Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ) - Алмазный Петр

— Домой хочу, — оглядывая и живых и мертвых, печально произнес д’Арамитц. — В Беарн.

— Сатанинский город, — грустно сплюнул на землю де Порто. Нас уже обступали мушкетёры и кадеты.

— А сами вы откуда? — спросил я. Здоровяк стал ещё более мрачным.

— Из Беарна, — вздохнул он, но ни у кого не было сил посмеяться над ним.

Тощий Пьер, с перевязанными уже где-то рукой и ухом, подбежал ко мне.

— Месье Ожье, — закричал он. — Вы такое пропустили! Они валили со всех сторон. Хорошо, что вы послали с нами слуг с оружием. Мы не успевали перезаряжать. Но это…

— Вижу, приятель, — улыбнулся я. — Но боюсь, мы не можем задерживаться.

— Важного пленника, — продолжил за меня Исаак. — Ведём прямо к Его Величеству.

— А вот это лишнее, — второй раз за утро, раздался голос из ниоткуда. Мы повернулись на звук. К нам медленно и весьма уверенно приближались два всадника. За ними следовал небольшой отряд. Солдаты, идущие за всадниками, носили красную форму.

— Это и есть генерал Кеведо Лорка, о котором докладывал де Тревиль? — донёсся второй голос.

Мы опустились на колено, сняв шляпы. Один всадник был крепким и поджарым мужчиной, с легкой проседью в бородке. Одет он был богато, но по-военному. Второй был стариком, затянутым в алую сутану.

Глава 25

Крепкий мужчина, с вьющимися темными волосами и гладко выбритым лицом, совсем не походил на Табакова в роли Людовика XIII. Он сидел в седле прямо, смотрел на нас с холодной — такой же, как и у д’Арамитца — ухмылкой. Не произнёс ещё ни слова, но оглядел каждого из нас.

Оскалился, увидев сникшего генерала Кеведо Лорку. Тот всё ещё молчал, стоя на коленях и глядя в землю. Шляпа с его головы давно слетела. Бывшего командующего обороной крепости била дрожь.

Его Величество, Людовик XIII явно был доволен. На груди его была черная кираса, на руках латные перчатки. Его Величество едва заметно качнул головой в сторону старика в алом. Кардинал, не глядя на Короля, протянул нам руку. На его пальце блестел лишь один перстень, совсем простенький, чуть ли не из серебра.

Де Порто подошёл к Его Красному Преосвященству, с поклоном коснулся губами перстня. Мы с Атосом проделали то же самое. Д’Арамитц остался стоять на одном колене, склонив голову. Кардинал — сухой, морщинистый старик, с аккуратной эспаньолкой — прошелестел:

— Вы, судя по всему, Анри д’Арамитц?

— Так и есть, Ваше Преосвященство, — холодно ответил мушкетёр.

— Почему же вы не подниметесь и не поприветствуете вашего кардинала? — Красный запахнулся в свою сутану, словно ему было холодно.

— Нантский эдикт ещё не отменили, — улыбнулся Анри. — Каждый справляет службу так, как велит ему его совесть и Писание.

— Ясно, — скорее промурлыкал, чем сказал кардинал. Потом повернулся к Людовику. — Весьма достойные молодые люди, Ваше Величество.

— Верно, — Людовик кивнул. — Де Порто, д’Атос… ваш дядя о вас беспокоился. д’Арамитц, мне отрадно видеть, что несмотря ни на что, вы на моей стороне.

— Ваш отец был величайшим человеком на свете, — просто ответил д’Арамитц и де Порто вздрогнул. Словно мушкетёр сказал что-то непозволительное. Будто бы это были не слова восхищения, а какой-то укол. Но Людовик всё улыбался.

— Моя шпага будет принадлежать вам, до последнего моего вздоха, Ваше Величество, — закончил мысль гугенот.

— Отрадно, — повторил Людовик и на меня наконец упал взгляд его Величества. Словно холодной водой облили. Даже бывшая тёща не рассматривала меня с такой придирчивостью.

— А вы, должно быть, де Кастильмор? — спросил Людовик.

— Да, Ваше Величество…

— Де Тревиль весьма лестно отзывался о нём, — Людовик повернулся к Красному, указывая на меня пальцем в латной перчатке. — Сперва Аррас, теперь Бапом. Далеко пойдёте, де Кастельмор.

— Благодарю…

Король не стал тратить время на то, чтобы дослушать. Он аккуратно хлопнул коня по крупу и вместе с Красным прошествовал мимо нас. Только поравнявшись со мной, он вдруг разразился довольно длинной тирадой:

— Бумаги уже у де Тревиля. Поздравляю, шевалье. Я бы хотел, чтобы вы носили фамилию своей благороднейшей матери. Д’Артаньян.

Я сперва не понял, и только когда Его Величество с Его Преосвященством скрылись среди дыма пожаров, а меня обступили мушкетёры, сообразил:

— Меня повысили?

— Поздравляю, — улыбался де Порто. — Шевалье, уже шевалье! Какая честь.

— Уверен, дядя надеется, что вы станете мушкетером! — сказал д’Атос.

— Я буду рад, если вы согласитесь, Шарль, — д’Арамитц положил руку мне на здоровое плечо.

Я бросил последний взгляд на удаляющиеся фигуры всадников. Очень скоро их скрыли от нас солдаты, следующие за королём.

Не стану пересказывать все события того дня и вечера подробно. Мы перегруппировались и посчитали раненных с убитыми. Король дал всего день на разграбление крепости, но самое важное мои гасконцы уже вывезли и спрятали в таверне. Громадный печатный станок, на который у меня были свои, далеко идущие планы.

Конечно же, парни погромили пару дворянских особнячков, но всё самое вкусное всё равно досталось мушкетёрам. Мы не жаловались, таковы правила. Солдаты, пришедшие следом, когда ворота были распахнуты изнутри, довольствовались куда меньшим.

Мне — точнее, моей совести, повезло — испанок в крепости почти не было, а голландских женщин солдаты не трогали. Не то, чтобы кто-то всерьёз считал, что мы тут «освобождаем» Фландрию. Скорее забираем себе то, что по недоразумению отошло нашему временному союзнику.

По разговорам среди мушкетеров и гасконцев, я уже начинал понимать — Свободные Нидерланды были такой же головной болью для Франции, какой она сейчас является для Испании. Просто головная боль, это чуть меньшая проблема, чем простреленное бедро.

Я понимал, что через несколько лет мы можем вернуться сюда уже не как союзники. Нужно было налаживать связи и заводить друзей. Так что с Бапомом Людовик обошелся настолько человечно, насколько вообще позволяла эпоха.

Я приказал гасконцам в первую очередь растаскивать драгоценные камни и предметы искусства. Они всё равно набивали карманы золотом, не подозревая о том, что уже очень скоро, оно начнет терять в цене. Я вообще был поражен тому, что этого не замечали окружающие. Слово «инфляция», впрочем, пара мушкетёров знала, правда, оно для них никакого отношения к деньгам не имело.

Так называли то ли вздутие, то ли воспаление, местные цирюльники. В любом случае, золота и серебра ввозили в Старый Свет столько, что это было неизбежно. Я пересчитывал свои золотые пистоли-дублоны, и пытался понять, на долго ли мне их хватит?

За генерала Кеведо Лорку мы получили внушительную сумму, и передавать его Леопольду Вильгельму (понятия на тот момент не имел, что это за тип) отправились мои товарищи. На этом, на целый год, наши пути с мушкетерами разошлись. Де Порто сам выплатил мне четверть суммы, из своих. Мы сердечно попрощались, но было это уже на ужине у де Тревиля.

Я настоял на том, чтобы отправить тело убитого гиганта-телохранителя на родину. Не запросив за это ни медяка. Его имя так и стёрлось из моей памяти, и это одна из немногих вещей в моей новой жизни, о которой я жалею. Мы всё равно вспоминаем его временами и пьём за его покой.

Планше, Джульетта и де Бержерак нашли меня сами. Диего переодели, от греха подальше. Бывшая проститутка и носатый парижанин, конечно же, сразу спелись. Диего очень помог мне при общении с местными. Он многих знал и слыл среди них малым честным.

Мне позволили завербовать сотню пленных испанцев. Также я нанял несколько местных — в основном ремесленников и мастеровых. Мне были нужны люди, умеющие работать с печатным станком и, конечно же, оружейники. Местных нужно было обеспечить всем необходимым для долгой поездки, к тому же, многие из них брали с собой семьи. Денег пока хватало, но моему предприятию было необходимо выходить на самоокупаемость.

Де Тревиль посвятил меня в шевалье и звал в Париж, куда он уводил добрую четверть королевских мушкетёров. Мне предложили синий плащ с крестом, когда я прибуду в столицу. Я смог выпросить для себя год отсрочки, сославшись на необходимость привести в порядок семейные дела. Де Тревиль не поверил, видимо не представляя, какие семейные дела могут быть среди козопасов. Но отсрочку, тем не менее, дал.