— Самое сложное — точность соблюдать, — заметил Фёдор. — Чуть-чуть отклонился от размера — и уже не так работает.
— Именно поэтому и нужны измерительные инструменты, — подчеркнул я. — Без них точности не добиться.
После обеда вернулись в мастерскую. Продолжили сборку.
Семён подсоединял систему клапанов к поршню через кулачковый механизм. Это была самая тонкая работа — нужно было синхронизировать движения так, чтобы клапаны открывались и закрывались в нужный момент.
— Григорий, — позвал Семён, — у меня тут что-то не так. Клапан открывается слишком рано.
Григорий подошёл, осмотрел механизм, заглянул в записи:
— А-а, вижу. Кулачок нужно чуть повернуть. Вот так, — он показал. — Видишь? Так будет правильно.
Они проверили работу механизма вручную, медленно проворачивая маховик. Клапаны открывались и закрывались точно в нужные моменты.
— Получилось! — обрадовался Семён.
Братья Волковы устанавливали кривошипно-шатунный механизм. Антон присоединял шатун к поршню, Иван — к маховому колесу.
— Смотри, Ваня, — объяснял старший брат, — здесь важно, чтоб шатун был строго по центру, иначе будет биение.
— Как проверить что ровно? — спросил младший.
— Натяни нитку от центра поршня до центра маховика, — подсказал я. — Шатун должен идти точно вдоль нитки.
Они натянули нитку, тщательно выровняли детали. Получилось идеально.
К вечеру сборка была завершена. Паровая машина стояла собранная, готовая к испытаниям.
— Ну что, мужики, — торжественно объявил я, — пора проверять! Фёдор, Петька, разжигайте топку!
Они заложили дрова в топку, подожгли. Огонь весело затрещал. Вода в котле начала нагреваться.
Мы все собрались вокруг машины, напряжённо ожидая. Григорий периодически прислушивался как начинает кипеть вода:
— Давление уже наверное растёт…
— Нормально, — кивнул я. — Ещё немного, и можно будет запускать.
Братья Волковы нервно переминались с ноги на ногу. Семён Кравцов не отрывал глаз от клапанов — вдруг что-то не так?
— Достаточно, — объявил я. — Открывай главный клапан!
Григорий повернул вентиль. Пар с шипением пошёл в цилиндр. Поршень дёрнулся, начал двигаться. Шатун качнулся, маховое колесо медленно повернулось. Клапаны заработали автоматически, открываясь и закрываясь в нужные моменты.
Машина ожила!
— Работает! — закричал Митяй. — Она работает!
Мастера буквально прыгали от восторга. Григорий обнял Фёдора, братья Волковы хлопали друг друга по спине, Семён Кравцов не мог оторвать глаз от работающих клапанов.
— Мы сделали это! — повторял Антон. — Своими руками собрали паровую машину!
— И она работает! — добавлял Иван.
Я дал им время насладиться успехом, потом поднял руку, призывая к тишине:
— Ну что, поздравляю вас с великим достижением! Вы собрали сложный механизм и доказали, что способны на большее, чем думали. Но это ещё не всё.
Мастера притихли, с любопытством глядя на меня.
— Теперь самое интересное, — продолжил я. — Мы построим вторую паровую машину. Точно такую же, до последней детали. И добьёмся того, чтобы эти детали на обеих машинах были взаимозаменяемыми.
— То есть поршень от одной машины подойдёт к цилиндру другой? — уточнил Григорий.
— Именно так, — подтвердил я.
— Но это же… это же невероятно сложно! — выдохнул Семён.
— Сложно, но возможно, — ответил я. — У вас есть подробные записи, — я кивнул на тетрадь, которую Григорий так и держал в руках, — есть опыт сборки, есть измерительные инструменты. Теперь нужно просто строго следовать всем размерам.
Фёдор задумчиво почесал затылок:
— Значит, каждую деталь нужно делать точно по размерам из записей? Без отклонений?
— Без малейших отклонений, — подтвердил я. — Допуск — не больше десятой доли миллиметра. Иначе взаимозаменяемость не получится.
— А если всё-таки отклонение будет? — спросил Иван.
— Переделывать, — строго сказал я. — Никаких «почти», «примерно», «сойдёт». Только точное соответствие записям.
На следующий день мы приступили к изготовлению второй машины. Григорий снова взял на себя роль главного контролёра качества — проверял каждую деталь штангенциркулем, сверял с записями, безжалостно отбраковывал всё, что не соответствовало стандарту.
— Семён, твой клапан на три десятых миллиметра толще, чем нужно, — говорил он строго. — Поправь.
— Но это же такая мелочь! — попробовал возразить Семён.
— Мелочей не бывает, — отрезал Григорий. — Егор Андреевич сказал — точное соответствие. Значит, точное.
Семён вздохнул и принялся снова обтачивать деталь.
Братья Волковы делали цилиндр. Антон работал с напильником, периодически проверяя размеры:
— Ваня, подай штангенциркуль. Нужно проверить.
Иван передавал инструмент. Антон измерял, хмурился:
— На две десятых больше. Ещё снимать нужно.
— Да брось, Антон, — махнул рукой Иван. — Две десятых — это ничто!
— Для точной механики это много, — возразил старший брат, повторяя мои слова. — Доделываем.
Фёдор Железнов ковал основание. Обычно молчаливый, он сейчас бормотал себе под нос:
— Точность… точность… Каждый удар точно… Толщина одинаковая…
Петька помогал ему, следя за равномерностью:
— Фёдор, тут чуть толще получилось. Подровняй.
Фёдор не обижался на замечания. Молча подправлял, добиваясь идеального результата.
Работа шла медленно. Каждая деталь проходила тройную проверку — сначала каждый проверял сам, потом Григорий контролировал, потом я окончательно утверждал или отправлял на доработку.
— Егор Андреевич, — подошёл ко мне Семён Кравцов на третий день работы, — я уже пятый раз переделываю этот клапан! То на полмиллиметра больше, то на четверть меньше. Никак не попасть в размер!
— А ты как проверяешь? — спросил я.
— Штангенциркулем измеряю после каждого прохода.
— Правильно. А чем обрабатываешь?
— Напильником.
— Вот в чём проблема, — кивнул я. — Напильником трудно добиться высокой точности. Возьми тонкий точильный камень — тогда получится.
К концу первой недели работы над второй машиной стало ясно — мастера начали понимать истинное значение точности. Привычка к индивидуальной подгонке («чуть подпилю тут, чуть подобью там») постепенно уступала место строгому следованию размерам.
Григорий стал настоящим фанатом стандартизации. Он не пропускал ни одной детали без тщательной проверки, вёл подробные записи всех измерений, даже ввёл систему маркировки деталей.
— Смотрите, — объяснял он остальным, — каждая деталь получает номер согласно чертежу. Цилиндр — номер один, поршень — номер два, и так далее. Записываем номер, размеры, дату изготовления, кто делал. Потом, если что-то не так, сразу понятно, где ошибка.
— Григорий, да ты настоящим инженером становишься! — восхитился Антон.
— Наверное, — скромно ответил тот. — Егор Андреевич правильно говорит — без системы и порядка ничего хорошего не выйдет.
Фёдор Железнов, который поначалу скептически относился к излишней, по его мнению, точности, постепенно тоже проникся идеей:
— Знаете, — говорил он за обедом, — я раньше думал — какая разница, миллиметр туда-сюда? Железо ведь. Прочное. А теперь понимаю — даже в ковке точность важна. Если основание кривое, вся машина криво встанет.
— Правильно понимаешь, Фёдор, — одобрил я. — Точность нужна на каждом этапе, от первого удара молота до финальной сборки.
Прошло ещё несколько дней. Вторая машина постепенно обретала форму. Детали складывались в узлы, узлы — в механизмы.
Однажды утром, когда мастера уже вовсю работали, в мастерскую заглянул Захар:
— Егор Андреевич, Фома Степанович вернулся из Тулы. Говорит, дела важные, нужно с вами поговорить.
— Передай, чтобы в дом шёл, — ответил я. — Сейчас приду.
Я оставил мастеров под присмотром Григория и направился к дому. Фома уже сидел за столом, попивая чай, который ему налила Машенька.
— Ну, рассказывай, — сел я напротив. — Как съездил?
