Назад в СССР: Классный руководитель (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"

Пару секунд я соображал, как связан гараж и «горящие трубы», и лишь спустя время вспомнил, что дядя Коля в гараже хранил запас самогона, которым опохмелялся по утрам, втайне от жены.

— Э, Олег, да ты свой гараж прошёл, вот же он, — дядя Коля махнул рукой в сторону.

— Да, точно, что-то совсем я. Спасибо, дядя Коля.

Я бросился к двери, воткнул ключ в замок, повернул. О, чудо, дверь распахнулась. Машинально пошарил рукой рядом, но никакого выключателя не нашёл. Но блёклый свет высветил лампочку, свисавшую на шнуре с потолка. И как раз там я и обнаружил выключатель.

Ух ты. Кажется, я попал в царство мотоциклетного бога. В нос ударил такой приятный запах бензина и машинного масла. На стеллажах аккуратно разложены детали, узлы в промасленной бумаге, в коробках: карбюратор, поршни, картер, отдельные детали для движка, фары. У задней стены — массивный стол со столешницей из толстого куска стали с тисками, и циркулярной пилой. Над столом во всю стену панель-держатель с инструментами: отвёртки, плоскогубцы, гаечные ключи, молотки, угольники, напильники всех форм и размеров. Но всё в идеальном порядке. На полочке также красовалась электродрель и болгарка.

Но внимание привлекал объект в центре, чьи изящные формы не мог скрыть серо-голубой клеёнчатый чехол. Когда я откинул его, сердце подскочило и застучало радостно. Я присел рядом, провёл рукой по хромированным частям, погладил, словно любимое животное. Но он и был моим любимым питомцем, прозванным «пёс». Первая модель, прототип, с импортными деталями, отцу повезло такой достать. Движок на резиновых мягких демпферах, карбюратор японский «Микуни», о чем говорила выдавленная надпись «Japan». И даже название написано латиницей «PlanetaSport». В глазах защипали слезы, и комок в горле застрял.

Всё, надо ехать. Долил бензин, через контрольные окошки проверил наличие масла. Кажется, моего «скакуна» поставили в «конюшню» в полной боевой готовности буквально вчера.

Откинув балку с двери, я выкатил мотоцикл, удобно устроился в седле, и тело вспомнило всё. Вначале рычаг пуска, вспыхнули контрольные лампочки, приветливо ответив на поворот ключа в зажигании, скакнули стрелки на приборах ожившей панели управления. Автоматически, но легко и плавно нажал на стартёр. Движок закашлял, захлебнулся, но тут же сорвался в прерывистый рокот. Мотор задрожал, как в лихорадке, выдыхая синеватый дымок. Пара нажатий на педаль и мой «зверь» заурчал, как довольный кот, взревел мотор. И эта «музыка» залила душу невероятной радостью. Мощный звук, вибрация, которая отдаётся во всём теле. «Зверь» проснулся от сна и рвётся вскачь.

Выжал сцепление, добавил газа, обороты взлетели, заставляя звук мотора перейти в агрессивный рык. Рефлекторно сжимаю бак коленями, удерживая под собой «скакуна», который пытается вырваться, рвануть с места в карьер. И вот движок уже достиг максимальной мощности — прерывистый крик «зверя» переходит в оглушающий, пронзительный вой.

И вот я уже несусь по трассе. Выскочил на проспект рядом. Машин совсем немного, лишь первые автобусы медленно и тяжело тащили пассажиров на работу. А мне не было до них никакого дела. У меня свой путь. С лёгкостью обгоняю их, этих неповоротливых жёлтых монстров с гармошкой — «Икарусов», выпускавших вонючий дым дизеля.

Поток штормового ветра бьёт в грудь, пытается сорвать шлем. Мир сужается до небольшого пятачка асфальта, освещённый призрачным светом фар. А где-то рядом проносятся силуэты нагих деревьев, домов. Я слился со своим мотоциклом, стал единым целом так, что чувствую каждую колдобину, выбоину на асфальте, каждую трещину. Любое движение рулём — абсолютно точное, выверенное, рефлекторное.

Вот уже впереди показался высокий бетонный забор, въехал во двор. И остановился. Бросив взгляд на часы. Успел!

Вот она моя школа, обычный типовой проект, трёхэтажное, выкрашенное белой краской здание, в виде «биплана» — два корпуса, соединённых коридором. Напротив — засыпанная грязным февральским снегом спортивная площадка — беговые круги, футбольное поле с сиротливо зияющими отметинами, где стояли ворота.

На ступеньках, несмотря на холод, в одной школьной форме курили старшеклассники. Когда взбежал по ступенькам, отвернулись, спрятали бычки в кулак.

Никакого душевного трепета я не ощущал, ни радости, ни предвкушения от встреч с другими учителями и учениками, только раздражение, что нужно всё начинать практически сначала. Вновь пройти путь до глубокой, нищей старости. Нет, я получил невероятное наслаждение, промчавшись на своём «псе». Но это никак не могло примирить меня с издевательствами жены. Если мы решим развестись, то придётся разменивать квартиру. В лучшем случае у меня будет комната в коммуналке. И я потеряю возможность получать дефицит, который доставала жена.

Хотя. Надо лишь потерпеть месяц, пробный период, вернуться обратно в своё немощное тело.

Обо всем этом я думал, когда поднимался по выщербленным каменным ступенькам, открывал тяжёлую стеклянную дверь, двойную. Вход сбоку слева, выход в холл справа.

Никаких тебе рамок, охранников в черной форме с рацией. Лишь вместе с парой учеников дежурила немолодая, полноватая женщина: пучок седых волос, невыразительно блёклого цвета кофта, растянутая на поникших «ушах спаниеля», тёмная юбка ниже колен обтягивала тяжёлый, низкий зад. Они проверяли внешний вид входящих, отсеивая разгильдяев, особенно тех, кто забыл сменку. Те группкой стояли позади неё, понурив головы.

— Добрый день, Олег Николаевич, — увидев меня, женщина выдавила слабую улыбку.

Я вновь порылся в памяти, но вспомнить ничего не смог:

— Здравствуйте, здравствуйте.

Слева вход в физкультурный зал, откуда уже слышались удары мяча. Справа — вход в актовый. Всё-всё знакомо и не вызывает, ничего, кроме тошноты. Даже запах пота и общепита, чей шлейф тянулся со второго этажа, где была столовая. У стены справа —раздевалка, вначале огороженная сеткой для учителей, где стояла пожилая техничка, принимавшая шубы и пальто. А дальше тянулись вешалки, где висела одежда учеников.

На стене, у входа в актовый зал, я заметил доску почёта с портретами. Подошёл, быстро окинув взглядом, стараясь запомнить, как можно больше лиц и имён. Где-то в среднем ряду увидел свою физиономию, черно-белая фотография явно устарела, сейчас я выглядел старше. Над всеми возвышалось изображение директора c впечатляющим именем: Громов Арсений Валерьянович. По бокам портреты завучей: Строганова Ратмира Витольдовна и Одинцова Таисия Геннадьевна. Учителя математики, химии, биологии, труда, физрук, иностранных языков. Почему я никого не узнаю на этих фотографиях? — промелькнула мысль. Ведь я должен был отправиться в свою молодость, а память у меня отличная. Может быть, это действительно альтернативная реальность, другая Вселенная? Но почему тогда эти уроды не отправили меня в 1965-й год, когда мне было всего двадцать лет? Что об этом сейчас думать? Надо пока плыть по течению.

Отдав куртку техничке, прошёлся по коридору, мельком взглянув в огромное панорамное окно во всю стену, как там во дворе поживает мой жёлтый «пёс». Навстречу попадались ученики, здоровались. Я кивал, хотя упомнить всё имена уже не мог. Ускорив шаг, добрался до лестницы, которая вела на второй этаж. Два крыла с классами, налево и направо. Шум и гам, крики, беготня, девочки в унылой школьной форме: черные платья, коричневые фартуки, которую немного оживляли красные галстуки, белые ажурные воротнички и манжеты. Мальчишки в темно-синих костюмах с выпуклыми пуговицами, зачастую на их месте зияла нитка, и тоже с галстуками, иногда хорошо выглаженными, иногда мятыми, будто их жевала корова. Галстук этот из искусственного шелка приходилось гладить каждый день, но ребята зачастую прятали их в карман, чтобы выглядеть постарше, как комсомольцы. Особенно это касалось тех пацанов, которые выглядели явно старше своих лет, но таких было немного. Парни всегда отстают в физическом развитии от девчонок.