Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

Поздним вечером Иван остался один в лаборатории. Тишина была оглушительной. Перед ним на столе, освещенные лампой под зеленым абажуром, лежали три объекта, олицетворявшие весь его путь: флакон с желтоватым порошком «Крустозина», смятая «полевая» капельница с учений и толстая папка с ТЭО Биохимического комбината.

Он смотрел на них, и в его голове выстраивались мысли, четкие и ясные, как никогда.

«Маленькие битвы выиграны, — думал он. — Шприц, капельница, первые дозы антибиотика… Мы победили академическое недоверие, прошли полевые испытания, отбились от доноса. Но настоящая война еще впереди. Война с масштабом. С инерцией бюрократии. С глупостью и завистью. И чтобы выиграть ее, одного гениального озарения мало. Нужна структура. Нужна организация. Нужно строить империю. Свою собственную, медицинскую империю. И начинать нужно сейчас».

Он открыл чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и вывел крупными, уверенными буквами:

«Проект положения о Специальной научно-производственной лаборатории №1 (СНПЛ-1)».

За окном синел ленинградский май, пахло свежей листвой и угольной гарью с заводских окраин. Пахло будущим, которое нужно было вырвать у истории клещами, чертежами и пробирками. Отложив перо, Иван Горьков, он же Лев Борисов, принялся зачеркивать первый пункт. Начиналась самая сложная часть — создание системы, которая переживет и доносы, и войну.

Глава 26

Новые вершины

Солнечный июньский свет с трудом пробивался в полуподвальное помещение на окраине главного корпуса ЛМИ, которое пахло сыростью, старыми журналами и слабым, но упрямым духом надежды. Иван, прислонившись к подоконнику, смотрел на официальный документ, лежавший на единственном приличном столе. Решение Ученого совета. Формально — победа. Фактически — издевательство.

«…возложить на студента 4 курса Л. Б. Борисова общественную обязанность по координации рационализаторской работы в рамках специально выделяемого помещения…»

Ни штатных единиц, ни финансирования, ни статуса. Просто «общественная нагрузка». Его мечта о Специальной научно-производственной лаборатории рассыпалась в прах бюрократических формулировок. Внутренний циник, Иван Горьков, злорадно усмехался: «Ну что, строитель империй? Империя в виде десяти квадратных метров подвала?»

Он скомкал бы это письмо, если бы не тяжелый, размеренный шаг в коридоре. В дверях возникла внушительная фигура Дмитрия Аркадьевича Жданова.

— Читаю по вашему лицу, Лев Борисович. Ожидаемо? — спросил профессор, бросая критический взгляд на голые стены.

— Ожидаемо. Мне сказали, что я слишком молод. Что мои идеи — «неподкрепленный энтузиазм».

— Система, Лев Борисович, — Жданов прошелся по комнате, проводя пальцем по пыльной полке, — как матрешка. Вы блестяще научились играть на своем уровне — с Орловыми, с Беловыми. Но есть уровни выше. Там ваша молодость и ваш энтузиазм — не преимущество, а недостаток. Им нужны структуры. Имена. Ответственность, которую можно возложить на проверенные плечи.

— То есть, без покровительства я не пробьюсь? — с горечью спросил Иван.

— Без союзничества, — поправил Жданов. — Вы предлагаете построить корабль. Вам говорят: «Ты юнга, тебе рано». А вы найдите опытного капитана, который скажет: «Он будет моим штурманом». Капитан получит новый корабль, вы — право им управлять. Я готов быть вашим «капитаном» в стенах института и ВМА. Но для Наркомздрава и для науки в целом вам нужен еще один. Человек с именем. Ермольева, например.

Мысль о необходимости снова договариваться, идти на поклон, вызывала у Ивана тошнотворную волну усталости. Но он понимал: Жданов прав. Один он мало чего добьется.

Визит к Зинаиде Виссарионовне был еще более сложным. Она слушала его, сидя за своим рабочим столом, заваленным чашками Петри. Казалось, вся ее легендарная энергия, обычно заряжавшая всю лабораторию, сейчас сжата в тугую пружину.

— СНПЛ? Лев Борисович, я вас уважаю. Но ваш пенициллин, наш «Крустозин», — вот он, прорыв! — она указала на холодильник. — Он требует всех наших сил, всех ресурсов! А вы предлагаете распыляться на какие-то капельницы, экспресс-тесты… Это диверсификация, которая погубит главное!

Иван глубоко вздохнул. Он не мог говорить ей о грядущей войне, о необходимости срочно создать всю экосистему военной медицины.

— Зинаида Виссарионовна, — начал он, тщательно подбирая слова. — «Крустозин» — это алмаз. Но его нужно оправить. Без капельницы его нельзя ввести в вену в полевом госпитале. Без диагностики мы будем тратить его на больных тифом, где он бессилен. Без команды инженеров мы никогда не выйдем из масштаба этой лаборатории. СНПЛ — это не распыление. Это создание кузницы кадров и технологий для того самого Биокомбината, о котором мы с вами мечтаем. Там, где вы будете главным технологом, а я… я буду тем, кто обеспечит вам ресурсы, реализацию и новые идеи.

Он смотрел ей прямо в глаза, передавая свою уверенность. Он предлагал ей не подчинение, а партнерство в более масштабной игре.

Ермольева изучала его несколько томительных секунд, постукивая пальцем по столу.

— Хм. Директорские замашки… — наконец произнесла она, и в углах ее губ дрогнула улыбка. — Что ж, ладно. Я вхожу. Но, Лев Борисович… — ее взгляд снова стал острым, — помните. Я делаю это не ради вас. А ради того завода. Если я увижу, что он отдаляется, наш альянс закончится.

Иван кивнул. Компромисс был достигнут. Ценой отказа от части своего эго и принятия на себя чудовищной ответственности.

Первое официальное совещание будущей СНПЛ-1 состоялось через неделю. В том самом подвале, но теперь там стоял принесенный Ждановым большой стол и несколько стульев. Иван стоял во главе.

— Итак, протокол номер один, — сказал он, и его голос прозвучал чуть более официально, чем он хотел. — Мы не просто группа энтузиастов. Мы — структура. Пусть пока и на птичьих правах. Я — начальник лаборатории. Зинаида Виссарионовна Ермольева — научный руководитель по микробиологии. Екатерина Кузнецова возглавит клинический блок и испытания. Михаил Баженов — химико-аналитический сектор. Александр Морозов — отдел внедрения и логистики.

Он обвел взглядом своих друзей, своих соратников. Видел в их глазах и поддержку, и некоторую оторопь от такой формальности.

«Империя в десяти квадратных метрах подвала», — язвил внутренний голос. Но глядя на друзей, собравшихся за столом, Иван ловил другое чувство. Не романтика одиночки-бунтаря, а тяжесть ответственности. Так, наверное, и чувствует себя прораб, начиная строить дом. Не так эффектно, зато фундамент будет.

Следующей крепостью, которую предстояло взять, был завод «Красногвардеец». Иван, Миша и Сашка пробивались через шум цехов, пахнущих металлом и машинным маслом, к начальнику опытного производства, товарищу Минакову. Это был не главный инженер, как ошибочно предположил Иван, но его власть в пределах его цеха была почти абсолютной.

— Опять вы со своими идеями, Борисов? — Минаков, мужчина с уставшим лицом и навсегда испачканными мазутом руками, не отрывал взгляда от чертежей на своем столе.

— Товарищ Минаков, речь идет об удешевлении производства одноразовых шприцев, — начал Иван, но его перебил молодой инженер с горящими глазами, которого Сашка нашел пару дней назад.

— Петров, Иван Сергеевич! — почти выкрикнул тот. — Я предлагаю изменить конструкцию стеклянного цилиндра! Сделать стенки тоньше, но с ребрами жесткости! И стандартизировать поршень! Смотрите! — Он разложил свои чертежи. — Мы экономим до пятнадцати процентов стекла! И сборка ускоряется в два раза! Не нужно подгонять каждый поршень к каждому цилиндру!

Минаков поднял на него глаза с выражением глубочайшего скепсиса.

— Ребра жесткости? Тонкое стекло? Петров, вы где работаете? В институте красоты? Это стекло! Оно будет лопаться при стерилизации! А для такой точности литья нужны станки, которых у нас нет! Нужны немецкие! Или швейцарские! Ваши фантазии — это не пятилетний план! Идите и работайте по утвержденной технологии!