Инженер Петра Великого 11 (СИ) - Гросов Виктор

— Он играет с нами, — сказал я. — Провоцирует. Хочет, чтобы мы сами вышли к нему в поле. Испугались осады и попытались прорваться. Глупо, как по мне.

— Согласен, — поддержал герцог.

— Он это знает, — я опустил трубу. — Знает, что мы будем сидеть здесь до последнего. Значит, он ждет чего-то еще.

В моей голове, как на трехмерной карте, прокручивались все варианты. На востоке — армия Савойского. На западе — горные тропы, ведущие в католические кантоны. Туда, куда ушла моя делегация.

На краю сознания мелькнула неприятная мысль.

— Он ждет не свою армию, — прошептал я. — Он ждет нашу.

Пётр непонимающе свел брови.

— Он все знает, — слова вылетали быстро, лихорадочно, пока в голове с лязгом сходились последние шестеренки адской головоломки. — Знает, что мы будем нанимать солдат. Знает, что протестанты нам помогут. И он точно знает, что мы попытаемся договориться с католиками. Он не остановил наших послов. Он пропустил их. Намеренно.

— Зачем? — выдохнул герцог, его лицо стало пепельным.

— Чтобы ударить с двух сторон, — закончил за меня Пётр, и в его голосе прозвучал металл. — Он выжидает, пока наши «союзники» из Швица и Ури подойдут с запада. В тот самый момент, когда мы выйдем из города им навстречу, он ударит с востока. А горцы… — царь помрачнел, — горцы ударят нам в спину. Он хочет разбить нас по одиночке. Если он будет бить наших союзников у нас на глазах, то мы вынуждены будем выйти из-за сооружений и помочь им. Савойскому не надо будет прорываться через редуты и валы.

Мой взгляд устремился на запад, туда, где за грядой скал скрывались горные тропы. Где-то там сейчас были Нартов, Монтескьё и Остерман. Где-то там собиралась наша армия, если конечно им все удалось. И мы понятия не имели, кем окажутся те, кто придет из-за гор, — друзьями или врагами.

Глава 21

Семь дней мы висели в тягучем, наэлектризованном вакууме ожидания. На наблюдательной вышке ветер рвал плащ герцога Орлеанского, пока мы, вцепившись в перила, изучали панораму. Внизу, ощетинившись земляными иглами редутов, в оборонительную стойку свернулась Женева. Восточнее, закупорив горловину долины, лениво дымили костры лагеря Савойского. Враг затаился. Эта статика бесила.

— Герцог играет с нами, — Филипп не опускал подзорную трубу, словно надеялся разглядеть мысли противника. — Выставил авангард приманкой и выжидает. Чего именно…

— Ошибок, — буркнул я, кутаясь в воротник. — И наших друзей.

Рутина превратилась в день сурка. Утро начиналось с сухих сводок Ушакова, суть которых сводилась к тому, что динамика нулевая, патрули стационарны. Днем мастерские шумели от лихорадочной активности. Вечером мы собирались над картой, чтобы в сотый раз перетасовать колоду заведомо проигрышных вариантов.

— Делегация молчит, — сообщал Ушаков на очередном совете, перебирая бумаги. — Расчетное время возвращения истекло сутки назад. Перевалы со стороны Швица пусты.

Пётр, остервенело стругавший ножом деревянный брусок, вздохнул.

— Что наемники? — спросил он, сверля взглядом столешницу.

— Ситуация критическая, Государь. — Ушаков разложил донесения веером. — Цюрихские и базельские капитаны, несмотря на договоренности, не спешат. В кантонах шепчутся об эмиссарах Савойского. Те предлагают двойное вознаграждение исключительно за нейтралитет.

— Иуды! — выплюнул император. — Я научу их держать слово!

— Государь, — перебил я Петра, гася вспышку монаршего гнева. — Перед нами простая экономика. Капитаны — это товар, достающийся тому, кто больше платит. Савойский доходчиво объяснил швейцарцам перспективы.

Разговоры стихли. Де Брольи нервно полировал пуговицу мундира, грозя стереть позолоту. Орлеанский гипнотизировал карту. Мы уперлись в стену. Самое обидное, что мой план по созданию лавин, казавшийся вершиной инженерной мысли, на поверку оказался технически несостоятельным.

— Для закладки зарядов в этих координатах, — кончик указки скользнул по схеме горного хребта, — требуется поднять сотни фунтов пороха на высоту полторы тысячи саженей. Почти отвесный подъем.

— В чем загвоздка? — пробасил де Брольи.

— В людях, генерал. — Я устало потер переносицу. — Линейная пехота здесь бесполезна. Нам требуются профессиональные горноходы, люди, чье детство прошло на скалах. Такой ресурс сейчас находится либо в горах Швица, где сгинула делегация, либо уже носит цвета Савойского. Будь мои посланники здесь вместе с горцами, мы бы уже готовили врагу снежную лавину. Однако…

Указка со стуком ударилась о карту. Гладко вычерченная на бумаге операция разбилась о логистику и дефицит специалистов. Рассчитать резонанс взрывной волны оказалось проще, чем доставить груз в точку детонации.

Военные и дипломатические конструкции рассыпались карточным домиком. Запертые в осаде, с тающей армией, мы просто пыли по течению.

— Может, прорыв? — Пётр тяжело опустился в кресло, словно на его плечи лег весь груз уральского чугуна. — Собираем боеспособные части и идем напролом.

Фраза прозвучала приговором. Даже Орлеанский промолчал, признавая отсутствие альтернатив.

Глядя на осунувшиеся лица соратников, я ощутил, как внутри поднимается волна безнадежности. Впервые мой разум выдавал фатальную ошибку: вариантов нет. Савойский переиграл нас стратегически, навязав изматывающую позиционную войну вместо честной драки. Он просчитал переменные лучше меня. Теперь оставалось лишь выбрать формат финала: быстрая, шумная смерть в поле или медленное, унизительное угасание от голода. «Богатый» выбор для человека, планировавшего перевернуть историю.

Тусклый свет масляных ламп выхватывал из полумрака измученные, осунувшиеся лица.

Я отошел к окну. В темном стекле отражался мой силуэт, а за ним — карта, утыканная красными флажками врага. Идеальный капкан, без единой лазейки. Я снова и снова прогонял все данные из обеих жизней, пытаясь найти трещину в безупречной логике Савойского. Тщетно.

Бессильная злоба заставила меня вернуться к столу. Я принялся бездумно ворошить бумаги, сваленные в углу: донесения, списки наемников, счета от Анны… Пальцы наткнулись на тяжелый кожаный тубус. Трофей. Из него на стол высыпались хрустящие, пахнущие краской листы. Чертежи той самой французской осадной мортиры.

Изящные линии вызывали раздражение. Бесполезная красота. Я уже анализировал ее недостатки и находил новые минусы: массивный ствол, примитивный механизм наводки и, главное, чудовищный разброс. Мортира плевалась чугунными болванками по крутой навесной траектории, превращая попадание во что-то меньше городской стены в чистую лотерею.

Я уже собирался скомкать бесполезные бумаги, как вдруг взгляд зацепился за деталь — простую схему траектории полета ядра. Высокая, почти идеальная парабола. Снаряд взлетал и падал практически отвесно. Бесполезно против пехоты, но…

Траектория. Орудие било вверх. Оно способно было забросить груз туда, куда не долетит пуля и не докатится ядро. На самый верх. На вершины гор.

Дикая мысль обожгла сознание, я сперва попытался от нее отмахнуться, но она вцепилась мертвой хваткой. Дело было не в цели, а в средстве. Толкаемый взрывом снаряд здесь бесполезен. Требовалось нечто иное — то, что летит на собственной тяге.

Реактивный снаряд. Да ладно… Смогу ли?

Память подкинула картинку фейерверков из другого будущего. Принцип до смешного прост, но как превратить хлопушку в оружие?

Первый узел: топливо. Обычный порох детонирует, а мне нужно управляемое горение. Устойчивое, с постоянным вектором тяги. Если взять селитру крупного помола, увеличить долю угля и замедлить реакцию серой… Да, это будет не взрыв, а мощный, контролируемый выдох, как у кузнечных мехов.

Второй узел: корпус. Цельнотянутой трубы мне не сделать. Но можно свернуть в цилиндр тонкий лист железа, а прочность обеспечить обмоткой. Стальная проволока! Плотными витками, пропаянными оловом, она превратит хлипкую жестянку в легкий и поразительно прочный композитный корпус. Первая в мире композитная ракета.