Японская война 1905. Книга восьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Чертовы предатели! — Боб пытался выплюнуть всю землю, что успел наглотаться, пока прятался от выстрелов. — Ну ради чего? За что они сражаются?

— За свой город, — Гарри после недавней схватки был еще бледным.

— Лежать, — Элвин придержал друзей, почувствовав холодок по спине. И верно, над ними начала работать артиллерия, и даже непонятно чья и с какой стороны… — Лежать!

— Да лежим, — Боб сполоснул рот из фляги и сплюнул. — Но все же? Почему они не бегут?

— Они — американцы, — так же спокойно ответил Гарри, у него в голове как будто что-то менялось. — Мы сражаемся за родину, они — тоже. Мы не сдаемся, они — тоже. Мы учимся, и они тоже будут учиться.

Неожиданно рядом с ними упала граната, и все смешалось. Кто-то кричал — назад! Кажется, это был вражеский офицер, пытающийся удержать своих солдат. Но те все равно полезли вперед. То ли психи, то ли…

— Вы убили наших друзей! — какой-то тощий мексиканец влетел в них с разбегу и разрядил сжатый побледневшими пальцами «Спрингфилд» в ближайшего солдата.

Зря. Если бы примкнул штык, мог бы попытаться зацепить двоих, а так — потерял время на отдачу, на попытку разглядеть следующую цель… Элвин вспомнил, как сам недавно начал бой точно так же, и мысленно покраснел. Впрочем, теперь он был готов. Модель «Байонет» 1905 года не мешала стрелять, уж точно не вблизи, и теперь сорок один сантиметр штык-ножа вошел прямо в грудь вражескому солдату.

Удар! Удар еще одному! А их оказалось не так много — кажется, часть все же послушали своего офицера. Разумный приказ не лезть на рожон, но именно из-за него враги сейчас умирают, а они будут жить… Последнего мексиканца, который пытался задушить Гарри, Элвин оглушил ударом приклада. Кажется, они теперь вернутся не с пустыми руками. Язык, которого можно разговорить, лишним не будет. А если он еще и что-то полезное расскажет, то можно рассчитывать на премию или даже новые погоны.

— Ты как? — Элвин протянул руку Гарри, помогая подняться.

Тот пошатнулся, а потом неожиданно выхватил у него винтовку и воткнул штык в горло взятому в плен солдату. Обидно, но Элвин еще не успел привыкнуть к мысли о награде, и отказаться от нее оказалось совсем несложно. Гораздо интереснее было, что же такого случилось с их обычно спокойным другом.

— Ты чего? — Боб положил руку Гарри на плечо, но увидел его взгляд и отшатнулся.

— Он хотел меня убить, — того трясло.

— Нас не первый раз, вообще-то, хотят убить.

— Он смотрел мне в глаза! Я его узнал. Он жил в ночлежке рядом с нашей казармой в Новом Орлеане. Я даже как-то бросил ему пару центов, когда он пел «Гуд Олд Саммер Тайм». И он тоже знал меня, знал, что я американец, знал, что мы пришли их освободить, но все равно хотел меня убить. Не штыком, не пулей, а своими руками. Почему он так меня ненавидел?

— Ты же сам говорил, что они защищают свой город! Как мы! — Элвин ухватил друга покрепче и потянул его за собой. Они выжили, но им нужно было двигаться дальше.

— Это да… — Гарри еще потряхивало. — Но я почему-то никогда не думал, насколько же эта жажда свободы ужасно выглядит. Раньше мне казалось, что у нее есть границы. Что одно дело стрелять в темные цепи, где ты видишь силуэты, а не живых людей. Что глядя в глаза — все по-другому. Что со мной будет по-другому! Но нет! Он меня ненавидел, он хотел меня убить, и, если бы я оставил его в живых, он бы еще обязательно попытался это сделать.

— Значит, теперь ты на моей стороне? — хмыкнул Боб. — Убьем всех чужаков?

— Убьем всех своих, — зло поправил его Гарри. — Чужие как пришли, так и уйдут. А эти… Если их не остановить, они будут сражаться, пока не убьют, не перегрызут горло каждому из нас.

Карл Оттович Брюммер сначала даже радовался, когда враг начал приближаться. Возможность отойти от управления городом, вернуться к любимым пушкам, к расчету секторов обстрела, путей снабжения или переброски подкреплений… Это было так приятно. Тем более, в глубине души зрела тихая надежда, что Макаров опять что-то придумает, и они смогут победить. И пусть опытных солдат с офицерами у них чуть больше трех тысяч — ну пять, считая пруссаков — но ведь раньше они справлялись!

Брюммер невольно рисовал схемы, а что бы он придумал сам на месте генерала. Обойти фланги, воспользоваться скоростью, обрезать снабжение — а там, как вышло с флотом американца Эванса, сколько бы ни было врагов, без патронов и снарядов они просто масса, которая обречена поднять белый флаг. Увы, это теперь понимал не только он.

— Есть новости от Буденного? — спросил он у приданного ему Чернова.

Личный связист Макарова был словно знамя, которое передают на самое опасное направление, и вот пришла очередь Брюммера.

— Я только мельком просматриваю то, что идет напрямую в штаб, — предупредил тот.

— Не томи.

— Вчера пытались пойти в обход через Спрингфилд — это почти восемьдесят километров на восток — но враг тоже использует аэростаты и отслеживает наши передвижения.

— Заметили?

— Да. Перебросили навстречу два конных полка.

— Лошади против броневиков?

— Они действовали как мы в Маньчжурии. Лошади как средство доставки, не более. А на месте — мины, засады, несколько орудий, работающих прямой наводкой. Пришлось замедляться, а там и американская пехота подтянулась.

— Кстати, а где их броневики? На нашем участке фронта я их тоже не вижу.

— Либо в тылу, либо Першинг забрал все себе.

— Понятно. И что, больше попыток не было?

— Буденный пытался еще два раза. Ложное направление и основное — без самого прорыва, просто проверить скорость реакции. И американцы справляются. Вначале несут потери, но держат удар. Будь у нас равные силы, можно было бы их растянуть, разыграть разницу в классе, но…

Чернов не закончил, но и так было все понятно.

Силы не равны. Удары Буденного только подтвердили то, что они знали и так. Враг готов к обходным маневрам, враг научился действовать быстро и встречать их, а значит, скоро и сам будет попытаться провернуть что-то похожее… И тогда про броневики на основных позициях можно будет забыть. Все ресурсы, все стволы и моторы будут брошены на то, чтобы уже им, объединенными силам Новой Конфедерации, остановить все попытки прорыва.

А по центру придется работать только ему, Брюммеру. Тут Карл Оттович немного лукавил. Все солдаты, что прибыли в Луизиану, все добровольцы, которых набрали и кое-как обучили за этот месяц — все они тоже готовились сражаться. Почти пятьдесят тысяч человек с винтовками, минометами, пулеметами и гранатами. Нет — их сила, их умения и их храбрость тоже важны, но только от него, Брюммера, зависит, будет ли все это иметь хоть какое-то значение.

Ну и от генерала Макарова. Враг мог ударить с множества направлений, но Вячеслав Григорьевич поставил на атаку вдоль железной дороги. Даже правый берег Миссисипи — вроде бы открытый, но без возможности переправить туда технику и орудия — они прикрывали весьма условно. Они собрали все силы в кулак, чтобы встретить врага, и тот пришел. Силой на силу. Возможно, не все это еще поняли, но бой еще не начался, а первая победа уже оказалась за ними. Не самая заметная, но очень важная.

Брюммер прикрыл глаза, и в этот момент ударила первая американская пушка. Тяжелая 6-дюймовка. Следом еще три — значит, батареи по 4 орудия. Доклады разведки подтверждались — не самые лучшие доклады. Сам Карл Оттович предпочел бы, чтобы враг работал по более старым схемам, когда в батарею собирается по 6, а то и по 8 орудий. Такие, если накрыть, можно вывести из строя и солдат побольше, и пушек.

Но они будут работать с тем, что есть. Брюммер считал секунды между выстрелами и немного по-щегольски, не спеша поднимался на вершину их наблюдательной позиции. Возведенная на краю сорокаметрового отвала красной глины — с нее было видно и подходы янки вдоль Миссисипи, и движения войск за дамбами, и даже край уходящих за горизонт болот.

— Атака… — Чернов каркнул и засел за сведение зашифрованных докладов с передовой.