Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

Хотя нет, я отказываюсь брать вину на себя.

Как много раз повторял Волибор, а он был воеводой при старом удельном, никогда не жалей о принятых решениях, иначе это сожрёт тебя изнутри. Мы спасли троих человек, и в тот момент это казалось разумным.

Это решение не стало глупым оттого, что мы не были способны увидеть всей картины происходящего. Задним числом всегда удобно быть умным, а в моменте приходится работать с тем, что есть.

Однако проблема Вещего пока остаётся открытой. Сначала нужно убежать самим.

Во время переправы через Волхов мы не просто пересекли реку, но пропыли вдоль неё, позволяя течению отнести нас подальше. Это ненадолго собьёт преследователей, но они всё равно нас настигнут.

— Мы проиграли, — жалуется Никодим. — Сыграли и проиграли.

— Нет, — говорю. — Проиграть можно только когда наступает конец. Полный и окончательный.

— Посмотри на нас, мы бежим через лес. Домой, который уже может быть разрушен. От погони, которая разорвёт нас на куски.

— Да, всё так. Но мы до сих пор бежим.

— Почему ты вечно такой неунывающий?

Когда дыхание совсем сбивается, мы ненадолго переходим на быстрый шаг.

— А мы с тобой разве не одни и те же книги читали? Самсона, вон, остригли, ослепили, и в темницу бросили, но он восстал и обрушил дом на врагов. Всегда можно что-то придумать. Всегда. До тех пор, пока жив, ты не проиграл. А с эпохой безумия и мертвец не всегда проигрывает.

— Сука ты, Тимофей, — бормочет Никодим. — Знаешь это? С тобой нельзя даже пожаловаться нормально.

— Если ты хотел просто пожаловаться, то нужно было предупредить. А то я не отличаю просьбы о помощи от жалобы ради жалоб.

Мы бежим по какой-то тропинке, скорее всего вытоптанной местными деревенщинами во время походов за грибами. Когда тропинка уходит севернее, мы сворачиваем и двигаемся по мху, буграм и корням. Наше село на востоке, поэтому выбираем этот маршрут.

Сдаём немного в сторону, поскольку целую неделю пути по лесу мы не осилим. Нужно возвращаться на основной тракт.

Миновав очередной участок леса, мы оказываемся на опушке, густо заросшей малиной. Кусты настолько плотные, что приходится пробиваться насквозь, пока ветки царапают руки и голову.

Пульс стучит в ушах, лёгкие отчаянно требуют воздуха. Из-за собственного тяжёлого дыхания ничего не слышно, но мы всё равно вслушиваемся в окружающее, чтобы понять, когда позади покажутся звуки преследования. Мы видели людей, вываливающих из детинца на конях. Там было несколько сотен человек: несомненно, все они двинутся за нами. Никто не может безнаказанно проникнуть на укреплённую территорию и попытаться убить князя. Нас просто так не отпустят.

Однако стоит нам выйти на середину поляны, как перед нами предстаёт горстка грязных мужиков в обносках и со спутанными бородами. У каждого в руке по ножу или дубинке.

Разбойники.

— Оп-па, — произносит один из них. — Кто это к нам забрёл?

Мы с Никодимом и Светозарой стоим напротив них, пытаемся прийти в себя от долгого и тяжёлого бега.

— Камыш, тебе когда-нибудь в руки дичь сама приходила? — спрашивает другой.

— Никогда. Обычно я за ней бегаю, а не она за мной.

Судя по виду этих балбесов, они — совсем не банда Митьки Седого. Скорее всего нападают на одиноких торговцев, грабят крестьян, обирают простых людей. И мы совершенно случайно зашли на их территорию, где они обосновали себе ночлежку. Место на самом деле хорошее: куча ягод, не просматривается, никто не подкрадётся незамеченным. Местные наверняка знают, что сюда лучше не соваться, вот только мы не местные и попали туда, куда не стоило.

Семь человек.

Я мог бы разобраться со всеми в одиночку: с духовным клинком в руке, они мне не смогут оказать никакого сопротивления. Только времени вообще нет. Не хочу отвлекаться на каких-то обрыганов, когда за нами идёт вся княжеская дружина.

— У нас с собой ничего нет, — говорю. — Пропустите нас, или все сдохнете.

— Сдохнем? И что же вы сделаете? — спрашивает Камыш, тип совсем не похожий на растение. — Перебьёте нас? Втроём?

— Не втроём. Я один вас всех разрежу на куски.

Разбойники смеются, словно услышали самый уморительный анекдот на свете.

— Почему вы смеётесь? — спрашиваю. — Я не шучу. Каждому из вас я отрублю голову, всем семерым, если не дадите пройти.

Должно быть, уверенность в моём голосе заставила их заткнуться: пусть они пошли по наклонной, но это всё такие же крестьяне, какими родились. Если говорить с ними достаточно грубо и уверенно, они начинают сомневаться в себе. Дело даже не в силе, которая у меня может оказаться. В самом разговоре: властный тон заставляет многих людей подчиняться.

Уверенность-то они потеряли, но отступать не собираются.

— Кое-что у вас есть, — продолжает Камыш. — А нам кое-что нужно.

Указывает на нож, висящий на поясе у Никодима. Кажется, парень свиснул кинжал безумца, когда мы отрубили его голову.

— Отдавайте железо и валите куда шли.

— Ничего я вам не отдам, — тут же отвечает Никодим. — Нож мне самому нужен.

— Отдай им, — говорю. — У нас нет времени спорить.

С недовольным лицом парень бросает оружие на землю, это же делает Светозара со своим острым куском камня. Однако стоит нам пройти мимо, как одноглазый мужчина хватает девушку за локоть.

— Девчулю тоже оставьте. Мы её попозже отпустим.

Знал же, что просто так эти люди нам пройти не дадут — обязательно попытаются устроить какую-нибудь подлянку. В этом лесу они короли, нет никого выше их. Здесь они чувствуют свою власть и сполна ею пользуются. Жаль, совсем нет времени проучить их: каждое мгновение промедления уменьшает расстояние, которое мы пройдём, прежде чем нас догонит погоня.

Поэтому я делаю единственное, что позволит нам пройти беспрепятственно и не задержит ещё дольше.

Так быстро, насколько могу, поднимаю пустую ладонь и делаю взмах сверху. Веда появляется в моей руке в форме клинка прямо в момент удара, отсекая плечо одноглазого. Отрубленная рука повисает на локте Светозары, продолжая её сжимать. Удивлённые разбойники делают шаг назад, тянутся за оружием.

Камыш, местный предводитель, прибегает к своей силе: его глаза становятся чёрными, а окружающие кусты малины внезапно оживают и принимаются хватать нас за руки, ноги, одежду…

— Бежим! — кричу.

Никодим со Светозарой разворачиваются, чтобы броситься прочь. Парень, однако, хватает брошенный на землю кинжал. Мы бежим дальше в лес, пока кусты стараются остановить наше продвижение. Птицы со всей округи слетаются в нашу сторону, чтобы спикировать нам на головы. Даже сам воздух становится неприятным, трудно дышать.

С разбойниками всегда трудно иметь дело: они потому и уходят из деревень, становятся бандитами, что силу имеют большую, чем обыкновенные крестьяне.

— Из-за этих птиц сраных княжеская погоня быстрее нас догонит, — жалуется Никодим, закрывая голову руками.

— Отрубленная рука меня не отпускает, — произносит Светозара.

Девушка пытается стряхнуть с себя конечность, но та мёртвой хваткой продолжает сжимать её локоть. Во время бега она болтается во все стороны, бьёт по ногам, пачкает рубаху Светозары сочащейся кровью. Позже мы отцепим её, но не сейчас. Нельзя тратить на это время.

Надо бежать.

Бежать так быстро, как только можем.

На кону не только наши жизни, но всего Вещего. Если мы доберёмся до села раньше, чем армия князя, люди могут уцелеть. Мы бежим так долго, насколько позволяет дыхание. Переходим на шаг только когда кажется, что прямо сейчас упадём на землю и не поднимемся.

— Ненавижу разбойников, — бормочет Никодим. — Если бы они оказались честными людьми и не стали с нас ничего требовать, я бы им сказал, что в эту сторону идёт дружина безумца. Спаслись бы. А теперь они все окажутся под копытами всадников.

— А ещё они скажут, в какую сторону мы пошли, — добавляет Светозара.

Весь день мы бредём по лесу, пытаясь выйти на дорогу между Новгородом и Владимиром. Оборачиваясь назад, мы то дело видим птиц, стайками взлетающих в небо. Погоня следует за нами вдали, но не приближается. Когда идёшь по чужому следу, высматриваешь отпечатки ног в земле, позволяешь собакам искать запах, это существенно замедляет передвижение. Даже всадники на лошадях не могут нас догнать, пока мы в лесу.