Медведев. Пограничье (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

— Да, пора домой, — пробормотал я. — Спасибо за компанию, мастер Митрич.

— Не за что, — усмехнулся тот, вставая следом. — Лес — он сам выбирает, с кем и как поговорить. А если ты услышал — значит, не зря пришёл.

Мы двинулись обратно. Митрич шёл медленно, неторопливо, будто не спешил прощаться с лесом. Я следовал за ним, стараясь не шуметь, не спотыкаться, не задеть чужое. Пару раз леший сворачивал с тропы на узкие, едва различимые стежки, скрытые в густой траве. Они вились, как нити, и, будь я один, то наверняка заблудился. Но с Митричем всё было иначе. Казалось, что лес сам расступается перед ним.

Даже таким размеренным шагом, мы добрались до ограды поместья минуты за три. В какой-то момент, между деревьями мелькнули знакомые кованые линии ворот, за которыми ждал дом. Я обернулся, чтобы сказать что-то ещё, но Митрич уже остановился.

— Здесь я с вами прощаюсь, князь, — произнёс он спокойно.

— До встречи, мастер Митрич, — ответил я так же просто.

Он кивнул. Легко, будто прощался не впервые. Затем развернулся — и исчез между елей, без звука, без шелеста, словно растворился в вечерней тени.

Я остался один у самого края поместья. В кармане лежал теплый клубок. Я коснулся его сквозь ткань и поднял взгляд.

Дом стоял, как и всегда, тихий и живой. Его окна сияли мягким жёлтым светом, обещая тепло и покой. Из трубы поднимался ровный столбик дыма. Внутри кто-то, возможно, уже готовил мне ужин.

Я улыбнулся себе под нос и шагнул к воротам.

Глава 23

Внеплановое заседание

Стоило мне войти во двор, как от ближайшего манекена для тренировок отделилась тень, в которой я почти сразу же узнал Ладу. Девушка была чуть ниже остальных дружинников и немного уже в плечах. Пружинистым шагом, она уверенно двигалась в мою сторону.

— Всё в порядке. Я вернулся, — сообщил я.

Она не ответила. И не замедлилась. Шла прямо на меня, с той самой сосредоточенностью, с какой атакуют. За доли секунды я понял, что останавливаться она не собирается.

Она оказалась рядом через мгновение. Рука схватила меня за плечо. Хватка вышла крепкой. И я практически на автомате активировал силовой щит, и активировал плетение толчка, который отбросил девушку на пару шагов. Девушка попятилась, подошвы ботинок заскользили по дорожке. Она присела, коснулась ладонью земли, подняла голову, пристально вглянула на меня. И заговорила.

И тогда Лада заговорила. Точнее — они заговорили. Её голос раздвоился, наложился на другой — низкий, глухой. Слова были чужие, не на имперском, но понимались без перевода. Что-то про «проверку», про «чужое», про «не того, кто вышел, а того, кто вернулся».

Мне показалось, что дух внутри неё смотрит на меня отдельно с подозрением и с холодным, звериным вниманием. И ему я не нравлюсь.

— Что ты творишь? — спросил я, стараясь сохранить спокойствие, хотя дыхание уже сбилось. Я не делал попыток атаковать, что-то внутри подсказывало: Лада без особых усилий может мне сломать шею, если решит, что это необходимо.

Она молчала с полсекунды. Затем хмуро произнесла:

— Проверяю.

Сказала так, как будто это самое естественное объяснение. Девушка шагнула ко мне:

— В лес на ночь глядя мог уйти человек, — продолжила она почти шепотом, не отводя взгляда, — а вернуться мог кто-то совсем другой. Кто-то, кто принял его личину.

— То есть… ты считаешь, что это не я? — уточнил я сипло, чувствуя, как сердце начинает биться чуть быстрее.

Лада не ответила сразу.

— Кто «я»? — прошелестело в ответ.

Голос не принадлежал ей. Или, точнее, принадлежал не только ей. Глубже, тише, как будто эхом из её груди, говорил другой. Дух, который жил в ней на правах подселенца.

В другой ситуации я бы, наверное, уже начал возмущаться. Но я видел её глаза. В этом взгляде не было гнева, не было даже раздражения. Только острое, сосредоточенное внимание. И что-то… хищное. Нечеловеческое.

Я замолчал. Потому что внезапно понял — спорить не стоит. Да, она пропустила атаку, но я помнил, как лихо дружинники перебили упырей. С таким противником у меня может не быть шансов.

И потому я негромко ответил, стараясь говорить спокойно, ровно, как будто это обычный разговор.

— Я есть князь. Тот, кому ты приносила клятву верности, — я попытался улыбнуться, — и я, между прочим, не помню, чтобы в клятву входил пункт, в котором тебе разрешено пытаться нападать на меня.

На мгновение повисла тишина. Только ветер прошёлся по двору, шевельнув кисти травы вокруг. А потом два голоса, в унисон, но с разной интонацией — один живой, женский, хрипловатый, другой приглушённый, как из-под земли:

— Князь…

Лада подошла ко мне. Из ворота ее рубахи выскользнул тёмный, круглый кулон на тёртом кожаном ремешке. Он слегка покачнулся, описав короткую дугу и потянулся ко мне.

В тот же миг Лада отпрянула, словно её ударили. Глаза её расширились от чего-то вроде узнавания.

— Простите, Николай Арсеньевич, — произнесла она уже обычным человеческим голосом. Тихо, сдержанно, как будто прежние слова, сказанные духом, теперь казались ей чересчур грубыми. — Мне надо было убедиться.

Я медленно выдохнул, и ответил с кривой усмешкой:

— Стоит придумать пароль. Это куда проще, чем пытаться нападать. Неровен час ты не рассчитаешь силы и княжество осиротеет.

Лада отвела взгляд, брови её сошлись у переносицы. Она сжала губы, будто не знала, стоит ли продолжать. Но всё же нашлась с ответом:

— Никто в своём уме не ходит в наш лес, когда темно, — сухо пояснила она, стараясь сохранить уверенность, хотя за этим слышалось раздражение. Не злость, нет. Скорее — напряжённое недовольство тем, что я не соблюдаю негласные правила.

— Морозов послал тебя проследить за мной? — спросил я, не повышая голоса. Вопрос прозвучал спокойно, даже буднично, но я уже знал ответ.

Она замерла на секунду. Не вздрогнула, не отвела взгляда, но в лице что-то изменилось. Как будто между прочим обнажилась нерешительность. Секунда и выражение снова стало спокойным. Но пауза выдала её.

— Я не… — начала было она, но осеклась.

Говорить правду означало предать воеводу. Солгать — значит проявить неуважение к князю. Она оказалась в щекотливой ситуации, и я видел, как она борется с собой, не зная, что выбрать.

— Мне сказал об этом Митрич. О том, что Владимир тебя отправил следом, — пояснил я и повернулся в сторону дома. За одним из окон, на втором этаже, едва заметно качнулась тень. Будто кто-то следил за нами, но не решался показаться.

— Простите, — тихо буркнула Лада, ставшая теперь чуть поодаль. — Я вас потеряла из виду на одну секунду. А потом…

Я обернулся к ней и покачал головой:

— Твоей вины в этом нет. Думаю, что лешие умеют путать тропы. Как и делать новые.

— Так и есть, — кивнула она. Быстро воровато огляделась, точно проверяя, не слышит ли кто наш разговор. Затем, понизив голос, почти шепотом добавила: — Не говорите никому, что я вас упустила. Воевода заругает. Опять велит мне на кухне работать. А я страсть как не люблю лук чистить и кастрюли мыть.

Я усмехнулся и сделал шаг ближе:

— И ты не рассказывай, что пыталась меня поколотить. А то меня засмеют, что мол с девочкой справился. И то потому, что ты поддалась.

Я протянул ей руку, с намёком: мол, договор есть договор. Она пожала мою ладонь. Крепко и по-дружески. И с заметным облегчением произнесла:

— Никто не стал бы смеяться. Я в дружине сильнее многих.

Сказано это было без тени хвастовства. Как если бы она прояснила факт. Я кивнул, потому как Ладе верилось.

— Спокойной ночи, мастер Медведев, — сказала она уже почти привычным тоном и направилась прочь по дорожке.

Я не стал отвечать — просто двинулся в сторону дома. Там, за светлым окном, кто-то снова качнул штору.

В гостиной было пусто. Даже Никифор отправился куда-то по своим домовым делам. На столике у камина лежала папка с бумагами. Видимо, Морозов оставил их здесь для меня. А сам решил не встречать меня после прогулки. Я опять ощутил себя совсем уж взрослым и оттого еще более важным.