Инженер 1: паровая империя (СИ) - Тыналин Алим

— Князь Долгоруков захочет встретиться с простым капитаном?

— С талантливым инженером, чьи методы одобрены к внедрению по всей империи, — поправила она. — Отец не из тех, кто судит людей по происхождению. Ему важны дела.

Она помолчала, затем добавила тише:

— Но о нас с тобой… О том, что между нами… Пока рано говорить открыто. Ты понимаешь?

Я кивнул.

— Понимаю. Буду работать, доказывать. Стану известным инженером, и тогда…

— И тогда мы сможем быть вместе открыто, — закончила она. — А пока… Пока у нас есть сегодня.

Она поднялась, взяла меня за руку:

— Пойдем.

Мы прошли несколько шагов вдоль берега, туда, где росли старые сосны. Под одной из них, той самой, что помнила нашу первую близость, лежала расстеленная шаль.

— Ты заранее приготовила? — усмехнулся я.

— Разумеется, — ответила Лиза с легкой улыбкой. — Думала, ты не догадаешься, зачем я звала тебя сюда? Просто попрощаться?

Она опустилась на шаль, потянула меня за собой. Я сел рядом, обнял ее. Мы целовались долго, неторопливо, наслаждаясь близостью. Руки мои скользили по ее спине, расстегивая крючки платья.

— Александр, — прошептала она между поцелуями, — я хочу запомнить этот день. Запомнить тебя. Все. Чтобы в Петербурге, когда буду скучать, вспоминать…

— И я хочу запомнить, — ответил я, стягивая с нее платье.

Она помогла, освободилась от корсета. Я целовал ее шею, плечи, грудь. Она тихо стонала, запустив пальцы мне в волосы.

В этот раз все было иначе, чем в прошлый. Не так торопливо, не так робко. Мы уже знали друг друга, знали, что приносит удовольствие, что вызывает отклик. Движения наши стали увереннее, смелее.

Я ласкал ее грудь, и она выгибалась навстречу моим прикосновениям. Рука моя скользнула ниже, между ее бедер, и Лиза тихо вскрикнула, прижимаясь ко мне сильнее.

— Не останавливайся, — прошептала она хрипло. — Пожалуйста…

Я стянул с нее последнюю одежду, освободился от своей. Наши тела соединились легко, без боли, без неловкости. Лиза обвила меня ногами, притягивая глубже.

Мы двигались в такт, находя общий ритм. Море шумело внизу, ветер шелестел в соснах, но мы слышали только дыхание друг друга, только стоны удовольствия.

Когда волна накрыла нас, мы замерли, сжимая друг друга, не желая отпускать. Лиза прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою шею. Я чувствовал, как дрожит ее тело.

— Люблю тебя, — прошептала она. — Так сильно люблю…

— И я люблю тебя, Лиза.

Мы еще немного полежали, обнявшись, затем начали одеваться. Движения медленные, неторопливые. Не хотелось разрушать эту близость, эту интимность.

Когда мы вернулись к валуну, солнце уже клонилось к закату. Мы допили вино, съели персики. Молча, держась за руки, глядя на море.

— Напиши мне сразу, как приедешь в Тулу, — сказала Лиза тихо. — Адрес мой ты знаешь. Петербург, Дворцовая набережная, дом князя Долгорукова.

— Напишу. Обязательно напишу.

Она достала из корзины небольшой сверток, завернутый в бумагу.

— Это тебе. На память.

Я развернул бумагу. Внутри оказался платок из тонкого батиста, вышитый инициалами «Е. Д.» Елизавета Долгорукова.

— Носи его, — сказала она тихо. — И вспоминай.

— Буду носить. И вспоминать каждый день.

Последний поцелуй, долгий и горький. Затем она отстранилась, поднялась.

— Мне пора. Проводи меня до поворота.

Мы медленно пошли по тропе. У поворота остановились. Лиза обняла меня в последний раз.

— До встречи в Петербурге, — прошептала она. — Не забывай меня.

— Никогда не забуду.

Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Я стоял, глядя ей вслед, пока ее фигура не скрылась за изгибом скалы.

Только тогда повернулся и направился обратно к госпиталю. В кармане мундира лежал ее платок, хранящий тонкий аромат лаванды. На губах еще ощущался вкус последнего поцелуя.

Вечер выдался ясным и прохладным. Солнце уже опустилось за горизонт, когда я вышел из своей каморки с небольшим саквояжем в руках.

Вещей набралось немного. Смена белья, запасной мундир, несколько книг по инженерному делу, папка с чертежами и документами. И модель вентиляционной системы, подаренная Морозовым и его артелью, тщательно обернутая холстом.

Во дворе госпиталя меня уже ожидали. Фельдфебель Морозов с тремя солдатами, Егором, Семеном и Иваном, стояли у ворот, при полной форме. Рядом с ними простая телега, запряженная парой лошадей. На козлах сидел возница, пожилой солдат в потертом армяке.

— Господин капитан! — Морозов отдал честь, когда я приблизился. — Артель готова проводить вас до почтовой станции!

Я кивнул, положил саквояж в телегу:

— Благодарю, Морозов. Но это лишнее. До станции всего три версты, дошел бы пешком.

— Никак нельзя, ваше благородие, — возразил фельдфебель. — Офицера провожать надо как положено. Да и груз у вас, видать, нелегкий.

Егор подмигнул:

— А мы, господин капитан, все равно без дела маялись. Лучше доброе дело сделать, чем в казарме киснуть.

Я усмехнулся. Хорошие люди. Простые, но надежные.

— Ну что же, раз так, поехали.

Забрался в телегу, сел на доски. Солдаты пристроились рядом. Морозов махнул рукой вознице:

— Трогай!

Телега качнулась, колеса заскрипели по мощеной дороге. Мы выехали из ворот госпиталя.

Я обернулся, бросил последний взгляд на знакомое здание. Длинное, одноэтажное, с белеными стенами и узкими окнами. Над крышей виднелись трубы печей, из которых тянулся легкий дымок.

— Жалко уезжать? — спросил Семен, заметив мой взгляд.

— Немного, — признался я.

— Ничего, — утешил Иван-кузнец. — Зато теперь вперед, к новым делам. В Тулу, говорите, едете? Там заводы, мастерские. Развернетесь как следует.

Телега свернула на главную улицу, ведущую к выезду из города. По обе стороны тянулись дома, большей частью разрушенные или поврежденные осадой. Кое-где велись восстановительные работы, каменщики клали новую кладку, плотники чинили крыши.

Севастополь медленно возвращался к жизни. Война закончилась, но следы ее еще долго будут напоминать о пережитом.

Мы проехали мимо развалин четвертого бастиона. Изрытая воронками земля, обломки орудий, почерневшие от пожаров стены. Здесь еще полгода назад шли ожесточенные бои. Здесь гибли люди, которых я потом видел в госпитале.

Морозов тоже смотрел на развалины, лицо его помрачнело:

— Страшное место. Я там, на бастионе, две недели отстоял. Каждую ночь французы лезли, каждую ночь отбивали. Людей как мух косило.

— Тебя там ранило? — спросил я.

— Ага. Ядро рядом разорвалось, контузило. Три дня без памяти провалялся, потом в госпиталь свезли. Там ваш Энгельгардт и откачал.

Мы выехали за пределы города. Дорога пошла вдоль берега, справа плескалось море, слева тянулись голые холмы. Весна только начиналась, зелени еще мало, но кое-где уже пробивалась трава, распускались первые цветы.

— Далеко до станции? — спросил Егор.

— Версты две осталось, — ответил возница, не оборачиваясь. — К восьми часам доедем.

Телега подпрыгивала на ухабах. Я сидел, прислонившись спиной к борту, глядя на удаляющийся Севастополь. Город постепенно скрывался за поворотом дороги, становился все меньше, пока совсем не исчез из виду.

— Ваше благородие, — окликнул меня Семен, — а правда, что в Туле самое лучшее оружие в империи делают?

Я встрепенулся:

— Правда. Тульские мастера славятся по всей России. Ружья, сабли, пушки, все там производят. Хотя заводы, говорят, устарели. Вот меня, видимо, для модернизации и зовут.

— Модер… как? — не понял Иван.

— Для улучшения, — пояснил я. — Чтобы производство усовершенствовать, новые машины внедрить.

— Вот оно что, — кивнул Иван. — Значит, как с вентиляцией в госпитале. Сделали новое, лучше стало.

— Примерно так.

Егор задумчиво почесал затылок:

— А нам, господин капитан, когда увольнение будет, вы письмо напишете? Как обещали? Мы бы с радостью к вам в помощники пошли. Работа у нас в руках спорится, не подведем.