время я собираюсь расставить все точки над i в отношениях с Танаис.

— Мы строим крепость. Причём большую: частью на острове, частью на берегу, на ближайшем холме. Крепость будет частью земляной, частью из камня. Нельзя дозволить ее спалить. И тогда выстоим. Чуть позже, по весне, нам необходимо будет заняться вырубкой леса в шести-семи верстах от поселения, — говорил я.

— А это нашто нам? — возмутился Макар.

Наверняка уже понял, что именно ему нужно будет организовывать работу.

— Бурелом нужно сделать такой, чтобы ордынцам было сложно или невозможно пройти, — сказал я.

— Разберут всё это, — вновь спокойным тоном, словно отрешённо, сказал Евпатий.

— Сколько времени на то нужно? А что, если в это время по монголам камни полетят, стрелы? И это день-два, особенно когда прорастут деревья и листву дадут. Ещё и травы посадим такие, вьюны… замаются разбирать. А мы — жён да детей выведем в тот час, изготовимся к бою, пошлём за подмогой, — говорил я.

Странно, что никто не задал вопрос, откуда брать подмогу. Может подумали о том, что помощь придет из другого поселения, с Берегового? Но если ордынцы на нас войной пойдут, то Береговое оставлять нужно. А помощь? Так Мирон прибыл от бродников. И есть у меня на этот счет свои мысли. Нужно сделать так, чтобы эта помощь была.

— Что скажешь, боярин? — спросил Андрей у Коловрата. — С чего ты ни жив, ни мёртв? Слово твоё какое?

— Я погубил уже две тысячи русских ратников, нынче слушать хочу, опосля говорить, — сказал Коловрат.

— Дальше… — с металлом в голосе сказал я, посмотрел на разочарованного Андрея.

Видимо, он был уверен, что Коловрат придёт, порядок наведёт. Нет, не наведёт. И правильно делает. За меня всё же немало людей. Да и бабка Ведана хорошо поработала с сознанием боярина. Но то, что заместитель у меня меняется — факт. Лучше Коловрата, не будет в общине своего воеводы. С учетом, конечно, что я — Верховный Главнокомандующий.

— Говори! — дал я слово Мирону.

Он буквально на один день нас опередил, вернулся из Брод. Так называется главное поселение бродников. Правильно я сделал, что послал туда именно Мирона. Цепкий у него взгляд. Видит то, что неочевидное, делает выводы, которые для многих будут недоступными.