Назад в СССР: Классный руководитель (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"

Парень облегчённо улыбнулся.

— Дай мне свой дневник.

Парень вновь напрягся, но вытащив дневник, вышел из-за стола, положил передо мной. Я тут же прочёл фамилию и имя ученика, открыл и на клетках внизу написал: «Отлично подготовил класс к уроку», и поставил свою размашистую подпись.

— Костя, ты молодец. Пример для всех. Иди, садись.

Я оглядел класс, лица совершенно незнакомые. Но почему? Память стёрла или я действительно в альтернативной реальности, где все иначе? Это вызывало раздражение и страх выдать себя. И самое главное, я совершенно не знал, какую тему они проходили. Бросил взгляд в классный журнал. Вот рядом с фамилией Виктора Демидова одни пятёрки. Надо спросить его.

— Так, кто пойдёт к доске? Демидов.

На среднем ряду со второй парты поднялся худощавый высокий парень, по-медвежьи переваливаясь, направился к доске. Остановился.

— Витя, расскажи нам, что мы проходили на прошлом уроке.

— Мы изучали, как измерить ускорение, — пробасил он чуть ломающимся голоском. — Один из методов — с помощью стробоскопа. Когда тело движется, через равные промежутки времени его освещают вспышкой. При этом тело будет видно, когда оно освещено. Если это тело фотографировать при постоянно открытой диафрагме, то на плёнке будут видны положения тела через равные промежутки времени. По этому положению тела можно будет определить его ускорение. С помощью формул.

Он повернулся к доске и начал энергичными, но уверенными движениями чертить формулы.

— Измеряя на фотографии длины Л1 и Л2 двух соседних отрезков, пройдённых телом за время между вспышками, мы сможем найти ускорение тела. Оно равно…

Он начертил последнюю формулу, аккуратно положил мел, отряхнул руки и развернулся ко мне.

— Витя, ты отлично все рассказал. Вот только одно, — я отставил стул, подошёл ближе к парню. — Почему тебе так скучно? Сухо, без эмоций. Излагаешь и зеваешь.

Парень вздохнул, помялся, отвёл взгляд, выражение лица стало напряженным.

— Скучно мне, Олег Николаевич, потому что все это детский сад какой-то. Я этот учебник ещё год назад прочёл. А сейчас и за девятый прочёл, и начал за десятый. Вот десятый интересный, хотя там тоже мало, чего есть.

— Ну, конечно, это же базовые знания. То, что тебе хочется большего — это здорово. Ты отлично знаешь физику. Я бы тебя сразу в десятый перевёл, да вот только у тебя по физике пятёрки, а по остальным тройки, даже двойки есть.

— А зачем они эти все предметы? Мне только физика интересна.

— Хотя бы для того. Витя, — я отошёл к окну, сложил руки на груди, оглядел притихший класс. — Чтобы ты смог поступить после школы в хороший вуз, стать учёным, конструктором. А с такими отметками ты выше техникума не поднимешься.

— А я не хочу быть учёным. Я хочу быть учителем, как вы. В педвуз меня примут?

У меня непроизвольно подскочили брови, я усмехнулся.

— В педагогический тебя тоже не возьмут с тройкой по русскому языку. Хотя, зачем тебе педагогический? Нашей стране нужны учёные, конструктора. Может быть, через пару десятков лет ты изобретёшь какой-нибудь фотонный двигатель и человечество сможет путешествовать между звёзд.

— Вы ведь не стали учёным. Стали учителем, — упрямо возразил парень.

Разве я мог рассказать пацану, по какой причине я бросил науку, астрофизику, в которой мечтал сделать невероятные открытия.

— Бывают разные обстоятельства, Витя, когда человек делает иной выбор, — попытался убедить парня.

— А можно, Олег Николаевич, я буду приходить на ваш факультатив?

— Конечно, в чем проблема? — не понял я.

— Арсений Валерьянович не разрешает.

Мне хотелось сказать: да плевать, чего не разрешает директор. Пацан тянется к знаниям, их надо ему дать, пока желание не пропало. А тут какие-то препоны.

— Витя, ты можешь приходить на любой мой факультатив. По физике, по астрономии.

— По астрономии тоже можно? — глаза парня вспыхнули такой радостью, что я даже поёжился.

— Конечно. Только вот подтянуть тебе нужно предметы. И английский тоже.

— А зачем мне английский? Училка… то есть Элеонора Станиславовна такую скуку наводит.

— Английский тебе нужен, чтобы читать журналы по физике и астрономии, в которых учёные делятся своими теориями.

Парень нахмурился. Видимо, пытался осознать всю сложность своей учёбы.

— Садись, Витя, — поставил в дневнике парня напротив своего предмета размашистую пятёрку с плюсом, расписался.

Парень медленно, опустив голову, проследовал к своей парте, уселся. Его напарник, одобряюще толкнул его в плечо, мол, молодец. Но Демидова явно это не устроило. Он повесил голову и задумался.

— Ну что же, — я вновь оглядел класс. — Кто расскажет дальше тему прошлого урока?

Засуетились, кто-то склонился под парту, будто искал на полу ручку, кто-то задумчиво глядел в окно, кто-то уткнулся в учебник. Лишь бы не вызвали. Только в третьем ряду на первой парте взвилась рука, как свеча.

— Хорошо, — я кивнул. — Иди к доске.

Девочка с косичками пепельного цвета, в очень коротком платье, с отлично выглаженным, но выцветшим галстуком, выскочила из-за парты и оказалась у доски. Только теперь я заметил, что рукава платья надставили, фартук удлинили, видно девочка росла, а форма оставалась прежней. Бедная семья, родители даже новое платье не могут купить.

Затараторила быстро, скороговоркой:

— Средняя скорость при прямолинейном равноускоренном движении. Часто бывает необходимо знать среднюю скорость при равноускоренном движении…

Непроизвольно я бросил взгляд в учебник. Зубрилка. Все слова отскакивали, что называется, от зубов. В точности по тексту, не отклоняясь ни на йоту. В дневнике сплошные пятёрки, отличница, идёт на золотую медаль. Все строчки аккуратно заполнены каллиграфическим почерком.

— Молодец, Ефимова. Отлично знаешь предмет.

Глава 4

Друзья и враги

После урока в прекрасном расположении духа я вернулся в учительскую. Удалось вспомнить параграфы из учебника, и я сумел рассказать об этом ребятам так, что они слушали меня с поразительным вниманием. Звонок застал меня, когда я писал номера задач для выполнения дома, но ребята не сорвались с мест, а списывали с доски текст в свои дневники. Кажется, эта работа стала мне нравиться.

Оказалось, что у меня так называемое «окно» — следующий урок будет через час. При этом урок астрономии, о которой я могу рассказывать часами. Я лишь взглянул в учебник, удивившись, как примитивно и кратко там описаны исследования в области космоса, и насколько далеко ушла космология по многим вопросам.

Решил изучить личные дела учеников 9 «Б», где меня назначили классным руководителем. Крупная надпись на одном из выкрашенных светло-жёлтой краской шкафов «Личные дела» облегчила мне задачу, избавив от мучительных поисков и дурацких подколок коллег о склерозе.

Потрёпанная и довольно толстая канцелярская папка в синей обложке перекочевала на мой стол. И я начал изучать анкеты, написанные детским почерком, характеристики, наградные листы, ведомости. Меня поразила фотография, пришпиленная на одном деле: «Добровольская Ксения Леонидовна». Даже чёрно-белая маленькая фотокарточка смогла передать невероятную красоту девушки. Правильные, словно вырезанные гениальным скульптором, черты, огромные глаза, в которых светился неординарный ум, шикарные густые тёмные волосы ниспадали локонами на плечи. Наверное, все парни сходят с ума по ней, — промелькнула мысль. И удивительно, что у этой красотки обнаружились успехи в учёбе и общественно-полезной деятельности.

Я просмотрел остальные дела, стараясь как можно лучше запомнить лица и имена. Но особенно решил внимательно прочесть дело Звонарёва. «Звонарёв, Михаил Арнольдович», 1962-го года рождения. И уж решил, что обнаружу приводы в милицию, плохое поведение и отвратительные оценки. Но все, оказалось, совершенно не так. Абсолютно чистая анкета, примерное поведение, и главное, почти отличник. Я бездумно перелистывал бумаги, не понимая, почему в своём дневнике тот, кто был раньше на моём месте, назвал этого парня законченным негодяем. В чем же дело?