Японская война 1905. Книга восьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Подкрепления все равно будут подтягиваться всю ночь.

— Но развернуться так быстро они не успеют.

— Мины поставят, артиллерию подтянут для прикрытия.

— А рядом болота…

На последний аргумент немец не стал ничего отвечать и только понимающе кивнул. Хороший план. Хотелось бы на всякий случай посоветоваться с генералом, но тот доверил фланг Семену. Прямо сказал, что не сомневается в его таланте. А значит, и ему не должно сомневаться. Все у них получится…

Буденный придержал встречный удар всего на полчаса, но этого хватило, чтобы два американских батальона втянулись в Ливингстон и заняли его южные окраины. А потом наступила ночь. В районе Миссисипи пушки все равно продолжали работать. Кажется, там даже кто-то ходил в ночную атаку, а вот у них стояла тишина.

Враг, как и ожидалось, подтягивал силы, готовясь закрепиться и расширить плацдарм. Буденный и Людендорф же крепко спали, готовясь к новому дню. Подъем был назначен на 4 утра. В 4:30 броневики медленно поползли по краю болота вдоль заботливо расставленных красных флажков. Саперы проверили почти десять километров в стороне от дорог, в двух местах усилили дороги гатью, и полторы сотни броневиков — весь ударный кулак Буденного — оказались там, где их никто не ждал. Как же их мало против тысяч и тысяч янки, которые только и ждут слабости, чтобы бросить в прорыв целые дивизии!

Но однажды маленький Давид сразил огромного Галиафа, и с тех пор весь мир знает: при должном умении размер не имеет значения. Уже скоро… Утренний туман до последнего скрывал их от наблюдателей. Даже аэростаты оказались бесполезны — враг в погоне за лишними захваченными километрами сам загнал себя в уязвимое место.

— Товарищи! — Семен не боялся говорить громко. Поднявшийся от болот туман был настолько густой, что через сотню метров никто не услышит не только его голос, а даже выстрел. — Позавчера мы не смогли обойти врага. Вчера уже ему это не удалось. Мы встретили каждый его удар, но… Американцы почему-то решили, что так будет и дальше. Что теперь мы сможем лишь сидеть и обороняться. Вот только генерал всегда учил, что настоящая оборона — это оборона активная. И мы напомним возомнившим о себе янки, что такое русская атака. Выходим на позиции! Работаем на скорости! Взяв точку, не задерживаемся! Наша сила — это темп. Наша сила — это наша храбрость. Помните, от успеха каждой группы будет зависеть успех и всех остальных. Работаем! Ура!

Под бодрящий кровь рев офицеры разошлись по своим машины, и стальная армада начала растекаться по окрестностям. Они очень близко к врагу, но даже сейчас Семен не собирался атаковать в лоб. Зачем, если можно сделать надежнее! Отрезать тылы, пройтись стальным катком по позициям вражеских батарей, выставить заслоны, чтобы не подошла подмога… И вот тогда уже можно будет атаковать.

Буденному очень хотелось бы оказаться в первых рядах, но увы… Как командир он должен был следить за всем полем боя. А слава? У него в подчинении немало офицеров — русских, германских и японских, которые заслуживают ее не меньше, чем он сам. Теперь их время!

— Давайте, братцы! — шептал Буденный, вслушиваясь в звуки разгорающегося боя.

В сражении за Новый Орлеан я сделал ставку на активную оборону. У нас было меньше пушек, меньше пехоты и даже меньше броневиков… Так что единственным решением, которое позволяло нам держаться, было шевелиться побыстрее. Для артиллерии в ход пошли рокадные дороги и бронепоезда, для флангов — наши «Громобои», которые благодаря гусеницам могли проехать там, где врагу оставалось только застрять.

Опережать в маневре, собираться в точке возможного прорыва быстрее, чем это мог бы сделать враг… Звучало почти несложно. Брюммер со своей частью справился без проблем, даже потери оказались ниже ожидаемых в четыре раза. Буденный и вовсе подловил своего противника и обеспечил тишину на фланге на ближайшие сутки. Вот только у всей этой стратегии был и очевидный минус: она выматывала!

И пусть на ремонт укреплений и техники мы нагнали десятки тысяч рабочих, пусть каждую ночь разрытые окопы возводились снова, а сожженные моторы менялись на новые… Но силы уходили. Даже не столько физические — хоть и не всегда получалось дать лучшим частям положенный им отдых — сколько моральные. Очень тяжело сражаться, не зная, как можно победить против столь несметной армады.

И на этом поле боя шла своя — не самая заметная, но от этого не менее важная — война. Так, на Рождество мы провели вечер сбора средств: не столько ради денег, сколько ради того, чтобы люди собрались и смогли почувствовать, что они не одни. По этой же причине, чтобы показать, что Новая Конфедерация здесь, и я сам провожу столько времени в Новом Орлеане. Чтобы меня видели: и в здании советов, и на площади Лафайет, где регулярно продолжают собираться люди.

Не скажу, что мои речи выходили оригинальными, но хватало и того, что я просто говорю, что я здесь… И люди расходились успокоенными, а до трети и вовсе сворачивали сразу на призывные пункты. Часть оттуда сразу же направится в нестроевые батальоны, а часть, покрепче, посильнее да посмышленее, поедет на обучение. То, о чем мы не говорим вслух, но что витает в воздухе… Наши новые солдаты учатся каждый день, каждый день они становятся на шаг ближе к тому, чтобы не умереть в свой первый же бой…

— Списки сдавших зачет по стрельбе, списки по марш-броскам, по работе в составе отделений и пятерок, — Огинский заглянул ко мне, захватив по пути бумаги из учебной части.

Взгляд мазнул по итоговой цифре — через все этапы, даже с учетом того, что мы начали почти месяц назад, прошло чуть больше девяти тысяч человек. Увы, даже те, кто сейчас на передовой, были допущены экстерном, просто потому что у нас не было выбора. Но цифры растут, и чем дальше, тем быстрее этот процесс будет идти.

— Что сам думаешь?

— Зеленые. Процент тех, кто даже в выпускных ротах готов выполнять приказ офицера несмотря ни на что — не больше четверти. Будут столько думать на поле боя — не успеют выбраться из-под первого же залпа накрывшей их артиллерии.

— Иногда думать полезно, — я вздохнул. Может быть, все же есть возможность превратить эту слабость в силу?

— Я видел, как целому взводу бросили под ноги учебную гранату, так они разбежались в разные стороны. В разные! — Огинский не сомневался. — И все: была боевая единица, способная выполнять боевые задачи, и не стало ее. Раньше как-то не доводилось думать, насколько даже старая базовая подготовка наших солдат выделяет их по сравнению с гражданскими. По крайней мере, если рядом думающий офицер.

Совершенно верно сказано: думающие офицеры решают. И вот еще одна наша сила. Сила, которую еще не видят враги и до конца не осознаем мы сами — у нас этих офицеров очень много! Не кадровых! А тех, кто начинал еще со 2-м Сибирским, пройдя рядовыми в Маньчжурию и став сержантами в Корее, кто продолжал учиться и честно заслужил свои унтер-офицерские погоны, и сейчас готов принять минимум взвод. Этот резерв позволял нам не просто нагонять мясо под знамена Новой Конфедерации, но и делать из них армию.

Главное, успеть.

— Что-то узнали про те диверсии? — я спросил про взрывы на мостах.

К счастью, они не помешали Брюммеру отбить атаки, но… Для этого японцам Акиямы пришлось рискнуть головой. Подвиг — это, конечно, повод для медали, но, коли до него дошло, значит, мы где-то недоработали.

— Студенты, — Огинский сказал только одно слово, а уже все стало понятно.

— Сколько?

— Пятеро. Их приехало всего пятеро, собрали старых товарищей, выпили вместе… А потом, как говорят задержанные: все пошли жечь чужаков, и они пошли.

— Может, все это быть случайностью?

— Точно нет. Уж слишком четко каждую из групп вели в нужные точки, а по пути оказалось все необходимое для поджога. Ну и когда мои люди попытались их остановить, не было никаких сомнений, сразу открыли огонь.

Мы вздохнули почти одновременно.

В чем главное паскудство ситуации? Даже не в том, что из-за толпы идиотов погибли десятки, а могли бы и тысячи хороших солдат. Солдаты и так всегда гибнут за чужую глупость. И не в том, что кто-то готов верить в красивые речи уверенно выглядящего старого товарища. Тоже обычное дело. Молодые предпочитают верить эмоциям, не фактам. А паскудно тут то, что потом приходят родители погибших…