Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

— Борисов, — сказал декан, и в его голосе звучала несвойственная ему почтительность. — Поздравляю. Ваше выступление и ваши достижения получили высокую оценку. Вас приглашают в Москву. Для вручения награды.

Он протянул Ивану телеграмму на бланке Президиума Центрального Исполнительного Комитета СССР.

Иван прочитал текст, и у него перехватило дыхание. Его вызывали в Кремль.

— И… я могу взять с собой Катю Кузнецову? — вдруг спросил он, сам удивившись своей наглости. — Она была моим главным помощником, без нее…

Чиновник из Москвы, представившийся сотрудником аппарата ЦИК, оценивающе посмотрел на него, потом кивнул.

— Разумно. Подготовьте ее характеристики. Девушка из вашего актива? Отлично. Пусть едет.

Новость о том, что они едут в Москву, повергла Катю в состояние, среднее между шоком и восторгом. Сборы были недолгими, но волнительными. Отъезд в столицу воспринимался всеми как нечто фантастическое, почти как полет на Луну.

Дорога в поезде пролетела как один миг. Они говорили, смотрели в окно на проплывающие мимо леса и поля, строили планы. А когда поутру за окном показались первые московские пригороды, Катя вскрикнула от восторга.

Москва поразила их обоих. Не та Москва, которую Иван помнил по смутным воспоминаниям из своего времени, а Москва 1934 года — грандиозная стройплощадка, кипящая жизнью и энергией.

Их поселили в гостинице «Москва», только что построенной и поражавшей своим масштабом. Из окон открывался вид на Манежную площадь и начинающуюся стройку будущего здания Наркомтяжпрома.

Первый день они посвятили прогулкам по городу. Катя не могла наглядеться на широкие проспекты, украшенные красными флагами, на новенькие троллейбусы, бесшумно скользившие по асфальту, на нарядные витрины магазинов.

— Смотри, Иван, — восторженно говорила она, — какая красота! Все такое новое, чистое! И люди какие уверенные!

Они дошли до Москвы-реки и остановились на Большом Каменном мосту. Отсюда открывалась панорама Кремля — древние стены и башни, увенчанные рубиновыми звездами, сияли в лучах заходящего солнца. Золотые купола храмов сверкали так ярко, что больно было глазам. А на противоположном берегу высилась громада Дворца Советов, который только начинали возводить на месте взорванного Храма Христа Спасителя.

— Какая мощь… — прошептала Катя, вжимаясь в его плечо. — Я и представить не могла…

Иван молча кивал. Он видел и другое — тесноту переулков за главными улицами, очереди за хлебом, бедно одетых людей. Но общее впечатление было именно таким — гигантский город, устремленный в будущее, полный сил и надежд. Этот оптимизм был заразителен.

Вечером они попали в только что открывшийся Парк культуры и отдыха им. Горького. Под звуки духового оркестра пары кружились на танцплощадке, дети катались на каруселях, а по аллеям гуляли нарядные москвичи. Воздух был наполнен смехом, музыкой и ароматом свежей выпечки из летних кафе.

— Я никогда не видела ничего подобного, — призналась Катя, сжимая его руку. — Кажется, здесь действительно живут люди будущего.

На следующий день состоялась церемония награждения. Катю, как и ожидалось, в Кремль не пустили, пообещав организовать для нее экскурсию в Третьяковскую галерею.

Иван входил под своды Спасской башни с замиранием сердца. Георгиевский зал Кремля поразил его своим величием — беломраморные стены, золотые люстры, бархатные драпировки. Воздух был пропитан запахом дорогого паркета, полировки и безграничной власти.

Церемония проходила с настоящей имперской помпой. Оркестр исполнял торжественные марши, а по обеим сторонам зала выстроились курсанты в парадной форме. Ивана и еще нескольких новаторов из разных областей построили в шеренгу.

Под фанфары к ним подошел сам Михаил Калинин, «всесоюзный староста». Пожилой, добродушный на вид человек в простой крестьянской одежде, но от него веяло такой незыблемой государственной силой, что Иван невольно выпрямился по струнке.

— Молодые орлы! — голос у Калинина был хрипловатый, но громкий и душевный. — Радуете старика! Страна гордится вами!

Он вручил Ивану не орден — орденов за такие заслуги в 34-м еще не давали, — а Почетную грамоту ЦИК СССР и, как и предполагалось, тяжелые золотые карманные часы «Молния» в корпусе из красного золота — невероятно ценный и статусный подарок по тем временам.

— Спасибо за доверие, товарищ Калинин! — четко отрапортовал Иван, пожимая его руку. — Обещаю, это только начало! Мы сделаем советскую медицину лучшей в мире!

Калинин одобрительно хлопнул его по плечу.

— Так держать, сынок! Такие кадры — наше главное богатство!

После церемонии был фуршет в Грановитой палате. Здесь Иван смог пообщаться с другими награжденными — молодым инженером-металлургом, совершившим прорыв в производстве специальных сталей для авиации, и агрономом, выведшим новый сорт морозоустойчивой пшеницы.

Разговор шел о будущем, о технологиях, о том, как их внедрять. Инженер, фамилия которого была Петров, с горящими глазами рассказывал о перспективах советского самолетостроения.

— С такой сталью мы сможем строить машины, которые превзойдут все зарубежные аналоги! — с жаром говорил он. — И все — на собственном сырье, на своих технологиях!

Агроном Семенов, скромный с виду человек, делился успехами в повышении урожайности в подмосковных колхозах.

— Земля наша щедрая, нужно только умно к ней подойти, — говорил он. — И люди у нас трудолюбивые. Вот и получаются чудеса.

Иван слушал их и понимал, что это те самые люди, которые действительно строят новую страну — умные, преданные своему делу, горящие идеей. Они обменялись контактами, договорились о переписке. В этих беседах Иван почерпнул для себя несколько интересных мыслей о стандартизации и организации производства, которые могли пригодиться ему при запуске шприца и будущей капельницы.

Вернувшись в Ленинград, они с Катей еще несколько дней находились под впечатлением от поездки. Иван чувствовал себя другим человеком. Не просто студентом-выскочкой, а человеком, которого заметила и отметила сама Власть.

И вскоре после возвращения его снова навестил важняк Громов.

На этот раз он пришел без вызова, под вечер, когда Иван один засиделся в лаборатории Ермольевой, составляя отчет о московской поездке.

— Борисов, — Громов вошел бесшумно, как всегда. — Поздравляю с высокой наградой.

Иван внутренне напрягся, ожидая подвоха. Но лицо у него было спокойным, даже одобрительным.

— Спасибо, товарищ.

— Расследование по вашему делу закрыто, — отчеканил Громов, подходя к столу и взглянув на разложенные чертежи. — Шприц — прорыв. Документация чиста. Работаете вы на благо страны. Подозрения сняты.

Иван выдохнул. Наконец-то.

— Объясню ситуацию, — Громов говорил спокойно, без тени угрозы, как констатируя факты. — Понимаете, картина была странной. Молодой студент, ни с того ни с сего, начинает ломать устои. У нас информация — за границей такие же работы ведутся. Возник вопрос: гений или… вредитель? Может, вас завербовали, чтобы вы дискредитировали советскую науку, внедряя заведомо провальные методы? Проверили. Оказалось — гений. Патриот. Теперь ваши успехи — это успехи страны.

Он помолчал, давая Ивану осознать сказанное.

— Но теперь, Борисов, ваша роль меняется. Вы — публичная фигура. Лицо нашей науки. От вас ждут не только изобретений. Ваши речи в Ленинграде и Москве произвели правильное впечатление. Так держать. Берите пример с профессора Жданова — ученый и гражданин. Участвуйте в собраниях, выступайте перед рабочими, пишите статьи. Ваш долг — нести свет знаний в массы и вдохновлять их своим примером.

С этими словами Громов развернулся и ушел, оставив Ивана в раздумьях. Угроза миновала, но ее сменила новая ответственность. Он стал официальным, «придворным» новатором.

Одним из первых таких поручений стало выступление на Кировском заводе. По заданию райкома комсомола его отправили с лекцией о его изобретениях перед передовиками производства.