Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

Однако весь путь до Вещего мы так вряд ли преодолеем — скорее заблудимся. Да и вообще, можем забрести в такую чащу, где люди не ходят — там нас может встретить что-то пострашнее обыкновенных ночных чудищ, наткнёмся на тварей, которых и в кошмарах не увидишь. О глубоком лесу разные истории ходят… не хотелось бы самолично убедиться, правдивы они или нет.

На второй день начинается ужасающая гроза.

Молнии бьют с неба, оглушают; ветер дует такой, что деревья ломаются с леденящим душу хрустом. Тучи настолько плотные, что даже среди дня мало что видно. В такие дни люди обычно дома сидят, нос за порог не показывают, а мы с Никодимом и Светозарой пробиваемся через густой лес. Промокшие до нитки, замёрзшие, уставшие.

— Смотрите! — кричит Светозара, указывая вверх.

— Это же… — удивлённо произносит Никодим.

Точно, он самый.

— Перун, — говорю. — Громовержец, Бог войны.

Мы втроём тут же падаем на землю, позабыв и о погоне, и о холоде. Стоим на коленях, воздав почести великому существу.

Высоко в небе висит силуэт, кажущийся едва различимой точкой с большого расстояния. Но это совершенно точно он: парит в воздухе, как это делает Веда. Земное притяжение ничего не значит для главнейшего из старых богов. В кольчуге, в шлеме, со щитом и топором. Молнии бьют в него, и исходят из него. Даже смотреть на него страшно, не то, что оказаться поблизости.

Перун всегда появляется во время великих гроз, но увидеть его можно только там, где кто-то погибает. Или готовится погибнуть… Говорят, он смеётся только глядя на сражающихся людей.

— Слышите? — спрашивает Светозара.

Мы поворачиваем головы на запад, откуда доносятся крики и матерщина.

Кажется, преследователи нас всё-таки догнали. Удивительно, что они не сделали этого ещё в первый день. Должно быть, разбойники, которые задержали нас вчера, задержали их ещё больше. Людям князя пришлось каждого из них догнать и допросить, чтобы выведать, попадались ли им три беглеца. Так или иначе, Перун появился над нами не спроста: грядёт стычка, и что-то мне подсказывает, что она будет не в нашу пользу.

Верховный Бог войны сегодня вдоволь посмеётся.

— Бежим! — говорю. — У нас ещё есть шанс оторваться.

Мы подрываемся и мчим куда глаза глядят, но голоса преследователей уже близко. Всадники видят свежие следы на земле, которые ещё не успел наполнить дождь. Они чуют кровь, их подгоняет желание убивать.

Вскоре помимо голосов начинает раздаваться стук копыт по земле.

Нас всё-таки догнали: из лесу выезжает около двадцати всадников, все с копьями, в доспехах, мрачные тени в окружающей тьме. У нас же только один нормальный воин, если быть совсем честным — я. Ни Никодим, ни Светозара не смогут дать нормальный бой.

За спинами всадников слышен лай — пешие солдаты с собаками на поводке. Они отстали, но тоже скоро появятся.

— Пизда нам… — в ярости шипит Никодим.

— Пятимся назад, — говорю. — Используем деревья. Лошадям трудно передвигаться в таких условиях.

Светозара выставляет вперёд руку, будто собираясь поджечь одного из преследователей, но всё, что у неё выходит — маленький огонёк, будто от свечки, на груди одного из мужчин. Да и тот мгновенно погас под дождём.

Люди перед нами два дня шли через лес, чтобы убить нас. Они промокли, устали, и очень-очень рассержены. Это видно по тому, как они передвигаются: стоило их группе заметить нас, как они тут же направили коней в нашу сторону.

— Держитесь позади меня! — кричу. — Не дайте им ударить вас!

— Тимофей, — произносит Светозара. — Можно мне у тебя Веду взять?

Мы со Светозарой переглядываемся и я тут же понимаю, что она хочет сказать: боец из неё посредственный, с обыкновенным ножом она ничего не сделает, а обладая духовным клинком сможет убить нескольких человек. Я же всю жизнь тренировался обращаться с оружием, поэтому смогу использовать и обычный нож.

Пожалуй, разумное предложение.

В моих руках появляется Веда в виде длинного двуручного меча. Такого лёгкого, что даже Светозара сможет его использовать. Я же беру у неё нож.

— Прячьтесь за деревьями, — говорю. — Не дайте им бить вас.

Я стою первым, позади небольшого дерева. Светозара за мной и чуть в стороне. Самый последний — Никодим. Он у нас на подстраховке. О победе в этом сражении даже думать смешно, но так просто отдавать наши жизни мы не собираемся. Пусть заплатят за это своей кровью.

Первый из всадников бежит в нашу сторону, выставив вперёд копьё. Второй сразу за ним. От первого я прячусь за деревом, позволяя ему проехать мимо, и бью его ножом по ноге. Слабая рана, но хоть что-то. Однако Светозара оказалась намного более эффективнее: широким взмахом она снесла половину дерева, за которым пряталась, половину лошади, и половину всадника. Ошмётки тел тут же рухнули на землю позади неё.

Второй всадник попытался объехать дерево и проткнуть меня, но я снова спрятался, не дав ему нанести удар. Его копьё ударяет в ствол. В это же время Светозара сносит ему всю верхнюю часть тела. Лишь ноги и поясница остались на лошади, скачущей вдаль.

— Двое есть! — радостно и даже с неким безумием кричит Никодим.

Кажется, он уже распрощался с жизнью, но искренне рад, что вместе с ним в загробный мир отправятся и другие.

— Ах-ха! — раздаётся с неба. — Ещё! Ещё!

Громоподобный смех Перуна разносится на весь лес. Во время сражения он спускается всё ниже, и теперь в небе можно увидеть молнии, метающиеся по его телу, и горящие голубым пламенем глаза.

Оставшиеся всадники надвигаются на нас одной большой группой. От одного я уклоняюсь, позволяя копью пролететь мимо. Второго бью сначала по ноге, а затем вонзаю нож лошади в заднюю часть живота, создавая длинный разрез. Животное с диким ржанием переворачивается, придавив под собой седока. Мужчина пытается выбраться, но мой нож вонзается ему в шею быстрее, чем он успевает хотя бы перевернуться на спину.

Третий всадник сбивает меня с ног.

Качусь по земле, кровь течёт из головы, ничего не понимаю.

Где-то там Светозара рубит направо и налево, но её удары не достигают цели. Никодим подобрал чьё-то копьё и держит его перед собой.

— Подходите, сукины дети! — орёт он, срывая голос. — По одному, ублюдки!

Его едва слышно за гневными криками всадников, но всех нас перекрывает Бог грома, следящий с неба за происходящим безумием. Ему нравится, что происходит. Если же быть совсем честным, то нравится и мне…

Лежу на земле с пробитой головой, ощущаю вкус крови во рту, и улыбаюсь. Это именно то, что я всегда любил, но никому не признавался. Близость смерти пьянит, заставляет все чувства обостряться. Позволяет слышать и видеть то, что в обычной ситуации никогда не увидишь и не услышишь.

Поднимаюсь на ноги. Промокший до костей, почти оглушённый ударами молний, пятна плавают перед глазами, но я всё равно очень доволен. Щурюсь в кровавом оскале и хочу, чтобы это мгновение длилось подольше.

С ножом в руке, против полутора десятков врагов.

И мне не терпится пустить его в ход.

Прошедшие мимо всадники, решившие было, что я умер, разворачивают лошадей в мою сторону. Готовятся пройтись по мне ещё раз всей своей оравой, раздавить под копытами, растерзать, превратить в кровавую кашу, издали напоминающую человека. А я очень, очень хочу, чтобы они это сделали. Это будет последний поединок насмерть. Я даже снимаю с себя рубаху, оставшись в портках и с голым торсом.

Дождь хлещет с неба, яркие вспышки озаряют ближайшие деревья.

— Ну же, — бормочу, в пустоту. — Сделайте что хотели.

Одна половина всадников остаётся со Светозарой и Никодимом, а другая скачет ко мне. В их глазах — желание убивать, они уже видят меня мертвецом. Что ж, наши мысли сходятся: я тоже вижу себя мертвецом, но не прямо сейчас.

Мои пальцы так сильно сжимают рукоять оружия, что аж рука трясётся.

Всадники двигаются ко мне, ожидая, что я начну убегать, прятаться, падать к земле, уклоняясь от оружия. Но я в последний момент резко делаю рывок в их сторону, подпрыгиваю, оттолкнувшись от старого бревна, лежащего на боку. Подлетаю в воздух.