Инженер 1: паровая империя (СИ) - Тыналин Алим

Мы остались вдвоем. Полковник поднялся, прошелся к окну, постоял, глядя на улицу.

— Александр Дмитриевич, — заговорил он, не оборачиваясь, — скажу вам как человек опытный. Такие предложения не падают с неба просто так. Кто-то рекомендовал вас Писареву. Кто-то из влиятельных людей, имеющих связи и в медицинском ведомстве, и в промышленных кругах.

Я задумался. Кто мог написать? Струве? Вряд ли, у него нет таких связей. Лиза? Возможно, ее семья имеет отношение к промышленности…

— Не важно, кто именно, — продолжал Энгельгардт. — Важно то, что вам дают шанс. Тула старинный центр оружейного дела. Заводы, мастерские, тысячи умелых рук. Если сумеете там проявить себя, зарекомендовать как толковый инженер, двери откроются во все стороны. Петербург, Москва, крупные предприятия…

Он обернулся, посмотрел на меня:

— А что самое важное, Тула недалеко от столицы. Оттуда рукой подать до Москвы, а из Москвы прямая дорога в Петербург. Сможете и делом заниматься, и связи налаживать. Это куда выгоднее, чем сидеть где-нибудь в провинциальной канцелярии.

Логика его слов бесспорна. Тула это возможность. Возможность применить знания на практике, доказать свою ценность, выбиться в люди.

— Вы советуете принять предложение, ваше высокоблагородие? — спросил я.

Энгельгардт вернулся к столу, сел:

— Я советую съездить. Посмотреть, что там к чему. Познакомиться с Писаревым, осмотреть завод, обсудить условия. Если не понравится, всегда успеете отказаться. Но если упустите такой случай, потом можете пожалеть.

Он взял перо, обмакнул в чернильницу:

— Вот что предлагаю. Сейчас составим бумаги об отставке с военной службы и прошение о переводе в гражданское ведомство. Я их подпишу, отправлю в Петербург. Пока они идут по инстанциям, недели три-четыре пройдет. За это время успеете съездить в Тулу, посмотреть, что к чему. Если устроит, оформите перевод туда. Если нет, будем искать другие варианты.

Я кивнул. План разумный, дающий свободу маневра.

— Согласен, ваше высокоблагородие. Поеду в Тулу, посмотрю.

— Вот и славно, — Энгельгардт придвинул ко мне чистый лист бумаги. — Теперь давайте составлять рапорт в полк. Нужно исключить вас из списков 2-го саперного батальона. Формально вы все еще числитесь там, хотя батальон уже расформирован.

Я взял перо, задумался над формулировкой. Память подсказывала нужные слова, обороты речи, принятые в военной переписке.

'Его высокоблагородию господину полковнику Головину, временно исполняющему обязанности командира 2-го саперного батальона Южной армии.

Инженер-капитан Александр Воронцов, состоявший в 3-й саперной роте означенного батальона, имеет честь покорнейше просить об исключении из списков части по случаю перевода в гражданское ведомство.

По заключению медицинской комиссии Севастопольского военного госпиталя признан годным к службе с ограничениями, что препятствует продолжению строевой службы. Намерен посвятить себя мирным инженерным трудам на благо отечества.

Имею честь выразить глубочайшую признательность господину полковнику и всему начальству батальона за науку воинского дела и товарищество в тяжкие дни обороны Севастополя.

С совершенным почтением остаюсь покорнейший слуга, инженер-капитан Александр Воронцов.

Севастополь, 28 марта 1856 года'.

Я отложил перо, просушил бумагу песком. Энгельгардт взял лист, пробежал глазами, кивнул одобрительно:

— Хорошо составлено. Достойно и без лишних сантиментов. Головин оценит. — Он убрал рапорт в папку. — Теперь составляйте прошение о переводе в гражданское ведомство. Министерство внутренних дел или государственных имуществ, на ваш выбор. Перечислите заслуги, приложением укажите акт медицинской комиссии и рекомендации от меня и доктора Струве.

Я принялся за новый документ. Писал медленно, тщательно подбирая формулировки. Нужно показать себя с лучшей стороны, но не хвастаться. Указать достижения, но не преувеличивать.

Через полчаса прошение было готово. Энгельгардт прочитал, внес несколько правок, велел переписать начисто.

— К завтрашнему дню все будет оформлено, — сказал он, когда я закончил. — Отправлю с курьером в Петербург. Там пройдет через канцелярию министерства, недели через три-четыре получите ответ. А пока можете ехать в Тулу. Выпишу вам открытый лист на проезд по казенной надобности. Формально будете числиться при госпитале как советник, получать жалованье. Когда оформим бумаги, спишем вас по переводу.

Я встал, чувствуя благодарность:

— Не знаю, как благодарить вас, ваше высокоблагородие…

Энгельгардт поднялся, протянул руку. Я пожал ее, ощущая крепкое рукопожатие.

— Благодарить не за что, Александр Дмитриевич. Вы сами заслужили эту возможность. Своим трудом, упорством, готовностью сражаться за правое дело. Таких людей России сейчас особенно не хватает. — Он помолчал, затем добавил серьезно: — Только берегите себя. В гражданском ведомстве своих паленов и клейнмихелей не меньше, чем в военном. Завистники, интриганы, люди, готовые погубить чужое дело ради собственной выгоды. Будьте осторожны.

— Постараюсь, ваше высокоблагородие. Опыт борьбы с местными бюрократами кое-чему научил.

Полковник усмехнулся:

— Вот и хорошо. Ступайте. Завтра зайдете, заберете бумаги. А пока можете известить Писарева о согласии приехать.

Я отдал честь, развернулся и вышел из кабинета.

В коридоре остановился, задумался. Все произошло так быстро, так неожиданно. Еще час назад я размышлял о долгом пути через петербургские канцелярии, а теперь передо мной открылась совсем иная дорога.

Тула. Оружейный завод. Возможность применить свои знания не в теории, а на практике.

Я выпрямился, зашагал по коридору к выходу. Нужно возвращаться в госпиталь, рассказать Струве о новостях. И написать ответ Писареву. О том, что приеду.

Глава 24

Прощание

Утро выдалось ясным, почти безоблачным. Солнце уже поднялось над горизонтом, заливая двор госпиталя мягким светом. Воздух пах морем и распустившейся акацией.

Я стоял в центральном коридоре первого этажа, окидывая взглядом знакомое до мелочей пространство. Побеленные стены, потертый дощатый пол, ряды дверей в палаты. Здесь я провел долгое время, сначала как больной, потом как инженер, боровшийся с системой.

Теперь пришла пора уезжать.

За спиной послышались шаги. Обернулся, это доктор Карл Иванович Струве шел по коридору, в руках медицинский саквояж. Увидев меня, он остановился, слегка улыбнулся.

— Александр Дмитриевич, — произнес он по-русски, с едва заметным немецким акцентом, — собираетесь в дорогу?

— Завтра утром, Карл Иванович. Решил напоследок обойти палаты, попрощаться.

Струве кивнул, поставил саквояж на пол.

— Правильно делаете. Люди помнят добро. Многие из них живы благодаря вам.

Я пожал плечами:

— Живы благодаря вашему мастерству, доктор. Я лишь обеспечил свежий воздух и чистоту.

— Не скромничайте, — возразил Струве. — Вы сделали то, что не могли сделать мы, врачи. Изменили саму систему. До вашего прихода смертность в госпитале составляла тридцать процентов. Теперь менее десяти. Это ваша заслуга.

Он помолчал, затем добавил серьезно:

— Вы уже слышали что я подал подробный отчет в Медицинский департамент. Описал все вентиляцию, обеззараживание ран кислородной водой, изоляцию заразных больных. Приложил цифры, наблюдения, чертежи. Полагаю, через несколько месяцев ваши методы начнут внедрять по всей империи.

— Через несколько месяцев, — повторил я с легкой усмешкой. — Если бюрократы не замедлят процесс на годы.

Струве рассмеялся:

— Возможно. Но зерно посеяно. Рано или поздно оно прорастет. — Он протянул руку. — Желаю вам успеха в Туле, Александр Дмитриевич. Уверен, вы там многого добьетесь.

Я пожал его руку:

— Благодарю, Карл Иванович. Без вашей поддержки я бы не справился. Если будете в Туле, милости прошу в гости.