Бродник (СИ) - Старый Денис

— Вон там, — через некоторое время Лихун остановился, чуть привстал и показал рукой направление.

— Кто здесь? — раздался громкий мужской голос сбоку.

Мы тут же подхватились. Я выхватил меч, Лучан и Лихун изготовились стрелять.

Молчали.

— Есть там кто? — вновь тот же голос.

Тишина. Я молчал и всматривался в сторону, уже начиная видеть, может больше рисовать в воображении, мужской силуэт.

— Тук! — раздался звук, сообщивший, что арбалетный болт встал в ложбину.

Обычно он тихий, но в полной тишине звук показался раскатом грома.

— Спасайтесь, люди, тут кто-то есть! — заорал мужик и рванул, судя по голосу, в сторону.

Потом я услышал грохот падения человеческого тела. Послышались бранные слова, что-то про то, что находится под хвостом у любвеобильной собаки.

— Не стрелять! — скомандовал я, но никто и не спустил тетиву.

Тогда чего упал человек? Споткнулся? И тут в мою голову стали поступать вполне здравые мысли. Вот так ратные люди кричать не будут, да ещё и неловко себя вести, спотыкаясь на кочках.

Говорил мужик на русском языке, так что наш он, православный. Беглецы? Ещё раньше Перст, посланник атамана бродников, говорил о том, что к ним стали поступать многие беженцы, бегущие в основном из генуэзской фактории Тана. А бывает, когда кому-то удаётся сбежать и от ордынцев.

Так почему бы нам здесь не встретить таких беглецов?

— Мы русские ратники, рязанцы. К православным и к тем, кто чтит старых славянских богов — ко всем с почтением и уважением! — выкрикнул я.

Мужик к этому времени явно поднялся. И его силуэт стал более чётким. Одет он был в рубище. Да, зима тут достаточно мягкая, но минусовая погода всё равно присутствует. Снег-то никуда не сошёл. Мне аж стало холодно, представляя, как быть почти что и неодетым зимой.

— Нашия? А чего тут бродите? Нет тут русских земель, и до бродников, почитай, что два дня пути, — выдохнул мужик, не желая показываться из тумана, да и вовсе показалось, что он пытался прятаться за деревом.

А после дернулся обратно в туман.

— Да стой ты! — сказал я нарочито спокойным голосом.

Вдали поднимался гвалт. Женские крики, плачь детей, все кричали, мол спасайтесь, убивают. Туман, наверняка, усиливал неразбериху и панику.

Я сам подошёл к мужику. Нужно было быстрее реагировать. А то гляди люди в тумане разбредутся, сыщи их потом, да объясни, что в рабство пришел забирать.

— Да куда ты всё бежишь, ещё ненароком зашибёшься? — усмехаясь, сказал я. — И не мёрзло тебе ходить почти нагим?

— А лучше уж помереть голым, чем рабом стать. Да и люди сказывают, что перед тем, как от холода помереть, жарко становится. Вот, жду, когда согреюсь, — говорил мужик, явно стараясь храбриться.

Жарко становится от обморожения, но это уже когда все… Пора отходную молитву читать.

— Ты здесь, но где ещё люди? Или сбежал ты от всех остальных, детей малых оставил? — спросил я. — Слышу, как разбегаются все. Зря ты кричал.

Женский плач явно Лихун услышал. Теперь это уже точно. Может еще немного подрастет авторитет лучника, а то принялись его потравливать старшие рязанские товарищи. И не нет резона в это вникать, так как если мужик, то никто тебя не станет дразнить и шутить зло над тобой.

— По нужде я отошёл, а тут и вы… — с обидой в голосе сказал мужик.

Я более внимательно посмотрел на него, увидел, что штаны у мужика спущены. Более того, с увесистой поклажей в штанинах, кою не успел как планировал отложить. И вот в этом всём он явно запутался, оттого и упал.

— А что? В плену хорошо кормят, что есть чем… — я указал на неидеальную чистоту штанов мужика.

— Четыре дня мы уже ходим. Вот, рыбу наловили вчера, объедались ею, — сконфузился мужик.

Чуть вдали, метрах в ста пятидесяти, панические крики вышли на новый уровень. Кто-то увидел, на самом деле в своем воспалительном воображении, что тут монголы, ну или их приспешники.

— Спасайтесь, ордынцы! — прокричали, от туда, где находилась основная масса людей.

— Что стоишь? — обратился я к мужику. — Вытряхивай из штанов своё непотребство да беги успокаивать людей. Скажи, что своих, русичей, таких сирых да убогих, и с грязными штанами, подбираем.

— Ага! Это за раз. Прям и побегу нынче, — приговаривал мужик, одним махом левой ладони высвобождая свои штанины от ненужного груза.

Мне было неприятно на это смотреть. Вот такое… всё ещё никак не могу отойти от брезгливости прошлой жизни. А тут к подобным вещам более спокойное отношение, без особого стеснения.

Людей мы ловили ещё не менее часа. Точнее, они сами бегали друг за дружкой, выкрикивали, что мол, свои пришли. Но некоторые не верили в чудо, что здесь, почти что на пути, по которому ордынцы гонят полоняных к венецианцам и генуэзцам, могут находиться русские ратники.

К мужику у меня несколько изменилось отношение: он уже перестал вызывать лишь смех и брезгливость. Я понял, что это только он в рубище одет, а вот детки, бабы как раз-таки укутаны. Не в мехах, но в какие-то шерстяные ткани, во рванину, но уж точно более теплую, чем мужик. Своим здоровьем жертвовал ради других, не оскатинился в сложной ситуации.

Всего беглецов было около четырех десятков. Мужиков из них немного, лишь семеро. Остальные, по словам уже более разговорчивых баб, оставались с кольями и одним топором, чтобы задержать вероятное преследование. Так что приходилось оставлять тут десяток и того мужика оставил, чтобы людей подобрали. Бабы — это хорошо, но нам нужны мужи, строители и воины.

И вновь я слышу о примере героизма русских людей. Ну так почему его не хватило для того, чтобы отбиться от ордынцев? Большая часть из тех русичей, которые попадаются мне на пути, проявляют железный характер и волю. И ведь всё равно война проигрывается.

Конечно, мы детей покормили, в первую очередь, да и всех остальных чуть позже. В обозе, который мы взяли у монголов, была тёплая одежда, так что всех согрели. А где не хватило — там поделились и своим.

Судя по всему, в моей общине изрядно прибыло. Пора бы мне иметь такую силу и такие варианты развития событий, чтобы эти люди ни в коем случае не пострадали, даже если придётся в открытую драться с ордой.

Подумать бы… может, сразу после того, как засеем поля, часть людей всё-таки отправить в какой-нибудь город русский? Из ближайших к нам, из тех, что не сожжены, — Козельск да Новгород-Северский. Нужно будет об этом подумать и посоветоваться с людьми. Как бы не получилось так, что мы своими же руками отдадим этих людей в рабство, но только уже в русское. Я не такой идеалист, чтобы не верить в существование подобного. Или не захотят горожане брать себе обузу и при первой же возможности отправят людей побираться по белому свету.

Возвращались мы сразу не в Береговое, а в Островное поселение. Для всех жителей Берегового выход дружины на вылазку выглядел как возвращение в Островное поселение. И чем меньше людей будет догадываться, куда именно пошли рязанские ратники, тем будет лучше.

Конечно, я не столь наивный человек, чтобы не предполагать: информация обязательно вылезет наружу. Но пускай это произойдёт хотя бы позже. Нам бы до весны продержаться, да выстоять, когда монголы возвращаться будут. И есть предположение, что все же пойдут в сторону Южного Поволжья. Ну а нет, так отправим людей на пару недель в лес, там уже нужно строить и готовить заимки. А потом…

Монголам нужно будет еще самим освоить те богатства, что награбят в русских городах. Они не пойдут до следующей зимы на Русь. В иной реальности этого не сделали, и в этой не вижу предпосылок, чтобы поступили иначе.

— Ставим крепость! — сказал я, когда собрались на общем собрании старейшин в Островном. — Готовим выходы людей через болото, если всё-таки будет осада. Лесную тропу надлежит подготовить через лес. Кому-то следует отправиться к ближайшей орде половцев, чтобы договориться с ними о возможном проходе людей, — я посмотрел в сторону Глеба Вышатовича. — Это нужно сделать тебе.