Не тушуясь от столь пристального внимания, я продолжил свою мысль.
— Председателем ареопага станет Никанор, стратегом — Ономарх, а казначеем останешься ты, уважаемый Эвит⁈ — Дождавшись самодовольного кивка от хозяина дома, добавляю капельку дегтя в бочку меда. — А еще останется наше обвинение, пусть и не поддержанное ареопагом!
Когда я произнес эту мысль вслух, то уже сказанное Ширазом приобрело новый смысл, и Эвит его мгновенно осознал. Я это понял по его враз помрачневшему лицу и тут же добавил ему яда сомнений.
— Думаешь, твои нынешние друзья не дадут ему вторую жизнь⁈ Не придет им в голову, что таким образом они смогут легко избавиться от тебя? А что⁈ После выборов ты лично им будешь уже не нужен, а вот твой пост всегда в цене! Подумай! Разве Никанор упустит такой прекрасный повод не просто убрать конкурента с поста казначея, но и, осудив, отобрать у тебя все имущество! Нет, не упустит, и Ономарх его поддержит, потому как один жаден до неприличия, а второму в наследство от дяди остались лишь долги.
Тогда я сразу увидел, что мои слова попали в цель! Эвит не доверял своим временным союзникам и ждал от них подвоха в любой момент. По его лицу пробежала тень, словно он действительно представил себе всю картину в лицах, и его рот, скривившись, непроизвольно прошептал:
— Твари!
Прочувствовав момент, тут же подключился и Шираз.
— Только в критических ситуациях можно узнать, кто твой друг, а кто…! — Он многозначительно усмехнулся. — И потому повторю, мы тебе не враги, Эвит!
Совладав с эмоциями, казначей зыркнул на нас затравлено-непонимающим взглядом.
— Так чего же вы хотите⁈
Своим вопросом он выдал свой страх, и к Ширазу вновь вернулась уверенность.
— Проголосуй за меня на завтрашнем заседании ареопага.
Дело из плоскости эмоций перешло в плоскость торговли, что сразу же успокоило хозяина дома. Он даже расслабленно вытянулся на лежаке — в мутных водах закулисной торговли он чувствовал себя как рыба в воде.
— Какой мне прок от этого⁈ — Эвит выдал самую суть проблемы. — Тебе все равно не выиграть, а я лишь окончательно рассорюсь с Никанором и Ономархом. Зачем мне это⁈
Это была почти победа, осталось лишь дожать казначея, что Шираз тут же и сделал.
— Ты ведь не один такой, уважаемый Эвит, к кому мы наведались за последнюю неделю. Полиоркеты и Тарсиды многим в Пергаме уже поперек горла! Так что, если твои люди проголосуют за меня, то большинство независимых сделают то же самое. — Он бросил на казначея жесткий взгляд. — А насчет того, зачем тебе это… Так тут сам подумай! После выборов Никанору и Ономарху ты будешь не нужен, а вот мне без твоей поддержки на посту председателя не удержаться, потому и про грехи твои вспоминать мне смысла не будет никакого. Вот и смекай, с кем тебе будет сподручнее городом управлять?
Это было уже предложение, и Эвит серьезно задумался. Его покрывшийся морщинами лоб говорил о том, что подсчет «за» и «против» в его голове идет нешуточный. Наконец, он поднял взгляд и задал вопрос.
— А что на это скажет Антигон?
Вместо ответа Шираз повернулся ко мне, словно бы переадресовывая сомнения казначея. Я понял это так: не только Эвиту, но и самому Ширазу интересно было бы узнать, а как отреагирует Антигон на смену власти в Пергаме.
Вслед за этими двумя Мемнон тоже уставился на меня вопросительно-заинтересованным взглядом, и тогда я произнес:
— Антигону очень скоро станет не до нас…
Все трое продолжили сверлить меня вопросительными взглядами, и я добавил:
— Через несколько месяцев умрет наместник Македонии и регент Антипатр, так что здесь такая карусель завертится, что…
— Откуда ты знаешь⁈ — оборвал меня на полуслове Эвит.
И тут я внезапно решил, что пришло время открыть миру «тайну» моего общения с тенью Великого Александра.
«Пусть слух об этом начнет расползаться по миру, — подумал я, — уже пора! Поддержка великого „отца“ мне будет сейчас на руку!»
Нахмурив брови, я постарался, чтобы мои слова прозвучали как можно жёстче:
— Это сказал мне мой отец! Его неуспокоившаяся душа! С самого дня смерти отец не оставляет меня и ведет по жизни своими советами.
Я даже чуть не ввернул про то, что «отец» выбрал меня своим наследником и готовит меня к Великому царствованию, но вовремя удержался.
«Об этом пока рано упоминать, — оборвал я чуть не слетевшее с языка слово, — иначе добрая тетушка Роксана да бабуля Олимпиада тут же или убийцу подошлют, или отравить попытаются!»
К моему удивлению, вопросов после этого не последовало. По слегка очумелым лицам всех троих я прочел, что они пока не знают, как реагировать на мои слова, но само общение с умершим сомнений у них не вызвало. Более того, это, казалось бы, самое нелепое объяснение только усилило смысл сказанного.
«А что ты хотел! — мысленно сыронизировал я тогда. — Эти люди верят в молнии Зевса и царство Аида, так почему бы им не верить в общение с мертвыми!»
На этом разговор тогда не закончился, но все остальное было уже попытками вытащить из меня детали общения с «отцом» и разбором мелочей нашего возможного договора. В главном же Эвит согласился, хотя так и не признал этого до самого конца встречи.
Поэтому сейчас, глядя на сидящих справа депутатов от клана Бурсидов и на их главу Эвита, я не могу со стопроцентной уверенностью сказать, как они проголосуют.
Перевожу взгляд на трибуну председателя. Она пуста, но собрание ведет старейший депутат ареопага Клеон. В белом гиматии, с длинной седой бородой и седыми взъерошенными прядями, он напоминает мне старика Хоттабыча из старого советского фильма.
Вот он поднял руку, и наполненный гулом голосов зал затих.
— Сегодня у нас только одно, но очень важное дело, — выбор архонта! — прохрипел седой старик и, оглядев зал, добавил: — Кандидатура на сей наиважнейший пост только одна — это достопочтенный Никанор.
Под ленивый шелест аплодисментов поднялся Никанор и поклонился почтенному собранию. Хлопки смолкли, и он уже собрался опуститься на свое место, как наступившую тишину нарушил выкрик Фарнабаза.
— Клан Фарнакидов отказывает в доверии Никанору и выдвигает на пост председателя достопочтенного Шираза, сына Артабаза! — громко, на весь зал, прокричал «мой сводный братец».
Все члены почтенного собрания разом повернулись в нашу сторону, и десятки глаз с любопытством уставились на нас. Интерес был нешуточный, ведь слова Фарнабаза, по сути, равнялись объявлению войны клану Полиоркетов, что в настоящих условиях, по мнению большинства, выглядело как самоубийство. Единственный, кто остался невозмутим, — это седой Хоттабыч на месте председателя. Прищурив подслеповатые глаза, он глянул в сторону Фарнабаза и объявил:
— На пост председателя ареопага выдвинута еще одна кандидатура — это достопочтимый Шираз, сын Артабаза. — Откашлявшись, он бухнул молоточком в медный гонг и объявил: — Первым голосуем за достопочтенного Никанора, сына Полиоркета. Кто «за», прошу поднять руки!
Тут же вскинулись руки всех сидящих вокруг Никанора, следом за ними проголосовали «за» и члены клана Тарсидов. В рядах независимых прошло какое-то движение, и из общего числа поднялась только одна рука.
В этот момент глаза всех проголосовавших «за» невольно устремились в сторону Эвита и его клана. В каждом из них читалось недоумение, перемешанное с возмущенным непониманием.
«Вы что делаете⁈ — казалось бы, безмолвно кричали они. — Одумайтесь!»
Побледневший Никанор замер как каменный истукан, а вот более молодой глава Тарсидов не выдержал.
— Ты хорошо подумал, Эвит⁈ — бросил он через весь зал казначею. — Мы не прощаем предательства!
Эвит демонстративно отвернулся, показывая, что не реагирует на угрозы, а вместо него вновь вскочил Фарнабаз.
— Достопочтимый Клеон, — с поклоном обратился он к седому Хоттабычу, — я протестую против неподобающего поведения достопочтенного Ономарха.
Это возымело действие, и исполняющий обязанности председателя сурово глянул на молодого главу Тарсидов из-под кустистых бровей.
