Патриот. Смута (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Толпа стала перешептываться. Интересно, сколько из них тут читать умеют? Подьячий, уверен, обученный. А вот остальные? Для них грамота — нечто большее, чем для нашего времени письма.

— Эко. — Усмехнулся худощавый дворянин, говорящий от лица толпы. — На ночь глядя так и умчишь? Боярин.

— Я в чужой монастырь со своим уставом не лезу. Надо, в лесу переночую.

Народ зашептался еще сильнее. Те крестьяне, что обходили меня сбоку, остановились, стали переглядываться. Даже как-то расслабились, опустили оружие.

— Пока не гоним, раз с миром пришел. Давай письмо, раз привез.

Идти к толпе опасно. Здесь у меня есть пространство для маневра, а подойду, вмиг окружат. Не, так дело не пойдет. Умнее надо.

— За гостеприимство спасибо. А с письмом погоди, подьячий. Сыро. — Я бросил короткий взгляд на небо. — Дождь капает, бумагу повредить может. Я за сохранность головой отвечаю, сам понимаешь. Лучше под навес зайдем. Там и передам, в сухости. — Постарался добродушно улыбнуться, не отводя взгляда от толпы. Убрал руку от эфеса, который поглаживал, добавил. — К тому же у казачков спросить стоит вначале, чего они так меня невзлюбили. Я посыльный, а не бандит какой-то.

Мужчина буравил меня взглядом. Я понимал, что он размышляет, как поступить, и мне это все больше не нравилось. Ситуация неприятная, влез в нее не я, а прошлый хозяин тела, но рулить-то мне.

Выходило по всему, что гость в моем лице — нежданный и нежеланный.

В этот момент из стоящих за спиной подьячего людей выдвинулся еще один боец. Запыхавшийся, видимо, догонял и присоединился к толпе в последний момент. Уставился на меня.

— Эти люди у меня жили… Хлеб со мной делили… А ты их побил, московит. Негоже!

Ага, вот и проявил себя еще один мой недоброжелатель. Более крепкий, приземистый, широкий в плечах.

Толпа вновь заворчала, но как-то уже спокойнее.

— С кем жили они, мне неведомо было. Но когда все ценное отдать требуют, да саблей угрожают, я в зубы бью. — Улыбнулся я злобно. С такими только так говорить следовало. — По-другому не приучен.

— Ах ты…

Горячая голова. Что, в драку полезешь. Раз на раз я тебя в бараний рог скручу. Давай.

— Погоди, Федор. Тут дело неясно. — Яков положил руку на плечо покрасневшему от злости. — Мы же не разбойники, мы люди служилые. Зайдем, чего мокнуть-то. Поговорим. Решим. Человек же пред нами стоит, по пути все молвит. Не бежит, не кричит, саблю не выхватывает, не угрожает. Охолонись. Нас вон сколько, а он один, стоит перед нами. Что мы, лиходеи какие, а?

Это была победа. Напряжение ситуации спадало. Да, еще не все понятно, далеко не все, но, по крайней мере, меня здесь и сейчас не окружат и не попытаются забить палками. От толпы отбиться — дело непростое. Кровь лить не хочется.

Тем временем Яков повернулся к мужикам, простым работягам и громко проговорил.

— Холопе, крестьяне, люди добрые, расходитесь! Угрозы нет. Спасибо, что явились всем миром. Дело мы дальше сами решим! Ну а кто при сабле, собратья, дворяне, прошу остаться.

Народ заворчал, затоптался.

Слуга мой смотрел на все это от стога сена, куда и уложил трех связанных казаков. Лицо его выражало невероятное удивление. Взгляд, напуганный и растерянный, перебегал с меня на толпу и обратно. Уверен, он ошалело думал, как будет меня выручать. Но, так сложилось, что я сам себя выручил, да и его в придачу. Прошлый хозяин так делать не умел. Ни говорить, не убеждать, ни сражаться.

Ничего, парень, теперь все по-иному будет.

Вооруженные мужчины, которых помимо Якова и Федора было пятеро, переглянулись и остались. Толпа стала расходиться по делам. Мужики бубнили себе что-то под нос. На меня было брошено несколько заинтересованных, опасливых и негодующих взглядов.

Спустя пару мгновений все оставшиеся зашли под навес, где я и протянул письмо подьячему. Но тот пока его не взял, показал рукой, что мол — потом.

— Скажи, Федор. — Проговорил Яков, буравя своего земляка взглядом. — Жильцы твои, недели две же тут обретаются, так?

— Ну, так. — Насупился ответчик.

Подьячий смотрел на снятые с разбойников сапоги, валяющуюся рядом с ними саблю, топор и несколько ножей, поглаживал подбородок. Сами казаки приходили в себя, сидели насупленно, молчали.

Понятно, к чему идет, но интересно, как вывернет.

— Ты сказал, что рыбу ловят, промысел у них, так?

Мне с трудом удалось сдержать смешок. Рыба… Саблей много ее не наловишь.

— Ну, так. — Выдал Федор. Он тоже начинал понимать, хотя туго.

— А как так получается, что эти трое с оружием после полудня, ближе к вечеру у края поселка оказались? Где удила их, где сети? Саблей да топором не наловишь много. — Яков покачал головой. — Чудно. Как ждали кого. Виданное дело в дождь тут сидеть. Когда у реки шалашик себе соорудили и у тебя часто сиживали и ночевали. В дождь поклевка-то хорошая, сам знаешь, а они тут да с оружием.

Он вновь почесал бороду, перевел взгляд со снаряжения казацкого на своего товарища, проговорил.

— На посыльного, да на дороге, да в такую погоду случайно налетели? Рыба-то, она вон там, в реке. — Он махнул рукой в сторону церкви. За ней, внизу под склоном несла свои воды к Дону река Воронеж. Потом добавил. — А тут рыбы-то нет, Федор.

— Казаки, люди вольные. — Процедил коренастый дворянин, стиснув зубы.

Ситуация не простая, но подьячий, мужик толковый, почувствовал, что здесь дело нечисто, начал вопросы задавать. Это хорошо, сейчас все и разберем.

— Казаки, я мыслю, разбой учинить решили, Яков Семенович. — В разговор вмешался еще один служилый человек. Среднего роста, неприметный такой, среднего телосложения и среднего же возраста. — Это по моей части. Ты не кипятись, Федор, не кипятись. Я вижу, что эти трое решили разуть, раздеть нашего гостя, а он им отпор дал. А может быть…

О, знакомый типаж. Даже в это время и в этом месте такие люди встречаются. Этакий особист, которого не видно, но он следит за тобой.

— Да вы что, крамолу во мне искать удумали⁈ — Выкрикнул поселивший к себе казаков-разбойников служилый человек. Лицо его перекосило от злости, рука сжала рукоять сабли. Клинок на четверть показался на свет. — Видано ли это? Григорий, я такого не потерплю!

Мужик то ли хитрый и игрок хороший, то ли, наоборот, простой и горячий донельзя.

— Не кипятись, саблю спрячь. Мы же разбираемся. Думается мне, они письмо хотели умыкнуть. — Названный Григорием продолжил говорить вполне спокойно, не обращая на агрессию. — Раз гость из самой Москвы его вез, значит важное оно. Нынче-то с письмами опасно ездить. Особенно с важными. Верно я говорю?

— Верно, Григорий, не знаю, как тебя по отцу. — Нужно было вмешиваться в разговор. — Письма я везу не только вашему подьячему. Важные они.

Остальные служилые люди закивали. Григорий повернулся ко мне, уставился пробирающим до глубины души холодным взглядом голубых глаз. Сущий особист, никак иначе, первое мнение неошибочное.

— Ты, мил человек, поведай нам людям простым, откуда, куда, зачем? А потом мы казачков-то поспрашиваем.

Секретов держать смысла не было. Правда и открытость в моем случае, лучший аргумент при работе с этими гражданами.

— Я и холоп мой, Ванька, ехали из Москвы. — Медленно, пытаясь выдернуть информацию из памяти тела. — Письма у нас. К вашему подьячему. Имени и фамилии я не знал до встречи. Еще на Дон к атаману казацкому и в Воронеж к воеводе. Опять же имен и фамилий нет.

— От кого?

В голове всплыли писари какие-то. Лица бородатые, усталые, столы, шкафы, заваленные бумагами.

— Посольский приказ. От кого, не знаю, дело не мое. Дали задачу доставить, я везу по назначению. С воеводой в Воронеже, думаю, несложно будет, а вот с атаманом… — Я сделал паузу. — Не просто.

Григорий погладил подбородок. Борода у него была совсем редкая, неказистая такая, немного козлиная на вид. Молчал.

— Получается, что казачки, что две недели у нас тут под боком рыбу ловили, да на баб наших поглядывали, решили тебя встретить сегодня. Именно сегодня. Чудно. — Хмыкнул Яков, вступая в разговор. — Как прознали?