Бастард Александра (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Конница идет галопом, продолжая посылать стрелы сплошным потоком, а дистанция стремительно уменьшается. Двести шагов, сто, пятьдесят! Кажется, сейчас лошади налетят на выставленные колья, но за тридцать шагов шеренга всадников вдруг резко разворачивается на девяносто градусов. Теперь сотня мчится вдоль строя, продолжая осыпать стрелами неподвижного противника, только сейчас стрельба идет в упор и, что называется, прямой наводкой.

Вслед за первой сотней в атаку пошла следующая. С напряжением слежу за тем, как она в точности повторяет маневр первой, но уходит уже на другой фланг. Сразу за второй тронулась с места и третья сотня, и теперь все триста всадников, вытянувшись вдоль вражеского строя, непрестанно обстреливают соломенную пехоту.

Оторвавшись от этого зрелища, Эвмен обернулся ко мне.

— Неплохо! Только в реальном бою конница противника не позволит безнаказанно расстреливать своих пехотинцев.

Не споря, сразу соглашаюсь с греком.

— Конечно! У врага тоже есть кавалерия! — Тут же, улыбнувшись, указываю рукой в сторону чучел. — А вот и она!

На возвышенности, у правого фланга символического противника, показались стройные шеренги всадников. Они, словно бы демонстрируя свою мощь, замерли на гребне, но в тот же миг рев трубы призвал их к атаке.

Сорвавшись с места, две конные сотни потекли вниз, грозя смять левый фланг стрелков, увлеченных обстрелом.

Вижу, как одобрительно кивнул Эвмен. Он бы поступил точно так же. Такой фланговый удар, по его мнению, должен не только снять угрозу безнаказанного обстрела, но и привести к полному разгрому бегущего противника.

Битва при Гавгамелах навсегда вошла в анналы военной истории, и ход мыслей грека для меня не секрет. Он мало отличается от того, что проповедуют и другие македонские стратеги. Их тактика со времен Великого похода проста, но эффективна: блокировать центр противника фалангой и нанести ему стратегическое поражение фланговыми ударами.

Сейчас Эвмен думает, что именно этот маневр я ему и демонстрирую, но это не так. Я хочу показать ему другое. То, как можно ловить хваленых македонских полководцев на их желании ни в чем не уступать Великому Александру.

К этому времени расстреливающие чучела стрелки заметили надвигающуюся угрозу и начали спешно разворачивать коней. Их хаотичное отступление полностью оголило фланг, и атакующая конница рассыпалась лавой, частично преследуя бегущего врага, но основной массой устремившись к лагерю противника. Так сделал когда-то Александр, и так бы поступил сегодня Эвмен и любой из македонских полководцев.

Сейчас я смотрю на него и вижу, что он с большим интересом наблюдает за тем, как для отражения прорыва из-за полотняных шатров, символизирующих лагерь, начали выезжать всадники. По белым попонам на лошадях и плюмажам на шлемах в них легко опознается та самая полусотня тяжело бронированной конницы. Выстроившись в три шеренги, они начали встречную атаку под пронзительный вой трубы.

Мы с Эвменом смотрим, как две конные лавы идут друг на друга с неумолимым намерением столкнуться в смертельной схватке… Но нет! Это всего лишь показательный маневр. Он отработан до мелочей, и, чем ближе друг к другу встречные лавы, тем легче заметить, как они перестраиваются в отдельные колонны так, чтобы одно подразделение смогло пройти сквозь порядки другого.

В момент символического столкновения оба отряда поднимают вверх копья и чуть сбавляют скорость. Пять рядов тяжелой полусотни проходят сквозь расступившиеся ряды встречных всадников. Маневр выполнен безукоризненно, и Эвмен одобрительно цокает языком.

— Блестяще, Геракл! Выучке твоих воинов можно только позавидовать!

Я с благодарностью склоняю голову, но предлагаю ему не отвлекаться, мол, действие еще не закончилось.

— Вот как! — Эвмен с интересом вернул взгляд к месту «схватки».

Там все замерло, и, вроде бы, ничего уже не происходит. Все сотни остановились, фиксируя свою позицию на поле, как на шахматной доске. Все сделано так, дабы любой, даже не профессионал, смог увидеть, что оторвавшаяся от своей пехоты конница попала в полное окружение превосходящих сил. Против нее уже развернулась не только тяжелая полусотня и тот отряд, что она преследовала, но и стрелки с центра и другого фланга.

Эвмен смотрит на эту картину, а я произношу негромко и словно бы ни к кому не обращаясь:

— Если бы Дарий проделал то же самое при Гавгамелах, то, скорее всего, Великий греко-македонский поход на Восток там бы и закончился!

Пройдясь еще одним взглядом по «полю боя», Эвмен одобрительно кивнул, но все же добавил:

— История не любит сослагательных наклонений, мой друг, а исход каждой битвы решают Олимпийские боги!

Отвечаю ему мягкой ироничной улыбкой, мол, спорить не будем! Что было, того уже не изменишь, но будущее ведь в наших руках!

Я показал маневры своего отряда Эвмену только с одной целью — чтобы он мог взглянуть на меня не только как на внебрачного сына, но и как на продолжателя великих свершений Александра. Чтобы в его голове самопроизвольно родилась мысль о том, что я — лучший претендент на трон Великого царства; что вместе со мной он может разбить войска не только Антигона, но и союза всех остальных сатрапов.

Мне известно, что он уже присягнул Олимпиаде и ее внуку от Роксаны, но я все же не теряю надежды склонить его на свою сторону. Для этого я когда-то придумал призрак «моего отца», и для этого же я продемонстрировал ему сегодня тактику, способную разгромить непобедимую македонскую фалангу.

Когда-то, еще только собираясь бороться за престол рушащейся империи, я предвидел, что на поле боя мне придется сражаться именно с этой фалангой, как и с лучшими полководцами Александра. С теми, кто за десять лет похода прошел с боями от Греции до Индии. Поэтому тогда я призвал на помощь все свои знания по военной истории как этого периода, так и будущих времен. По многу раз я прокручивал в голове все плюсы и минусы македонского боевого построения, прежде чем пришел к такому решению.

Созданная еще Филиппом II фаланга была доведена его сыном Александром до совершенства. Перечисляя себе достоинства и недостатки этого тактического пехотного построения, я пришел к выводу, что оно имело исключительно оборонительный характер. В достижении победы и Филипп, и его сын Александр отводили своему детищу весьма второстепенную роль.

Главной задачей фаланги они считали блокирование противника по фронту. Своим видом она должна была угрожать врагу и оттягивать на себя его главные силы. У любого, кто встречался с македонской фалангой, было два варианта: либо держать строй, готовясь к ее нападению, либо атаковать самим. В первом случае главные силы врага бесцельно стояли в ожидании, а во втором — несли огромные потери в попытках взломать пехотные шеренги в лоб. Задача пробить македонскую фалангу фронтальной атакой не удалась никому, даже римским легионам. На тот момент такое пехотное построение было непробиваемо, как гранитная скала.

Вот только одной обороной победы не добиться, и потому у такого малоподвижного монстра, как фаланга, были мобильные и очень активные фланги. Именно они приносили победу, пока войско врага либо завороженно смотрело на ровные македонские порядки, либо пыталось их взломать. Филипп II держал на флангах отряды тяжелой конницы и пехоты, которые и наносили смертельные удары врагу. Его сын Александр увеличил численность и качество этих самых отрядов, создав образцовую на тот момент тяжелую конницу (гетайров).

Без такого флангового прикрытия македонская фаланга представляла собой довольно легкую добычу, особенно для легкой конницы. Ведь сила и слабость фаланги заключались в одном — в ее монументальной неподвижности. При любом движении глубокий македонский строй терял свою сплоченность и непробиваемость, а это было смерти подобно. Стоило лишь врагу прорвать первые две-три линии и ворваться вовнутрь строя, как все…! Разгром становился неизбежен, поскольку фаланга была прикрыта тяжелой пехотой лишь по периметру, как орех скорлупой! Внутри же построения фалангиты подчас не имели вообще никакого защитного вооружения, а из оружия — лишь длинное копье-сарису, бесполезное в плотном ближнем бою.