Инженер Петра Великого 11 (СИ) - Гросов Виктор

Третий, самый каверзный узел: стабилизация полета. Аэродинамика — наука будущего, однако есть проверенный тысячелетиями принцип стрелы. Сместить центр тяжести вперед за счет тяжелой боеголовки и добавить легкое хвостовое оперение. Должно сработать.

Цельная концепция выкристаллизовалась в голове. Я на чистом листе бумаги начал лихорадочно набрасывать эскизы. Генералы молчали, с изумлением глядя на меня. Пётр подошел и заглянул через плечо.

— Что это, генерал? — пробасил он.

— Это ключ от нашей ловушки, Государь, — ответил я, не отрываясь от чертежа. — Способ дотянуться до вершин, не карабкаясь на них.

Я быстро, на пальцах, изложил концепцию. Брови царя медленно ползли на лоб. Герцог и де Брольи подошли ближе.

— Вы хотите… стрелять по горам… самодвижущимися бомбами? — в голосе герцога сквозило недоверие.

— Именно, — подтвердил я. — Мы заставим горы воевать на нашей стороне.

— Генерал, я знаком с фейерверками, — скептически вставил де Брольи. — Их полет непредсказуем. Это годится для ярмарок, не для сражения. Вы предлагаете палить в небо наугад.

— Любой инструмент эффективен при правильном применении, генерал, — отрезал я.

Пётр смотрел на меня, на эскиз, потом снова на меня. Скепсис в его глазах боролся с зарождающейся надеждой. А потом он расхохотался на весь штаб.

— Самодвижущиеся бомбы… По горам… Делай! Бросай все!

Он развернулся к ошеломленным генералам.

— Все мастерские — генералу! Всех людей, кого попросит, — ему! Нам нужен этот… небесный огненный кулак!

Повернувшись ко мне, он поймал мой взгляд. В его глазах полыхал безумный огонь творца, ухватившего за хвост невозможную идею.

— Я сам приду помогать.

Сгребая со стола эскизы, я уже прикидывал, как вежливо отстранить государя от практической работы. При всем уважении, на полигоне для испытания экспериментальных взрывчатых веществ царю-батюшке не место. Это могло плохо кончиться. Мало ли что.

С первыми лучами рассвета одна из дальних кузниц на окраине Женевы превратилась в засекреченную лабораторию. Государя удалось отговорить, тут Меншиков помог. Светлейший не переставал удивлять меня.

Я обнес лабораторию двойным оцеплением; солдатам был отдан приказ стрелять в любого, кто приблизится на сто шагов без моего личного разрешения. По лагерю тут же поползли слухи, будто «барон-чернокнижник» варит в котле золото или вызывает демонов. Пусть. Страх — лучший замок.

Сформировался своего рода проектный отдел. Я — генератор идей и главный конструктор. Мой самородок Федька — исполнительный механизм, руки, способные выковать из металла хоть дьявола. И французский инженер Анри Дюпре, который, увлеченный масштабом замысла, с головой ушел в расчеты.

— Итак, господа, — разложив на грязном верстаке свои наброски, я обрисовал задачу, — нам нужна труба, способная выплюнуть заряд на версту по вертикали.

Первым делом взялись за пусковую установку.

— Технология композитная, — объяснял я, закрепляя конец проволоки на деревянной болванке. — Федька, расковывай железо в листы, тонкие, как пергамент. Затем свернем их в цилиндр, а поверх, виток к витку, намотаем стальную проволоку. Железо удержит газы, а проволочный каркас примет на себя пиковое давление. Мы уже делали подобное.

И работа закрутилась. Кузница наполнилась звоном молота Федьки, с его медвежьей силой и ювелирной точностью превращавшего металл в податливую фольгу. Мы с Дюпре, обливаясь потом, часами вращали примитивный ворот, слой за слоем создавая прочный и легкий кокон из стали.

Следующим этапом стал двигатель.

— Черный порох не годится, — достав из небольшой кожаный мешочек, я высыпал на ладонь несколько сероватых цилиндриков. — Рваная тяга, демаскирующий дымный след. Придется вскрывать стратегический запас. В одном из «Бурлаков» имелось несколько ящиков с такими мешочками.

Моего бездымного пороха было мало, однако для этой операции альтернативы отсутствовали.

— Это… что за дьявольщина? — Дюпре с опаской ткнул пальцем в один из цилиндриков.

— Топливо будущего, Анри. Наша задача — заставить его гореть равномерно. Будем смешивать с вяжущим составом на основе спиртового лака.

Первый же эксперимент с прессовкой топлива едва не стал для нас последним. Смесь детонировала от трения. Оглушительный хлопок, сноп искр — и наш пресс разнесло на куски. Федька, чудом успевший отскочить, ошалело хлопал по тлеющим мальчишеским усикам.

— Генерал, это безумие! — Дюпре, отряхиваясь от сажи, смотрел на меня дикими глазами. — Смесь нестабильна! Мы взлетим на воздух!

— Спокойно, Анри, — я осматривал искореженный металл. — Это не безумие, а сбор данных методом проб и ошибок. Вывод: прессовать всухую нельзя. Работаем с влажной массой.

Оставалась последняя, самая дьявольская часть замысла — боеголовка.

— Фугасный заряд здесь неэффективен, — размышлял я вслух, когда мы, измотанные, пили остывший чай. — Взрыв на поверхности лишь сдует снег. Нам нужен удар, а не толчок. Проникающее действие, способное сотрясти саму скальную породу.

Сложный синтез отпадал. Решение должно было быть простым, «наколеночным», основанным на доступных компонентах.

Что произойдет при смешении обычного пороха с… бертолетовой солью? Хлоратом калия. Хлоратные составы… Что-то смутно припоминаю. Точно знаю, что они взрываются чуть ли не от косого взгляда. Их применение запрещено даже в пиротехнике.

Но лабораторный способ известен. Пропускание хлора через горячий раствор едкого кали… Но хлор — ядовитый газ! Потребуется герметичная стеклянная реторта, система охлаждения…

При этом у нас есть деньги и лучшие в Европе женевские стеклодувы. Нужен чертеж. А едкий кали получим из древесной золы. Все необходимое буквально под ногами.

Следующие сутки кузница напоминала филиал ада. Пока Федька доводил до ума механику, мы с Дюпре, облачившись в кожаные фартуки и мокрые тряпичные маски, погрузились в алхимию. В углу, в окружении ведер с водой, выросла хрупкая стеклянная конструкция. От марганца, который мы использовали для легирования стали, и соляной кислоты потянулся тошнотворно-сладковатый, удушливый зеленоватый газ. Хлор.

— Не дышите, ради всего святого! — сипел я. Мы, кашляя и задыхаясь, прогоняли этот яд через щелочной раствор.

К вечеру на дне колбы осела горстка белых кристаллов. Бертолетова соль. Красивая, как сахар. И смертельно нестабильная. Я ходил буквально по краю. И пытался не показывать этого. Не хватало еще передать свои опасения товарищам.

— Теперь самое жуткое, — прошептал я. — Смешивание. Малейшая искра…

Мы работали в мертвой тишине, при свете одной лампы. На смоченном водой резиноидном листе Дюпре деревянной лопаткой, с осторожностью сапера, соединял черный порох с белыми кристаллами. Я стоял рядом с ведром песка, готовый в любой момент прервать цепную реакцию. Не знаю, помогло бы это или нет — сомнительно — но что еще я мог придумать? Руки Дюпре ходили ходуном. Наконец он отступил. На листе лежала серая, невзрачная паста.

— Готово, — выдохнул он.

— Теперь на нее даже дышать опасно, — прошептал я.

Этой адской смесью, соблюдая немыслимые предосторожности, мы начинили боеголовки. Детонацию обеспечивал простейший капсюль на основе гремучей ртути, изготовленный отдельно.

Через сутки все было готово. Легкая композитная труба. Десяток снарядов с двигателем на бездымном порохе. И боеголовка, способная превратить гранит в пыль.

Наш ответ Савойскому был готов к первому испытанию.

Следующая ночь была идеальным прикрытием. Ледяная паутина тумана цеплялась за одежду, под ногами хлюпала глина — отличные условия. В глухом ущелье, оцепленном двойным кольцом караулов Ушакова, мы готовились к первому испытанию. Наша пусковая установка, уже окрещенная Федором «Шайтан-трубой», на простейшей деревянной треноге смотрелась неказисто и почти жалко.

Петру не сиделось на месте. Он кружил вокруг трубы, трогал металл, заглядывал в ствол, принюхивался к снаряду.