Последний Герой. Том 4 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Понял.

— И самое главное — рюкзачок прихвати.

— С оружием? — уточнил он, не меняя тона.

— С ним самым. Не хотелось бы, чтобы его нашли. Не докажут связь с Валетом — так впаяют 222-ю.

— Сделаю, — коротко ответил Грач и прибавил газу.

Машина мягко ускорилась, унося нас подальше от города, в сторону дачных массивов.

Грач выглядел как престарелый мачо: модные узкие брюки, светлая шёлковая рубашка без единой складки, на глазах — тёмные очки в тонкой оправе, ботиночки без лишних потертостей. Такой персонаж в коридорах общаги МВД смотрелся, как новенькая иномарка на колхозном рынке.

Он шагал уверенно, без оглядок, но прямо в холле напоролся на бабу Любу. Комендант вынырнула из своей каморки и встала на пути, перекрыв проход квадратной фигурой, как бронеплита. Рыжая прическа полыхнула под светом ламп — хоть на перекрёстке ставь вместо светофора.

— Мужчина, — строго проговорила она, вперив в него взгляд поверх очков, — вы к кому?

Её наметанный глаз сразу определил: этот точно пришёл не в гости и не по службе. Ментом он не был — и не из-за отсутствия удостоверения, а потому что от головы до ботинок в нём читалось что-то постороннее, чужеродное. Не тот гардероб, не та осанка и уж точно не тот взгляд. На лице отпечаталась харизма совсем другого толка — негосударственного.

Грач стоял перед бабой Любой, улыбался так, как умел только он — с ленцой, с прищуром, будто знал что-то, чего не знал никто вокруг. Снял очки, глянул прямо в глаза, и у комендантши в голове, похоже, что-то щёлкнуло.

— Боже мой… Какая фактура… — он сказал это так мягко, будто пробовал на вкус слова, — уважаемая, вам когда-нибудь говорили, что у вас редкая осанка?

— Какая ещё осанка? — она чуть растерялась, но подбородок всё-таки непроизвольно подняла.

— Та самая, несгибаемая. Но в ней есть… — он сделал паузу, словно подбирал слово, — изюминка. Это можно усилить. Вы прежде всего — женщина…

— Усилить? — она прищурилась, но не так, как обычно, когда собиралась кого-то прижучить за непорядок, а, скорее, из любопытства.

— Да, — он кивнул. — Я веду занятия… особые. Круг, — произнёс он это так, что слово само по себе стало звучать как обещание. — Мы работаем с внутренней силой, уверенностью… учим открывать то, что делает женщину по-настоящему заметной. У вас это есть. Просто… пока спрятано. И когда вы позволите этому выйти наружу, мужчины будут терять голову.

Баба Люба, которая полжизни ходила в берцах и тянула лямку прапорщика в изоляторе, женской энергией себя никогда не мерила. Но тут Грач глянул на неё так, что ей вдруг вспомнилось, что в паспорте у неё всё-таки стоит пол «женский», и в графе «семейное положение» можно бы и поправку сделать, ведь, страсть, как хочется.

— А-а… — протянула она, — это что, танцы какие, что ли?

— Танцы тоже бывают, — кивнул он, — но главное — это вы сама. Чтобы вас видели и слышали. Как личность, как женщину… Какова вы внутри…

Слово «внутри» он произнёс чуть тише, чем надо, и это отчего-то пробрало её до мурашек.

— Приходите, уважаемая. Хоть сегодня. Уверен, вы удивите не только меня, но и себя. До круга…

— Ага, до круга… — закивала улыбающаяся коменда.

Она так и не узнала, куда он, собственно, шёл и зачем. Махнула рукой, мол, проходи уже, и осталась стоять в коридоре, глядя ему в спину. В голове у бывшей прапорщицы, закалённой в ментовской службе, вдруг закружились самые настоящие бабочки — те, про которые она давно думала, что повымерли.

А Грач шёл дальше по коридору и уже знал: в его Большой Круг скоро войдёт ещё одна женщина. И, может, из всех его «послушниц» эта будет самой дисциплинированной.

Грач отпер нужную дверь, тихо зашёл и сразу прикрыл её за собой. Плотно, чтобы никто случайно не заглянул. Свет включать не стал — утреннего света из окна хватало, да и так меньше лишних глаз.

Быстро заглянул под диван, там — рюкзак, тот самый. Проверил — оружие на месте. В шкафу, среди аккуратно сложенного постельного белья, лежали пачки денег. Он собрал всё в тот же рюкзак, застегнул молнию.

На полке на стене оказалась стопка виниловых пластинок. Грач потянул одну, провёл пальцем по обложке, присвистнул.

— А неплохо Макс устроился… — пробормотал он.

Коллекция явно была раритетная, редкие издания. Не похоже на обычную комнату в общаге.

Он убрал пластинку на место, взял рюкзак.

— Ничего, — усмехнулся про себя, — на даче поживёт… сортир на улице, печка дровяная — хлебнёт настоящей деревенской жизни.

Когда всё было собрано, он вышел в коридор и начал запирать дверь.

— А вы кто? — раздался за спиной молодой женский голос.

Грач обернулся. Из соседней комнаты вышла девушка в коротком махровом халатике. Миловидная, волосы чуть растрёпаны, но глаза усталые, с тенью хронического недосыпа. Из-за её спины, из приоткрытой двери, доносились детские голоса. «Молодая мамаша», — отметил он про себя.

— Я друг, — кивнул Грач в сторону комнаты, которую только что закрыл. — А вы кто?

— А я соседка, — ответила она, глядя на него внимательно, с явным подозрением.

Оно и понятно: видела, как незнакомый мужчина выходит из комнаты без хозяина, да ещё и запирает её на ключ.

Соседка явно была дотошной. По глазам читалось: вот-вот позовёт комендантшу.

Но Грач чуть улыбнулся — мягко, спокойно, так, что в её взгляде что-то дрогнуло.

— А вы слышали про Большой Круг? — спросил он негромко, почти доверительно.

Вопрос был настолько неожиданным, что девушка на мгновение забыла, что собиралась поднимать тревогу. Она растерянно моргнула, прижимая полы халатика, и почему-то вдруг поймала себя на том, что ей интересно, что же это за «круг» такой.

Я осмотрелся. Дача оказалась из тех, что на первый взгляд ничем не выделяются. Таких по стране тысячи: шесть соток, обнесённых сеткой-рабицей, за которой в углу дичала старая слива, рядом — вишня и кривобокая яблоня, уцелевшая после всех ураганов. Парник, когда-то гордость хозяина, давно покрылся сорняком и врос в землю, ржавые дуги уже будто бы стенали, прося разобрать его.

Сам домик — двухэтажный, с низким потолком и печкой-буржуйкой в углу. Стены тонкие, рамы деревянные, стекло в одно полотно. Жить тут зимой — замёрзнешь, но до первых холодов сгодится. Внутри пахло старым деревом, чуть прелой тканью и чем-то знакомым, из детства — смесью дачной пыли и яблок.

Мебель советских времён: массивный стол из натурального дерева с отбитыми углами, шкаф с кривыми дверцами, которые закрывались, только если прижать их рукой, тяжёлые стулья с облезлым лаком. В углу — видавший виды диван с накидкой непонятного цвета, который в девяностые называли «гобеленовым».

Но самое любопытное было на низком столике. Стояла игровая приставка «Денди» с жёлтым картриджем, на котором едва читались буквы «Super Mario».

На тумбе — магнитофон «Sharp» с двумя кассетными гнёздами, гордость любой компании в начале 90-х. На полке стопка аудиокассет: «Кино», «Алиса», «ДДТ», «Наутилус Пампилиус», «Любэ»…

Я вытащил одну, чёрную, с белой наклейкой. Подписано от руки: «Наутилус — Зверь». Вставил, нажал «Play». Лента зашуршала, и в колонках зазвучал хрипловатый голос Бутусова.

Я смотрю в темноту, я вижу огни.

Это где-то в степи полыхает пожар.

Я вижу огни, вижу пламя костров.

Это значит, что здесь скрывается зверь.

Я присел на край дивана, слушал и кивал про себя. Слова ложились на моё нынешнее состояние.

Дом этот для меня стал теперь даже не убежищем, а временной норой. Здесь я мог отдышаться, собрать мысли и начать действовать. Надолго задерживаться не собирался. Но пока… пока я в своём укрытии, и охотник ещё не знает, где его добыча. И сам станет добычей для Зверя.

Зазвонил мой новенький кнопочный телефон, тот самый, что достал мне Грач.