Стрелок рухнул на пол. Тело дёрнулось пару раз и затихло.
Мёртв.
Меньше трёх секунд на всё про всё.
Теперь офицеры.
Один, молодой подтянутый майор, ростом и статью напоминающий самого Максима, отставил в сторону портфель и уже был на ногах. Но пистолет из кобуры вытащить не успевал. Никак.
Максим нажал на спусковой крючок.
Он не боялся пробить насквозь обшивку «юнкерса». В-первых, высота относительно небольшая. А во-вторых, стрелял он точно.
Четыре пули швырнули майора на пол. Максим знал, что тот уже мёртв и навёл автомат на оставшихся двоих — оберста и второго майора.
Те, словно по команде, подняли руки.
Максим шагнул к ним, молча избавил от оружия, швырнув пистолеты в хвостовую часть самолёта, и ловко приковал левую ногу оберста к правой ноге майора.
— Сидите смирно, — приказал так, чтобы его услышали. — Тогда, может быть, останетесь живы.
После чего подобрал винтовку стрелка, забросил её за спину и шагнул к дверям, ведущим в кабину пилота.
Вовремя.
Дверь открылась, и оттуда выглянул один из членов экипажа.
— Что здесь… — начал он и умолк, — ствол автомата упёрся ему в грудь.
— Хенде хох, — сказал Максим два слова, известные любому советскому человеку, и ткнул немца стволом в грудь.
Тот покорно поднял руки.
— Ты кто? — спросил Максим.
— Штурман, — кадык немца нервно дёрнулся. — Штурман Ганс Шольц.
— Что там, Ганс? — послышался окрик одного из пилотов.
— Самолёт захвачен! — крикнул в ответ Максим. — Ваш штурман у меня на мушке. Делайте, что говорю, и никто не пострадает.
С того места, где он стоял, было видно, как обернулись оба пилота.
При виде штурмана с поднятыми руками и стоящего за ними Максима их глаза расширились.
— Разворачивайте самолёт! — приказал Максим и продемонстрировал автомат. — Курс — за линию фронта, к русским!
— Чёрта с два! — ответил один из пилотов. Тот, что сидел слева. Видимо, командир. — У меня приказ доставить пассажиров в Берлин, и я намерен его выполнить!
Максим обернулся.
Оберст и майор покорно сидели рядышком и старались не шевелиться.
Убитые солдат-стрелок и майор лежали на полу, и под ними уже натекли лужи крови. Ефрейтор тоже валялся на полу, но Максим знал, что рано или поздно тот очнётся.
— Как скажете, — сказал Максим, отвёл автомат чуть правее и выстрелил одиночным.
Пуля вошла точно в затылок второму пилоту, тот дёрнулся и обмяк в кресле. Кровь и мозги заляпали лобовое стекло с его стороны.
Штурман задрал руки ещё выше.
— Я лётчик и умею управлять самолётом, — сообщил Максим, перекрывая голосом шум моторов. — Для того чтобы развернуться и лететь на восток, вы мне не нужны. Поэтому или мы летим за линию фронта, или я убью всех, а потом сяду за штурвал сам. В крайнем случае, сяду где-нибудь в поле. Выбирайте. Четыре секунды на размышление, — он красноречиво повёл стволом автомата.
— Не стреляйте, — быстро ответил командир. — Я разворачиваюсь.
— Вот и хорошо, — сказал Максим. — И учтите. При первой же попытке меня обмануть, я выполню своё обещание. Как я стреляю, вы видели. Да, и ещё. Где радио?
Командир показал рукой вниз. Там, под ручками управления высотой, закрылками, шасси, газа и другими виднелась характерная коробка с двумя рычажками и тремя верньерами.
— Это рация? — спросил Максим у КИРа.
— Судя по всему, да. Сразу говорю, что стрелять в неё не стоит. Проще вырвать провода.
— Умный, да?
— Ага.
Максим ткнул стволом автомата в штурмана:
— Вырви провода у рации.
Штурман обернулся, наклонился, вырвал провода.
— Молодец, хороший мальчик. Теперь собери и брось в проход всё оружие, которое имеется в кабине.
[1] Начальник тайной государственной полиции (гестапо) Герма
нии.
Глава третья
Через минуту за дверь полетели три 7,65 миллиметровых пистолета Вальтер ППК с магазинами на семь патронов.
Максим дождался, когда самолёт лёг в разворот и вернулся в салон. Оберст и майор продолжали сидеть смирно.
Максим вышел из сверхрежима, постоял секунду, привыкая к нормальному состоянию.
Разрядил один за другим все три «вальтера» экипажа.
Затем шагнул к трупу второго майора, перевернул его на спину, снял ремень с кобурой и пистолетом, нацепил на себя поверх нижней рубашки. Вытащил и проверил пистолет (это оказался девятимиллиметровый Вальтер П38, восьмизарядный с одной запасной обоймой в кобуре).
— Вы двое, — приказал. — Снимайте ремни вместе с кобурами и оставьте их на лавке. После этого снимите штаны, сапоги и носки с вашего товарища, — он кивнул на мёртвого майора. — Они мне нужны.
Пока немцы делали сказанное, Максим направился в хвост самолёта, подобрал оба пистолета — это тоже были «вальтеры» — и разрядил их.
Затем вернулся назад.
По дороге коротким и сильным ударом приклада винтовки по голове отправил в долгий нокаут зашевелившегося было ефрейтора. Затем вытащил нож из ножен у него на поясе и освободился от гипса на левой руке. Пошевелил пальцами — нормально. Ничего не болит, всё работает.
Оберст и майор уже справились с заданием и уселись на лавку, держа руки на коленях.
— Вы ж мои зайки, — не удержался Максим. — Можете ведь, когда захотите.
Он видел, что оба немца сильно подавлены, дезорганизованы и готовы подчиняться любым приказам. Штабные, что взять, настоящего фронта не нюхали. Снаряд в двух сотнях метров взорвался — уже герои.
Максим натянул брюки мёртвого майора, его носки и сапоги. Надо же, все в пору, как на него сшито.
Мундир надевать не стану, решил. Он в дырах от пуль и в крови. А вот лётная куртка, пожалуй, пригодится. И не только куртка, к слову. Интересно, куда они дели мою защитную рубашечку? У дона Руматы из великой повести братьев Стругацких «Трудно быть богом», помнится, была металлопластовая рубашка, а у меня то же самое только из поляризованного углерита. Потому что такого материала, как металлопласт не существует, это фантастика. У себя господин штандартенфюрер Пауль Кифер оставить её не мог. Зачем? На фронте ни лабораторий, ни специалистов. Должен был отправить в тыл вместе с этим самолётом и соответствующим рапортом. Через кого? Простым солдатам-конвоирам такую штуку не доверишь. Разве что в самом крайнем случае. Значит…
— Что вам передал штандартенфюрер Пауль Кифер? — жёстко обратился он к скованным немцам, направив на них автомат. — Отвечать! Живо!
— Там, в моём портфеле, — показал глазами оберст. — Какой-то свёрток и рапорт в конверте.
Максим открыл портфель. Нашёл свёрток из плотной крафтовой бумаги и запечатанный сургучом конверт. Свёрток был перетянут бечёвкой и тоже запечатан сургучом. На свёртке и на конверте аккуратными буквами было написано одно и то же: «Не вскрывать! Шефу гестапо, группенфюреру Генриху Мюллеру лично в руки».
Максим вскрыл конверт, пробежал рапорт глазами. Там подробно сообщались его деяния, включая гибель пехотного полка в загадочном взрыве чудовищной мощности. Так же говорилось о его необычных способностях и вероятной шизофрении. Рубашка-бронежилет прилагалась в качестве вещественного доказательства тайны личности человека, который одновременно представляется старшим лейтенантом Максимом Седых из будущего и младшим лейтенантом Красной Армии Николаем Святом, лётчиком-истребителем. В заключение прилагались результаты испытаний, во время которых рубашку расстреливали на расстоянии пятьдесят, двадцать пять и десять метров из пистолета «люгер», пистолета-пулемёта MP-40, винтовки «маузер» и, наконец, ручного пулемёта MG-34. Результат нулевой. Пули рикошетили от фантастического материала, оставляя на нём лишь едва заметные царапины.
Да, такой рапорт нам не нужен. Совсем.
— Спички или зажигалку! — протянул руку к оберсту.
Тот поспешно полез в карман и вложил в ладонь Максима зажигалку.
— Лицом на пол! — приказал Максим.
