Остановившись, он поднял на меня взгляд:
— Я не специалист по оружию, но сразу вижу, что цена сильно ниже рыночной.
На это я лишь усмехаюсь:
— Так ведь и риск высок!
Читаю на лице пленника стремительную работу мысли и добавляю:
— Мне требуется к концу будущей весны десять тысяч комплектов вооружения! Это я к тому, чтобы ты представлял себе сроки и количество требуемого оружия, а также те суммы, которыми придется оперировать, если, конечно, ты согласишься.
— А у меня есть выбор? — Губы Хаддада растянулись в ироничной усмешке, но я гашу её не менее циничной иронией.
— Конечно есть! Ты можешь остаться в этом чудесном месте и продолжить прерванный мною диалог, — тут я киваю в сторону двери, — вон с теми милейшими представителями правосудия.
Воспоминание о палаче и приставленном к телу раскалённом металле омрачило лицо пленника, но, справившись с собой, он вновь улыбнулся.
— Скажи мне, Великий царь, что заставляет тебя верить в то, что я попросту не сбегу с деньгами, как только вырвусь отсюда.
На миг задумываюсь — а действительно, что…? Конечно, за ним будет постоянная слежка, но такому плуту, как Хаддад, не составит труда обмануть свою стражу! Тогда что⁈
Отвечаю сразу и себе, и ему:
— Умный и деловой человек, каким я тебя считаю, умеет взвешивать все «за» и «против». Работа на меня сулит тебе огромную власть и богатство, а бегство… — тут я понимающе усмехаюсь. — Всю жизнь ведь не пробегаешь! Пока служишь мне, я — твоя лучшая защита, а сбежишь — и по твоему следу пойдут не только мои люди, но и наемные убийцы тех вавилонских банкиров, что уже никогда не получат свои сапфиры.
Глава 22
Сатрапия Сузиана, город Сузы, середина января 315 года до н.э.
Откинувшись на жесткую спинку трона и расправив плечи, изображаю суровое величие. Нижняя рубаха из шерсти с золотой нитью ужасно чешется, но я стойко терплю все неудобства. Почесаться сейчас на глазах почти двух сотен верноподданных было бы настоящим конфузом.
Сегодня большой прием по случаю выпуска первого государственного судебника, иными словами, уголовного и административного кодекса в одном томе. Во-первых, само по себе это величайшее свершение, а во-вторых, этот судебник впервые издается напечатанной книгой.
Тут следует вернуться немного назад и вспомнить, что ровно четыре месяца назад я назначил своего дядю Шираза сатрапом Сузианы. Сразу же, пока он еще не вошел во вкус, ему, так сказать, «в помощь» был навязан стратег сатрапии, а также были введены новые должности судьи и прокурора Сузианы. На должность судьи я выбрал местного аристократа Саандакара, известного своим суровым нравом и строгим соблюдением традиций. Прокурором же стал бывший сборщик налогов из Вавилона, грек Асклепиодор.
Дядюшка, как я и ожидал, воспринял ограничение своих полномочий без особой радости, но и без вопросов. Проблема пришла совсем с другой стороны. В тот день, когда я вызвал к себе Саандакара и предложил ему должность судьи, он озадачил меня вопросом: по каким законам следует мне судить, Великий царь?
Тогда, в одночасье, я осознал, как круто лопухнулся.
«Как ты мог забыть, — напустился я на себя, — ведь был же прецедент с поместьем! Тогда еще Шираз говорил про мешанину законов в царстве!»
Поскольку гость ждал ответа, а показывать ему свои ошибки я не собирался, то пришлось выворачиваться.
— Суди по совести и законам божьим! — озадачил я старого аристократа, а сам немедля взялся за дело.
Тут, опять же, опыт Эвмена в организации канцелярской деятельности пришелся весьма кстати. Ему я поручил найти грамотных людей и систематизировать все имеющиеся законы — как Персидской державы, так и Македонского царства, — благо Сузы — просто кладезь для такой работы. Тут еще законы Хаммурапи в целости и сохранности стоят, в камне высеченные.
Книжники принялись за систематизирование законов, а я взялся за «изобретение» печатного станка. Ну, не в камне же высекать этот судебник, как Хаммурапи! Сохранится, бесспорно, лучше, но вот с распространением, точно, возникнут проблемы, уж больно тяжел судебничек получится.
Насчет станка — это я, конечно, загнул; «изобретение» мое правильнее было бы назвать печатной доской. Старик Касандр вырезал доску размером чуть больше будущего листа А4, разлиновал ее углублениями для установки букв, а кузнец Евдор отлил эти самые буковки. Затем на доску положили тонкий слой воска, дабы набранные буквы не ерзали, сами буквы намазали черной тушью, а к ним прижали лист бумаги. Этот лист прокатали прессом — и вот, первый напечатанный текст готов.
Мои мастера справились куда быстрее эвменовых книжников; те ковырялись почти три месяца и могли бы еще три года, но я им не дал. Вернее, я оставил их продолжать работу, а сам взял то, что они уже накопали, проштудировал, что-то убрал, что-то добавил по своему усмотрению, где-то поправил-поменял, и получился первый свод законов нового царства. Пусть неполный, пусть уязвимый для критики, — все это было для меня неважно, поскольку любая система все равно лучше хаоса.
«Это ведь не окончательный вариант! — сказал я себе. — Люди продолжают работать, и позже всегда можно будет выпустить откорректированное издание».
Еще месяц набирали и печатали первый экземпляр, и вот позавчера принесли мне готовую книгу. Я глянул на тисненую золотом кожаную обложку, полистал еще пахнущие краской страницы и приказал обставить все торжественно и прилюдно, дабы день сей вошел в историю.
Вошел в историю как первый шаг на пути создания единого закона и единой судебной системы на всем огромном пространстве от Балкан до Индии.
Кто-то скажет, мол, слепили черт знает что за несколько месяцев! Быстро только кошки родятся, а законы нужно создавать вдумчиво и неспеша. Даже спорить не стану, будем создавать и вдумчиво, и неспеша, но потом, а сейчас мне нужно, чтобы назначенные мною судьи судили не абы как, а строго в соответствии с кодексом.
Кто не разглядел, тому растолкую всю подоплеку сей спешки. Как только новый кодекс законов пойдет в сатрапии, то тут же появится повод направить туда и новых судей, — ведь нынешние-то правители новых законов не знают, стало быть, и судить правильно не могут. Опять же, кто-то знающий положения нового судебника должен следить за тем, чтобы кодекс выполнялся! А это повод направить в сатрапии царских прокуроров — ни в коем разе не для ущемления власти сатрапов, а лишь для претворения нового судебного кодекса в жизнь.
Сатрапам это нововведение, конечно же, не понравится, а вот возразить им будет нечего. Я же ведь на власть их впрямую не покушаюсь, а лишь о правильности судопроизводства пекусь. Такая вот, во всяком случае, будет официальная версия, а уж до чего докопаются мои прокуроры — это уже другая история.
Конечно, я понимаю: тактические игры с сатрапами — это насущная необходимость сегодняшнего дня, а если рассчитывать на игру в долгую, то создание единого подзаконного пространства на всей территории Великого царства куда важнее. Поскольку в фундамент устойчивого государства обязательно должны закладываться три краеугольных камня — одна власть, один закон, одна вера. Держатель власти уже есть, в строительство нового законодательства положен первый кирпич, а вот с верой, знаю, придется повозиться. Это вопрос с кондачка не возьмешь, с ним будем разбираться в последнюю очередь.
Шепот Эвмена отрывает меня от размышлений.
— Можем начинать, Великий царь?
Понимаю, что все ждут моего сигнала, и, вскинув взгляд на своего премьера, чуть киваю: мол, начинай!
Эвмен подает знак, и воздух тотчас же наполняется мягким и одновременно торжественным звучанием флейты. Стоящие вдоль колоннад гости расступаются еще больше и с любопытством тянут шеи, стараясь рассмотреть двух мастеров, несущих позолоченную подставку.
В трех шагах от ступеней трона они поставили ее на пол, и теперь уже всем видна лежащая на ней книга. Не все из гостей понимают, что это, и подошедший к подставке Эвмен открыл первую страницу.
