— Хорошо съездил, Егор Андреевич, — Медь привёз, как вы просили, листовая и проволока разная. Полсаней заняла.
— Отлично, — обрадовался я. — Как раз пригодится. Что ещё?
— Записку вашу Петру Семёновичу Давыдову передал, — продолжал Фома. — Он сначала не понял, о каких трубах речь, долго на чертёж смотрел, переспрашивал. Потом говорит — «Ладно, сделаем как написано, Егор Андреевич не просто так просит». Обещал к весне всё изготовить.
— Хорошо, — кивнул я. — Давыдов человек дела, если обещал — сделает.
— Ещё он провизией снабдил, — Фома оживился. — Туша лося целая, мешок муки, крупы разные, сало. Говорит — «Мастера у вас на довольствии, надо же их кормить как следует». Всё на второй повозке привёз.
— Молодец генерал, — улыбнулся я. — Заботливый.
— Да уж, — согласился Фома.
— Ко мне тут гонцы разные приезжали. По торговым делам в основном. Всех к тебе, отправил. Так что, Фома, не прячься, будут искать. — Рассмеялся я. — Работы тебе прибавится. Готов встречать купцов и вести переговоры?
— Готов, Егор Андреевич, — Фома выпрямился с достоинством. — Дело моё такое. Вы технику придумываете, а я торговлю веду.
— Правильное разделение труда, — одобрил я. — Кстати, были уже от барона Строганова, от купца Третьякова.
— Те, точно будут искать, — усмехнулся Фома. — Ничего, найдут. Я в городе бываю регулярно.
— Как там со стеклом? — спросил я. — Спрос есть?
— Ещё какой! — оживился Фома. — Семён делает сколько может, а заказов в три раза больше! Купцы даже друг с другом ругаются, кому первому продать.
— Понятно, — задумался я. — Нужно еще расширять производство. Благо Семён теперь с новыми формами может больше делать. И реторта новая уже работает.
— Это хорошо, — кивнул Фома. — А то я уже не знаю, кому отказывать. Все хотят, все деньги предлагают.
Мы ещё немного поговорили о делах, потом Фома засобирался:
— Ну, я пойду, Егор Андреевич. Повозки разгрузить нужно, мясо в погреб убрать, медь в кузницу отвезти.
— Иди, — кивнул я. — И спасибо за хорошую работу.
Когда Фома ушёл, я вернулся в мастерскую. Мастера как раз заканчивали очередную партию деталей.
— Новости, мужики, — объявил я. — Фома вернулся из города. Привёз медь, провизию и доклад от генерала Давыдова. Трубы для завода будут готовы к весне.
— Это те самые трубы для пневматической системы? — уточнил Григорий.
— Именно те, — подтвердил я. — Когда вы вернётесь на завод, там уже будет готова часть инфраструктуры для новой системы производства.
Мастера оживились. Перспектива реальных изменений на заводе их вдохновляла.
Работа над второй машиной продолжалась. Прошло ещё несколько дней. Мастера работали сосредоточенно, тщательно, с полным пониманием важности каждой детали.
Наконец наступил тот момент, когда вторая машина была полностью собрана. Она стояла рядом с первой — внешне абсолютно идентичная.
— Ну что, мужики, — объявил я, — настал момент истины. Сейчас мы проверим, действительно ли детали взаимозаменяемы.
Я подошёл к первой машине, открутил крепления цилиндра, аккуратно его снял:
— Вот цилиндр от первой машины. Теперь берём поршень от второй машины…
Взяв поршень со второй машины, я вставил его в цилиндр от первой. Поршень вошёл плавно, без заеданий. Я попробовал подвигать — ходил свободно, с тем же лёгким сопротивлением, что и родной поршень.
— Подходит! — выдохнул Григорий. — Идеально подходит!
Мастера столпились вокруг, завороженно наблюдая. Я продолжил демонстрацию. Взял клапан от одной машины — подошёл к другой. Шатун от первой — к второй. Каждая деталь была полностью взаимозаменяема!
— Мужики, — сказал я, когда проверка была завершена, — вы только что своими глазами увидели настоящую стандартизацию в действии. Две машины, сделанные в разное время разными людьми, но с абсолютно одинаковыми деталями. Это и есть будущее промышленности.
Фёдор Железнов, не удержался:
— Это… Я двадцать лет в кузнице работаю, никогда такого не видел!
— Это наука, — усмехнулся я. — Точные измерения, строгие стандарты, контроль качества. Вот три кита, на которых должно стоять современное производство.
Григорий достал свою тетрадь, в которой за эти недели скопилось уже несколько десятков страниц записей:
— У меня тут всё записано. Каждый размер, каждая технология, каждый приём. С этими записями можно обучить новых мастеров.
— Правильно, — одобрил я. — Это и есть передача знаний. Не на словах, а через подробные инструкции, чертежи, стандарты.
Я прикинул в уме:
— Завтра вы сами попробуете спроектировать и изготовить что-то новое, без моих подробных инструкций.
— Что-то новое? — заинтересовался Иван. — Например, что?
— Например, усовершенствованный ружейный замок, — предложил я. — Или систему контроля качества для завода. Что-то, что вы сами придумаете и реализуете.
Мастера переглянулись. Идея их увлекла.
— А можно мы вместе что-то придумаем? — спросил Семён.
— Не только можно, но и нужно, — обрадовался я. — Коллективное творчество — это мощная сила. Подумайте, обсудите между собой, предложите идеи. А потом мы вместе выберем лучшую и воплотим в жизнь.
Следующие дни прошли в оживлённых обсуждениях. Мастера предлагали разные идеи, спорили, рисовали эскизы, прикидывали возможности реализации.
Каждая идея обсуждалась, оценивалась с точки зрения практической пользы и сложности реализации.
Наконец сошлись на проекте Григория — универсальный калибр для контроля качества. Это было и полезно для завода, и достаточно сложно, чтобы проверить все полученные знания.
Мы начали работу. Григорий руководил проектом, распределял задачи, контролировал качество. Остальные мастера работали каждый над своей частью работы.
Я отошёл в сторону, наблюдая. Они уже не нуждались в моих постоянных подсказках. Работали самостоятельно, консультируясь друг с другом, принимая решения сообща.
Дни летели незаметно. Калибр постепенно обретал форму. Это была хитроумная конструкция — набор шаблонов разного диаметра, закреплённых на общем основании, с системой точной настройки и измерительной шкалой.
Однажды за обедом, Машенька подавала щи. Она наклонилась, чтобы поставить миску перед Григорием, и вдруг застонала, схватившись за живот.
— Егорушка… — пробормотала она бледнея.
Я вскочил, подхватил её:
— Что случилось?
— Живот… тянет… — она прижала руки к животу, лицо искривилось от боли.
— Анфиса! — крикнул я. — Быстро зови Ричарда! Живо!
Анфиса, услышав панику в моём голосе, сорвалась с места и выскочила из дома.
Я осторожно подхватил Машеньку на руки, отнёс в комнату. Уложил на кровать, подложил подушку под голову.
— Егорушка, что со мной? — испуганно спросила она.
— Сейчас Ричард придёт, посмотрит, — успокаивал я, хотя сам был на грани паники. — Всё будет хорошо.
Через минуту в дом влетел запыхавшийся Ричард с медицинской сумкой наперевес. Анфиса за ним.
— Что произошло? — по-деловому спросил он, подходя к кровати.
— Живот болит, тянет, — объяснил я. — Вот только что, за обедом.
Ричард кивнул, начал осмотр. Осторожно прощупал живот, задавал вопросы Машеньке — где болит, как болит, когда началось.
Я стоял рядом, сжимая кулаки, готовый к худшему.
Наконец Ричард выпрямился:
— С ребёнком всё в порядке. Сердцебиение нормальное, движения есть.
Я выдохнул с облегчением. Но Ричард продолжил, нахмурившись:
— Но положение неправильное. Ребёнок повернулся не так, как должен.
— Предлежание, — прошептал я.
— Это… это опасно? — спросила Маша.
— Может быть опасно при родах, — честно ответил Ричард. — Хотя, ребёнок может ещё перевернуться, это бывает. Но если не перевернётся… Нужен опытный акушер. Очень опытный.
Я вспомнил того лекаря-акушера из Тулы, которого все рекомендовали.
— В Туле есть хороший акушер, — сказал я. — Я разговаривал с ним. Но он говорил, что сюда приехать не сможет.
