Ассасин 1: миссия в Сараево (СИ) - Тыналин Алим

Я видел шрам на ее плече, старый, бледный. От чего? Не спросил. У каждого свои шрамы, видимые и невидимые.

Она коснулась моей груди, провела пальцами по мускулам.

— Ты не похож на журналиста, — прошептала она. — Совсем не похож…

— Не говори, — попросил я. — Не сейчас.

Елена кивнула и притянула меня к себе.

В полумраке, освещенном только лунным светом и слабым отблеском керосиновой лампы, я впервые увидел ее не как участницу подпольной организации, а просто как женщину.

Она была стройной, даже слишком стройной для своего роста. Три года вдовства и скудной жизни оставили следы. Острые ключицы, тонкие запястья, ребра, которые прощупывались под кожей.

Но в этой хрупкости была своя притягательность. Тело женщины, которая выжила. Которая не сдалась.

Кожа бледная, почти прозрачная в лунном свете, с несколькими родинками на плечах. Темные волосы, распущенные, падали на подушку волнами, они оказались длиннее, чем я думал, когда она носила их собранными в узел. Пахли жасмином и чем-то еще, мылом с лавандой.

Грудь на удивление, большая, красивой формы. Талия узкая. Бедра женственные, выпуклые по бокам, несмотря на общую худобу.

Но больше всего меня поразили глаза. В кафане они были настороженными, оценивающими. Сейчас другими. Открытыми. Уязвимыми.

В них читалась жажда, не столько физическая, сколько эмоциональная. Жажда близости. Прикосновения. Человеческого тепла, которого она была лишена слишком долго.

— Ты смотришь на меня так, будто видишь впервые, — прошептала она.

— Это и вправду так, — ответил я честно. — В кафане видел маску. Сейчас вижу тебя настоящую.

Румянец тронул ее щеки.

— Я… Я не красавица, — сказала она неуверенно. — Знаю. Слишком худая. Слишком…

Я заткнул ее рот поцелуем.

— Ты прекрасна, — сказал я, отстранившись. — И не потому, что соответствуешь каким-то стандартам. А потому что настоящая.

Она улыбнулась, трепетно, неуверенно, как девушка, которой впервые сказали комплимент.

Я начал целовать ее, медленно исследуя все тело. Губы, подбородок, шею.

Она вздрагивала от каждого прикосновения, будто забыла, каково это, быть желанной.

Когда мои губы коснулись ее ключицы, она тихо ахнула. Руки вцепились в мои плечи.

— Александр…

Я продолжал. Спускаясь ниже. Целуя каждую родинку на плечах. Каждый изгиб тела. Она дрожала подо мной, дыхание становилось чаще.

И вдруг она рассмеялась. Тихо, почти удивленно.

— Что? — Я поднял голову.

— Я… — Елена прикрыла глаза рукой. — Я забыла, как это. Я думала, что помню, но… — Она посмотрела на меня сквозь пальцы. — Со Стефаном было по-другому. Хорошо, но… спокойно. Правильно. А сейчас… — Она сделала глубокий вдох. — Сейчас я чувствую себя живой. Впервые за три года. И это пугает.

— Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет! — Она быстро схватила меня за руку. — Нет. Наоборот. Я хочу… — Голос сорвался. — Я хочу чувствовать. Все. Даже если это неправильно.

Я наклонился, поцеловал ее снова. На этот раз она ответила страстно, отчаянно. Руки скользнули по моей спине, ногти слегка царапнули кожу.

То, что началось осторожно, постепенно превращалось во что-то другое. Более интенсивное. Более настоящее.

Елена начала двигаться навстречу, сначала неуверенно, потом смелее. Она издавала тихие звуки, не стоны, а что-то среднее между удивлением и облегчением. Как будто в ней таял лед, который держал ее скованной три года.

— Можно? — спросил я, и она поняла, что я имею в виду.

— Да, — выдохнула она. — Пожалуйста.

Я вошел в нее медленно, осторожно. Она напряглась на мгновение, потом расслабилась, приняв меня. Руки обвили мою шею, ноги обвили бедра.

— Александр, — прошептала она мне в ухо. — Не останавливайся.

Я не останавливался.

Мы двигались в тишине, нарушаемой только нашим дыханием и тихим скрипом кровати. Лунный свет скользил по нашим переплетенным телам, превращая все в игру теней и света.

Елена сначала лежала неподвижно, будто боялась двигаться. Потом начала откликаться, сначала робко, потом все увереннее. Ее бедра поднимались навстречу, спина изгибалась. Дыхание сбивалось.

— Я… Я не думала… — начала она задыхаясь, но не закончила фразу.

Я почувствовал, как меняется ее тело. Мышцы напрягаются по-другому. Дыхание становится прерывистым. Она прикусила губу, пытаясь не издавать звуков громче шепота, но тихий стон все равно вырвался.

— Не сдерживайся, — прошептал я.

— Соседи… — начала она.

— Забудь о соседях.

Елена посмотрела на меня, и в ее глазах было что-то дикое, освобожденное. Она притянула меня ближе, впилась ногтями в спину.

И отпустила контроль полностью.

Следующие несколько минут были вихрем. Она двигалась подо мной не стыдясь, не сдерживаясь.

Стонала тихо, но настойчиво. Целовала меня так, будто хотела поглотить. Царапала спину. Шептала что-то бессвязное по-сербски, чего я не мог разобрать.

Она забыла, что должна проверять меня. Забыла о Чириче, о «Черной руке», о мертвом муже. Забыла обо всем, кроме этого момента, этого тела над ней, этого ощущения жизни, пульсирующей в каждой клетке.

Я чувствовал, как она приближается к пику. Тело напряглось, дыхание остановилось на мгновение. Она прижалась ко мне всем телом, судорожно вцепившись.

— Александр, я… — Голос сорвался.

И она застонала, протяжно, беззащитно, прячась лицом в моей груди, чтобы заглушить звук. Тело содрогнулось в спазмах, волна за волной.

Я дождался, пока она затихнет, потом позволил себе отпустить. Финальный рывок, и я замер, чувствуя, как напряжение покидает меня.

Мы лежали неподвижно, переплетенные, тяжело дыша. Она медленно провела пальцами по моей спине. Я почувствовал влагу на плече. Слезы? Нет, пот.

— Боже, — прошептала Елена хрипло. — Я… я не думала… не знала…

Я перекатился на бок, притянул ее к себе. Она свернулась калачиком, положив голову на мою грудь.

— Что не знала? — спросил я тихо.

— Что это так хорошо. — Голос дрожал. — Со Стефаном было хорошо, но… то было другое. Спокойное. Нежное. Правильное. А это… — Она подняла голову, посмотрела на меня. — С тобой. Это было неправильным. И поэтому прекрасным.

Я провел пальцами по ее волосам, убирая прилипшие ко лбу пряди.

— Не жалеешь?

Елена долго молчала. Потом покачала головой.

— Нет. Впервые за три года не жалею ни о чем. — Она снова положила голову на мою грудь. — Я чувствую себя… Я не знаю. Живой? Это правильное слово?

— Правильное.

Мы лежали в тишине, слушая, как наши сердца постепенно успокаиваются. Лунный свет переместился, теперь падал на стену, рисуя причудливые узоры теней от занавесок.

— Это было… — начала она.

— Знаю, — перебил я.

Она засмеялась. Тихо, но искренне.

— Я собиралась проверить тебя, — призналась она. — Михаил попросил. Использовать женские чары, как он выразился. Узнать, кто ты на самом деле.

— И узнала?

Елена помолчала.

— Узнала, что ты такой же потерянный, как я. — Она провела пальцем по моей груди. — И что тебе так же больно. И что ты тоже не знаешь, зачем все это.

Я не ответил. Слов не было.

— Я не планировала это, — продолжала она тихо. — Я правда думала, что просто поиграю роль. Соблазню, выведаю, доложу. Но потом ты посмотрел на меня. И увидел. — Она приподнялась на локте, глядя на меня. — Никто не смотрел так на меня уже три года. Все видели вдову. Или революционерку. Или переводчицу. А ты увидел просто женщину.

— Ты и есть просто женщина, — сказал я.

— Нет. — Она покачала головой. — Я была. Давно. А потом стала ролью. И забыла, как быть собой. — Елена коснулась моего лица. — Но сейчас, сегодня… Я вспомнила. И это ты. Ты напомнил мне.

Я взял ее руку, поцеловал пальцы.

— Это опасно, — сказал я честно. — То, что произошло между нами.

— Знаю.

— Это может все усложнить.

— Знаю.

— И мы не можем позволить себе чувства. Не сейчас.