Хорунжий (СИ) - Вязовский Алексей

— Не стрелять! Свои! — громким шепотом предупредил невидимых охранников Зарубаев.

— Паша, ты? — раздался юный радостный голос.

— Я, Егор, я! И не один! Подмогу привел!

Дверь распахнулась, и в рассеянном свете, льющимся откуда-то сверху, возникла фигура в точно таком же красном халате, какой был на Зарубаеве. Пистолеты уже смотрели в пол.

— Старшего зови, парень, — негромко сказал я, подходя к нему вплотную и контролируя руки, чтобы случайно не пальнул.

Юноша отстранился, открывая мне проход, и жарко зашептал, обращаясь к моему проводнику, но не сводя с меня восторженных глаз.

— Паша, Григорич не может от двери отойти. Он с Юсуф-Агой-накибом переговоры ведет.

— Ого! — удивился Зарубаев. — Они бы еще хана прислали. Что предлагают?

— Последнее предложение — свобода и по тысячи золотых мискалей каждому! — в голосе парня прозвучала очевидная насмешка.

— Так, голубки, потом наворкуетесь, — прервал я урус-сардаров. — Быстро доложить обстановку!

Егор непонимающе захлопал глазами. Похоже, у него от радости мозги отключились.

— Веди к старшему! — приказал я, опасаясь, что с парнем каши не сваришь. — Муса, передай вниз, чтобы поднимались. Действуем по плану.

— А если… — усомнился мой денщик.

— Все в порядке! Нету у нас времени на дополнительные проверки. Пусть начинают выносить порох.

* * *

Мой план, как обезопасить себя от взрыва, был прост как куриное яйцо. Вынести весь порох, спустить его в подземный ход — и нечему будет взрываться. Только действовать нужно быстро.

Пороховой склад был устроен под бастионом Ак-Шейх-Бобо. Сверху его венчало нечто вроде двухэтажной голубятни без задней стенки — дозорная башня и ключевая точка обороны в месте примыкания к бастиону общегородской стены. До бастиона еще дело дойдет, как и до целей внутри крепости, а пока нам таскать и таскать тяжелые мешки и бочки, молясь всем богам, чтобы случайная искра не похоронила наш план вместе с его создателями.

Из порохового склада узкий коридор с несколькими поворотами вел в помещение, гордо именуемое пороховым заводом. На мой взгляд, примитивная мастерская — почти тьма, рассекаемая тонкими солнечными лучами из-под высокого потолка, допотопные прессы, жернова, вал, уходящий за стену, за которой его, вероятно, вращал несчастный верблюд, мешки с углем, лари с селитрой и серой, бочки с готовой продукцией. Среди разбросанных бронзовых инструментов и забытых кем-то деревянных башмаков лежали стонавшие урус-сардары, залитые кровью. Десяток крепких мужчин в красных халатах почти до пола, с саблями в руках, чалмах на головах и панической тревогой в глазах сгрудились у единственной массивной двери. Сурового вида мужик в годах, тот самый Иван Григорьевич, о котором поведал Павел, о чем-то вяло переговаривался с скрывающимся снаружи человеком.

Я приложил палец к губам, призывая краснохалатников к молчанию, и махнул рукой своим людям. Они принялись хватать все, что способно взорваться, и выносить в пороховой склад, чтобы потом спустить вниз. Там груз примут назначенные грузчиками казаки и потащат его от греха подальше туда, где брезжит солнечный свет и ждут напряженные офицеры-посыльные. По нашему сигналу, все придет в движение. Начнется имитация атаки внутренней крепости, а по стене цитадели, примыкающей к Куня-Арк, двинется всамделишная штурмовая группа с лестницами в руках. В садах к западу от ворот Ата-Дарваза уже прячутся те, кому придется подниматься по двое по десятиметровым приставным лестницам, когда падет бастион «белого шейха Бобо», или не знаю, как надо перевести название этой нелепой «голубятни».

Подошел к Ивану, у которого образовалась пауза, сунул ему ладонь. Он крепко пожал.

— Петр Василич, Черехов, сотник особого отряда охотников Донского казачьего войска. До чего с ханскими доболтались?

Григорич, от которого за версту разило старым служакой, как от колхозника самогоном, хмыкнул:

— Попросил вдобавок ко всему голову того, кто нас на смерть определил. Мне его с потрохами сдали прежние переговорщики.

— А сейчас с кем языками трешься?

— Так с ним, с Юсуф-Агой. Второй человек в ханстве, а сразу прибежал умолять, чтобы его из списка условий исключили. Тут так принято: и голову повинную требовать, и ею расплатиться. Аваз-инак даже задумываться не станет.

— Ох, и хитер ты, сардар!

— Сержант линейного батальона, гренадерской роты, Иван Ступин! — вдруг вытянулся во фрунт Григорич.

— Унтер, все потом! Скажи-ка ты этому накибу, что вы согласны и без его головы. Пусть золото в мешках ставят перед входом.

Григорич вытращился на меня, но тут же успокоился, как только увидел, как Кузьма, отдуваясь и пыхтя как паровоз, затащил на руках, подобно спелёнатому младенчику, ствол 4-х пудового фальконета (1). За ним последовали еще двое, с трудом внесшие деревянную колоду с вбитым в нее вертлюгом. Замыкал процессию доморощенных артиллеристов казак из людей Карпова с мешком бумажных картечных картузов. Назаров аккуратно вставил цапфы в крепления на вертлюге, и рухнул без сил на задницу. Казак, тащивший заряды, тут же принялся колдовать над легким орудием калибром со спичечный коробок.

— Мужики, вы с нами?

Мой вопрос, обращенный к защитникам порохового завода, носил оттенок провокации. Если среди урус-сардаров были казаки, могли серьезно обидеться. На мужиках воду возят, а казак воюет — так издревле повелось. Но мне плевать: они свое дело сделали, а хотят отличиться, милости просим, но без обид.

— Говори, Петр Федорович, что от нас требуется, — твердым голосом ответил за всех Григорич.

Я удовлетворенно кивнул и начал быстро объяснять краснохалатникам план операции и где они могут пригодиться.

Унтер отрицательно покачал головой:

— Сотник! Мы первыми пойдем. Каждый из нас мастер сабельного боя. А вы нас сзади прикройте. Иначе персы-сардары вас на ленты посекут.

— Абордаж предлагаешь? — усмехнулся я. — Толпой на толпу? Нет, брат, мы по науке воюем. Делай, как я скажу. И халаты свои снимите, на рукава — белые повязки.

* * *

Тяжелые створки дверей порохового завода, укрепленные так, чтобы минимизировать случайный взрыв его продукции, вот-вот были готовы распахнуться. В небольшом зале было не продохнуть, но нужные дистанции между рядами Богатыршин и Козин держали четко — кулак под нос нетерпеливому, тихое шипение, и все вставали на свои места. Фальконет был заряжен, Назаров неотрывно смотрел на меня, выторговав себе право приложить фитиль к запальному отверстию. Заслужил! За моим плечом переминался Муса, сжимая в руках пистолеты и подозрительно косясь на Мамаша, набившегося в нашу компанию. Казах хитро щурил глаза, спокойный как удав, удерживая кончиками пальцев невзведенную тетиву с наложенной на нее стрелой.

Время шло. Мы ждали отмашки. Редкий случай, когда сигналом к атаке станет вражеский клич: все готово, открывайте!

Мне бы сосредоточиться, но мысли, непослушные, обиженные, вновь и вновь возвращались к сцене прощания с Марьяной, пользуясь паузой перед началом боя.

Когда я, как угорелый, примчался из ставки и еще с улицы заорал «Тревога, подъем!», когда все забегали, собираясь, проверяя оружие и боеприпасы, улучил минуту и приблизился к девушке.

— Марьяна! — сказал я, краснея как юнец. — Не правильно все. Не нужно тебе себя порочить. Я и так помогу, без всего этого…

Девушка, непонятно когда успевшая приодеться — в длинной юбке и утягивающим стан жакете, с непокрытой головой, но с длинным шелковым платком на плечах — замерла, заглянула мне в глаза. Губку нижнюю мило закусила, чертенятами сверкнула, ладошку протянула и по моей груди ею слегка похлопала.

— Петя, Петя! Зашутила я с тобой про себя, а ты и не понял. У меня дядек ноне с пол эскадрону, и главный средь них дядька Гавриил Зачетов! Нешто ты думать посмел, что терские своих бросят? Эх, вы, донския! — протянула она с легкой издевкой.