Медведев. Пограничье (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Забрав документы, я спокойно поднялся на второй этаж и вошел в свою комнату.

Помещение встретило меня тишиной. И подносом с ужином, который уже не удивлял. Мне стало интересно, принято ли тут трапезничать в компании. Быть может, в доме даже есть столовая, которую было бы неплохо освоить.

Я снял пиджак, повесил его на спинку стула. Затем заглянул в ванную, где умылся холодной водой. Потом вернулся в свои покои, быстро перекусил наваристым рыбным супом и пирогом с творогом и зеленым луком. Чай я выпил до последней капли и перевернул чашку, поставив ее на блюдце. Поднос вынес в коридор и, вернувшись в спальню, сел на край кровати. И только в этот момент понял, как устал за сегодняшний день. Лёг на матрац, откинулся и долго смотрел в потолок, на котором медленно покачивались тени от фонаря снаружи. Я думал о завтрашнем дне.

Из размышлений меня вырвала трель телефона. Я взглянул на экран и тепло улыбнулся. Звонила Марина. Потому я нажал кнопку вызова и:

— У аппарата.

— Добрый вечер, братец, — послышался в динамике голос сестры. — Я хотела позвонить тебе раньше, но день не задался с самого утра.

На это я лишь усмехнулся, вспомнив, что летом Марина редко просыпалась раньше полудня.

— Семейные проблемы? — уточнил я.

В динамике на несколько секунд повисло молчание. А затем сестра произнесла:

— Папенька после твоего отъезда ужасно раздражительный. Даже слуги это заметили. А я под домашним арестом после вчерашнего. В общем, у нас тут весело.

— Вот оно что, — протянул я. — А арест за что?

— Да ни за что! Помнишь, я тебе говорила, что Вяземская хочет устроить прием?

— Что-то помню, — растерянно протянул я.

— Ну вот. Отец ни в какую не хотел отпускать меня на это мероприятие. Но и пропустить его я не могла. Там же собрался весь свет столичного общества.

— И ты решила сбежать из дома? — догадался я.

— Да это дело обычное, — отмахнулась сестра. — Слушай, не перебивай. Дальше было самое интересное. В общем, этот прием, как водится, не обошелся без… нюансов. И чтобы репортеры не понаписали бреда в утренних новостях, для приема был арендован особняк. И все было хорошо, пока брат Вяземской и Добролюбов не напились. И не надумали устроить дуэль. Но так как спор нужно было решить прямо в этот вечер, они решили упростить процедуру и нарушить дуэльный кодекс.

Я нахмурился. Дуэли в Империи были разрешены, потому что это был порядок решения споров и защиты чести между высокорожденными. Но чтобы дуэль была законной, обе стороны должны были сообщить о предстоящей схватке в жандармерию, указать время и место, где будет происходить поединок, а также секундантов и лекарей, которые будут следить за соблюдением правил. Жандармерия должна была отправить наблюдателя, которая в случае смерти одного из участников составила бы протокол, что все проводилось по правилам.

— В общем, эти двое вышли на лужайку и сошлись в бою на рапирах. А через минуту, пришлось вызывать лекарей. Те же, глупые, сообщили о произошедшей шалости жандармам, а уж они в свою очередь передали информации репортерам.

— Вот оно что, — протянул я.

— Но это еще не все, — продолжила Марина. — Часть тех, кто был на приеме, решил оказать сопротивление жандармам, когда те прибыли на задержание. И по итогу, все, кто был на этом приеме, отправились в отделение жандармерии. Где мы просидели до утра. А уже утром, во всех газетах вышел острый репортаж про «потерянное поколение», где в красках расписывалось все, что произошло.

— Прискорбно, — вздохнул я.

— Младший мастер Вяземский в лекарне, его отец уже прибыл в столицу, — продолжила сестрица. — Старший Добролюбов подал в отставку, мотивируя это тем, что не смог достойно воспитать своего сына. Остальные отделались строгими предупреждениями. Но чувствую, ближайшие пару месяцев приемы будут под запретом.

Я удивленно поднял бровь. Детишки высокорожденных любили иногда создать приключения забавы ради. Например, ночные гонки на улицах столицы, или приемы, в результате которых гуляли по столице в компании цыган, и напаивая шампанским ручных медведей. А еще были разные хмельные пари… Но я ни разу не слышал, чтобы по итогам таких приключений, кто-то из их родителей подавал в отставку.

— А что наш отец?

— Он даже не забрал меня утром из жандармерии, — ответила Марина. — За мной приехал Гаврила. А отец пропадал где-то весь день и вернулся только под вечер. Уставший и очень злой. После чего объявил, что я под домашним арестом.

Я удивился, так как отец всегда был лоялен в Марине, спуская ей с руки любые капризы и выходки.

— Пару дней посидеть в особняке не так уж и сложно, — попытался я успокоить девушку.

— Я планировала завтра отправиться на променад, — фыркнула сестра. — Но папенька сказал, что он урежет мне карманные деньги. Словно это прилично!

Мне пришлось сдержать смешок, чтобы не разозлить родственницу.

— А у тебя как дела? — без перехода спросила она.

— Вчера ночью сражался с упырями, а сегодня катался по княжеству, — ответил я.

Марина хихикнула:

— Упыри уже до дальних уголков добрались?

Я на секунду растерялся, и только через несколько мгновений до меня дошло, что Марина использовала слово «упыри» в переносном смысле. И имела в виду всяких дурных людей, а не оживших мертвецов. И рассмеялся:

— Добрались, конечно.

— Весело тебе там, — произнесла Марина, и мне показалось, что в ее голосе промелькнула тоска.

— Конечно. Тут хорошо: реки, леса, озера, свежий воздух, рыбалка. Приезжай.

— Я подумаю, — ответила сестра и вдруг резко произнесла. — Ладно, в дверь ломятся. Наверняка папенька хочет позвать меня на разговор. Надеюсь, что он не решил отправить меня на исправление в монастырь.

— Это было бы слишком жестоко по отношению к монахам, — не удержался от шутки я, и Марина фыркнула:

— Меня надо жалеть, а не каких-то незнакомых дядек в рясах. Но я рада, что у тебя все хорошо. Завтра позвоню. Целую, обнимаю.

— До завтра, — ответил я, и Марина завершила вызов.

Я улыбнулся и положил телефон на стол. Затем взял со стола папку и принялся читать предложения. И только закончив чтение, довольно улыбнулся. Взглянул в потолок, и в какой-то момент, мысли начали путаться, и я провалился в черное небытие.

Я проснулся от трелей птиц. Песня доносилась из-за окна, которое я накануне, видимо, забыл затворить. В комнате было прохладно, пахло свежей травой и какими-то цветами. Я не сразу открыл глаза. Просто лежал, слушал, как переговариваются за окном птицы. Затем все же распахнул веки, приподнялся на локтях, выдохнул. Потянулся, чувствуя, как тянет плечо — неудачно спал. Наконец, я с великой неохотой встал с кровати и подошёл к окну. В саду медленно таял туман. Деревья стояли неподвижно. Где-то в листве мелькнула тень, ветка качнулась. Но певчего я так и не увидел.

Я добрел до ванной, где быстро привел себя в порядок, затем оделся, пригладил волосы. И вышел из комнаты. Спустился по скрипучим ступеням в гостиную.

Морозов уже сидел у камина, а перед ним, на стоял чайник и пара чашек. Воевода смотрел на огонь, время от времени делая маленькие глотки отвара. В комнате пахло лесными травами, которые, видимо, были добавлены в чай.

— Доброе утро, князь, — произнёс он, не оборачиваясь, едва я спустился в гостиную.

Голос его был спокойным, как будто мы расстались вчера за чаем, а не перед моей вылазкой в лес. Он не стал говорить о моей прогулке, не спросил, не уточнил. И я, приняв эту сдержанность как знак уважения, просто кивнул в ответ.

— Вчера видел, как в лесу в один из своих капканов попался браконьер, — сообщил я, проходя ближе.

— Митрич его прибил? — ровно поинтересовался Морозов, повернув голову вполоборота.

— Нет. Освободил, — ответил я и уставился на собеседника с удивлением.

Воевода лишь пожал плечами, как будто это было не более чем перемена ветра.

— Стареет Митрич. Добрым стал. Или просто решил вас не разочаровывать.