— Так бы сразу и сказал! — Он изобразил заговорщицкое понимание. — Есть один такой! На окраине, с виду неброский, но товар там можно найти любой! Хочешь девственницу, хочешь мальчика…
— Тьфу ты! — не даю ему закончить. — Заткнись! Слушать тебя противно!
Экзарм затих в растерянном непонимании, а Аттила, словно почувствовав мое раздражение, перешел на рысь и вырвался вперед.
* * *
От стен из крупных, грубо обработанных камней тянет сыростью и холодом. Два факела чадят струйкой черного дыма, добавляя к стоящему вокруг зловонию еще и запах гари. Здесь, в зябком подземелье, трудно поверить, что где-то там, наверху, ярко светит солнце и стоит непереносимая жара. Тут хочется поплотнее укутаться в гиматий и подойти поближе к огню очага.
У раздетого догола человека нет такой возможности, но его колотит не от холода, а от страха и нервного напряжения. Его вздернутые вверх руки накрепко связаны в запястьях, а веревка закинута на торчащий из потолка крюк.
Взгляд пленника мечется от палача к следователю, что сидит на колченогом табурете, а те, словно бы не замечая ужаса жертвы, занимаются обычными для их повседневной жизни приготовлениями. Палач неторопливо раскладывает свой чудовищный инструмент, а следователь педантично расставляет на столе бронзовую чернильницу, лист бумаги и приличную стопку документов по делу.
Я стою в тени, у входа, и бегающий взгляд подследственного касается меня лишь изредка и вскользь.
Закончив, наконец, с рутинными делами, следователь поднял глаза на висящего пленника.
— Твое имя?
Тот сразу вспыхнул нервной горячностью.
— Ишкур Хаддад! Я глава торгового дома Гештиан в Сузах и не понимаю…
Обрывая на полуслове, следователь жестко перебил его.
— Отвечать только на мои вопросы!
Дальше пошли монотонные, изнурительные вопросы, смысл которых сводился лишь к одному: кто еще участвовал в преступной деятельности по уклонению от налогов и пошлин. Подследственный упорно эту деятельность отрицал, но ему это никак не помогало. При аресте и обыске в его доме у него изъяли почти пять с половиной мин необработанных индийских сапфиров, которые не проходили по отчетности торгового дома. Так что упорство во грехе сулило бедолаге лишь пытки и мучительную казнь.
По тому, как Хаддад отвечает, я вижу, что он прекрасно понимает, чем для него закончится допрос, но упорно стоит на своем.
«Впрочем, — делаю про себя неутешительный вывод, — может, и правильно делает! При нынешних методах следствия пытки ему все равно не избежать, сознается он или нет. Достоверность показаний тут проверяют исключительно каленым железом!»
Словно услышав мою последнюю мысль, палач вытащил из горящих углей железный прут и шагнул к пленнику.
Следователь поднял взгляд и повторил:
— Кто еще вместе с тобой…
Он еще говорит, а раскалённый металл уже в дюйме от обнажённого тела. Лицо пленника исказилось готовностью к нестерпимой боли, но пощады он не просит.
«Крепкий мужик!» — уважительно хмыкаю про себя, а вслух говорю негромко, но чётко:
— Хватит!
Выйдя из тени, подхожу к столу, и следователь тут же вскакивает на ноги. Даю знак снять подследственного с крюка, а сам сажусь на освободившийся табурет.
Через пару мгновений по-моему же приказу ему развязывают руки и приносят чистую рубаху. Бедняга пытается надеть её, но затекшие от долгого висения пальцы не слушаются, и рубаха падает на грязный пол.
Провожаю её падение взглядом, и следователь понимает меня без слов. Схватив рубаху, он торопливо натягивает её на грязное, худое тело пленника. Я терпеливо жду и, когда эта суета заканчивается, киваю на дверь:
— Оставьте нас!
— Мой царь, я не могу оставить вас одного! — превозмогая страх, попытался возразить следователь. — Это небезопасно!
Хочется рявкнуть на него, но понимание, что человек просто выполняет свой долг, сдерживает раздражение.
Чуть улыбнувшись, награждаю следователя благодарным взглядом.
— Не волнуйся, я справлюсь!
После этого тот, потянув за собой палача, направляется к выходу, и лишь когда стихает скрип закрывшейся двери, я обращаюсь к стоящему передо мной человеку.
— Ты знаешь, кто я?
Вместо ответа тот склонился в глубоком поклоне.
— Приветствую тебя, Великий царь! Извини, но не могу оказать тебе достойные твоего величия почести. — Он иронично растянул губы и развёл руками, показывая на тюремные стены.
«Если человек после того, что он только что пережил, способен на иронию, — на автомате отмечаю про себя, — то силе его духа можно только позавидовать!»
Вслух же, наоборот, добавляю в голос жесткости.
— Почести ты сможешь мне оказать, если выйдешь отсюда.
В ответ на эти слова в глазах пленника впервые за все время вспыхнул живой интерес.
— А такое возможно? — Его вопросительный взгляд упёрся в меня, и я отреагировал так же жёстко.
— Это будет зависеть от тебя!
Интерес в глазах пленника сразу угас, и я понимаю: он подумал, что я вновь буду выпытывать имена его хозяев и подельников.
«Не из болтливых!» — иронично усмехаюсь, но отмечаю это как плюс. Раз человек готов идти на пытки, но не сдаёт своих, значит, ему можно доверять секреты!
В наступившей тишине пленник смотрит на меня испытующим взглядом, ожидая продолжения, но я не тороплюсь и держу паузу, пока он не произносит то, что я хочу услышать.
— Что я, маленький человек, могу сделать для Великого царя?
«Вот это другое дело! — мысленно усмехнувшись, продолжаю держать на лице суровое выражение. — Не я предлагаю, а он должен просить об одолжении!»
Ничего не ответив на вопрос, жестом маню его подойти. Тот делает несколько шагов к столу, а я раскладываю на столе свернутый трубочкой свиток. Разворачиваю его к нему: мол, смотри.
Несколько мгновений Хаддад разглядывает нарисованную схему, а затем поднимает на меня вопросительный взгляд.
— Что это?
— Это то, что тебе предстоит сделать!
В глазах моего пленника по-прежнему стоит непонимание, и тогда я поясняю:
— Вот здесь, в горах Загрос, отмечены железный рудник и добыча угля. Видишь два синих кружочка? — Не ожидая ответа, продолжаю. — От них идут стрелочки в мастерские в Сузах, Персеполе и других городах. Они означают, что туда надо доставить руду и уголь. Оттуда стрелки тянутся в десятки кузниц по всей Сузиане, Персиде и Мидии.
Поднимаю взгляд на Хаддада:
— Понимаешь, что это означает?
Тот, к моему удовлетворению, схватывает на лету.
— Что туда надо доставить выплавленное железо? — в его голосе больше вопроса, чем утверждения, и я киваю.
— Верно мыслишь!
Сказав, веду свою мысль дальше:
— Черным здесь обозначены самые крупные рынки продажи шерсти, льна и хлопка. Отсюда черные стрелки указывают, куда надо доставлять каждый из этих продуктов. Красные же линии показывают движение кожи.
Закончив мысль, поднимаю на него взгляд и получаю ожидаемый ответ.
— Картинка очень интересная, наверное, чтобы ее составить, кто-то потратил много труда, но непонятно только одно. Великий царь, я-то тебе зачем?
Игнорирую его вопрос и продолжаю:
— Мне нужен человек, который организует весь этот процесс!
Краткая пауза, чтобы оценить реакцию собеседника, и вспыхнувший азарт в глазах пленника говорят мне, что я на верном пути. Тогда я открываю детали своего замысла:
— Вернее, мне нужен человек, который, получив от меня энную сумму в кредит, запустит этот процесс, а в результате я же и куплю у него готовые изделия вот по этому списку и по указанной здесь же цене.
Кладу на стол еще один исписанный лист бумаги и разворачиваю его так же, как и первый.
Склонившись над ним, Хаддад читает:
— Мягкий панцирь, усиленный железными пластинами (тип 1 приложения 1), — двадцать пять драхм. Махайра (тип 2 приложение 1) — десять драхм. Шлем кованый (тип 3 приложения 2) — пятнадцать драхм. Десяток стрел для лука — одна драхма.
