Нашествие (СИ) - Старый Денис

На Руси нынче нет даже собственной монеты! А ведь я знал, что в кладах IX–X веков находят монеты, пусть и арабские. Что ж, будем познавать мир. В своих потугах изучить историю некоторые моменты я неминуемо упустил. И если есть серебро, то почему бы и не чеканить монету? Видел я в музее Монетного двора примитивные, совсем не сложные станки для чеканки монеты. Видно, пока не до этого здесь, но рано или поздно наладим.

Всего больше половцы награбили оружия и доспехов. Но оно и логично. Я бы, на самом деле, больше обрадовался бы топорам и пилам. Безусловно, оружие нужно, но пока в нашей зарождающейся общине сабли и мечи и держать-то практически некому. Ну, в крайнем случае, приспособим древковое оружие, копье, которое проще в использовании. И кто копейщики? Бабы да детки?

Пока что я рассматривал добро в телегах, а Любава называла, чего досталось нам. Я сожалел, что нет бумаги и ручки, чтобы все записать и свести в табличку, под роспись — кому что передается в пользование. Вот такой я педант. Люблю, когда документы в порядке.

Вот… уже и не такие мутные воспоминания появляются. Но так… будто бы распаковываются один за другим заархивированные файлы.

Это буквоедство и серьезное отношение к документообороту началось после военного училища, и особенно усилилось, когда некоторое время я возглавлял русскую военную миссию в Мали. Бумага… тоскую по ней уже сейчас. Я не я, если у нас в поселении не будет хоть какой бумаги.

Бумаги нет, ну а что у нас есть? Более полусотни единиц разной теплой верхней одежды. Есть ковры, есть шкуры. Немало тканей. Оружия в таких комплектах, чтобы вооружить тридцать восемь ратников — буквально до зубов. Ведь половцы взяли и копья, и мечи русские, обоюдоострые.

У нас теперь двадцать три боевых коня, и для половины из них есть защита. И это не считая гужевых животных, запряженных в кибитки. Да, не в телеги, а, скорее, в передвижные дома.

— Есть украшения и стеклянные браслеты… много, а еще… — Любава резко замолчала.

Понятно, почему речь её прервалась — к нам подошел Жировит. Да не один, с двумя ратниками, теми, кто всё поддакивал ему в споре. Тут же к нам подтянулись другие ратники, и не только. Люди выражали одобрение моим действиям? Вот и хорошо. Но в каждом коллективе есть те, кто не вписывается в команду. Похоже, что это правило срабатывает и сейчас.

— Давай по-доброму, Ратмир. Неча нам лить кровь. Мы уходим, — оглядываясь вокруг и понимая, что остальные его не поддерживают, сказал Жировит.

— Уходи, — спокойно сказал я.

— Дай часть добычи, — все еще оглядываясь, говорил десятник старшей дружины.

— Она не твоя, Жировит, — сказал Мстивой, могучий воин, которого перед боем я первым освободил.

Поддержка была не лишней. Жировит был и без того растерянным. У меня этот человек не вызывал уважения. Он спасает свою шкуру. Разве же я не мог просто куда-нибудь удрать? Еще как. Или то, что я беру ответственность за бывших пленников, делает мои позиции сильнее? Да нет же. Ну если только взять ремесленников из тех мужиков, что среди пленных русичей. А вот дети и бабы — разве их сочтёшь моим войском, или годными для ремесла?

Жировит бежит теперь именно от этой ответственности. Ну и убегает от меня. Может, почувствовал, что я не отдам лидерство. А может, знал за собой что-то в бою с кипчаками, из-за чего не надеется вернуть уважение. Трусость? Как вообще допустили ратники, чтобы их взяли в плен и вели на продажу в рабство?

— С пустыми руками в зиму грех провожать. Берите четыре коня. Берите мечи и уходите! — принял я решение.

— Ратмир… — попробовал воззвать ко мне Мстивой.

— Я так решил! — сказал, что отрезал, я.

— Хм! — хмыкнула Любава, но язычок свой дерзкий придержала.

Я не стал оправдываться, а только оглядел всех, ловя взгляды и присматриваясь Если приняли одно мое однозначное решение, то примут и другие. Лидер без того, чтобы иметь возможность управлять, не лидер вовсе. А нам нужен тот, кто станет брать ответственность. И я уже начал это делать.

Скоро мы смотрели вслед удаляющемуся Жировиту с двумя ратниками. Пусть уходят. Может, повезет, и кто-то из них затребует в бою еще одну или несколько монгольских жизней. Ну или спрячутся где. Зла не желаю. Я никакому русичу, если только он не будет предателем, не желаю дурного. Не будет на нашей земле врага, будем смотреть — кто хороший, кто плохой. А пока…

— Недобрый он, Жировит. Кабы после не пожалеть, что отпустили, — сказал мне Макар.

Я посмотрел на старика. Глаза у него мудрые. Явно его слово имеет вес среди людей. Как я понял, он был то ли приказчиком, то ли управляющим у боярина, а дочка того боярина — Любава. А вот сын, похоже, это Матвейка — мальчик, который должен дожидаться меня в лесу у Рязани.

— Ты предлагаешь догнать и убить? Пролить русскую кровь, когда Русь без того стонет? — с нажимом спрашивал я.

Но старик замялся. А я посмотрел на него с недоверием. Не люблю советов, которые не имеют четких предложений. Со стороны можно критиковать, но критикуя, предлагать. Нет вариантов? Лучше молчать.

— Макар, коли нет ответов, не отвечай! — сказал я.

С кем я остался после ухода Жировита? Негусто было и до этого не самого приятного события. А теперь, так и вовсе.

Пять ратников, итальянец Лучано да я — вот и вся наша несметная рать. Но разве по этому поводу стоит паниковать? Нет. Никакой паники. Нужно выжить, чтобы жить. Да, мы не та сила, чтобы противостоять хоть бы и малому отряду врага. Но лиха беда начало.

— Выходим на Рязань! — командовал я, едва стало ясно, что мы готовы выходить.

Вперёд я отправил только одного ратника. Это был небольшого роста, но на вид ловкий и знающий себе цену воин — Воеслав. Больше людей позволить отправлять в дозор мы не могли.

Да, по сути, это было и не нужно. Встречались только редкие пролески, в основном же впереди — голое поле. Снег прекратился, и видимость была на километры вперёд. Достаточно было выйти одному ратнику и осмотреть просторы.

Вместе с тем двигались мы осторожно. Воеслав, которого потом сменил Мстивой, выходил первым из леса, осматривался, подавал знак остальным двигаться. Когда подходили к другому пролеску, там останавливались, и всё повторялось.

Ещё некоторое время мы могли наблюдать удаляющиеся спины Жировита и двух его подпевал. Злость все же душила меня. Вот из-за таких дрянных натур, в том числе, и проиграли мы эту большую войну. Как можно оставить беззащитных людей? Самое подлое, что может сделать воин, кроме предательства, — это уйти и оставить без своей защиты женщин и детей. Но с ним нам лучше расстаться тут, в начале нашего пути, чем иметь проблемы после. Уверен, что и без Жировита сложностей нас впереди ждет немало.

Мы подходили к Рязани, а я не переставал прикидывать так и сяк, как нам выжить в зимнее время на абсолютно новом месте. Где жить — пристроимся. А вот по продовольствию сложнее. У половцев не было скота. Того, что мы взяли у них, могло хватить на пару недель, ну, может быть, недели на три. А дальше? Но эта проблема на будущее.

Старик сказал, что некоторые жители Рязани всё-таки успели удрать в лес, и далеко не всех их отловили монголы. И когда люди уходили, то забирали вместе с собой и животных. Может, удастся чем-то разжиться.

Вот только мне не верилось в то, что, хоть и скрывшись от нашествия, они все смогли выжить в условиях пусть пока и не суровой, но всё-таки зимы. Это же сколько нужно брать с собой сена, чтобы прокормить ту самую корову, особенно в холоде!

— Чисто в Рязани, токмо лишь два десятка вернувшихся в город рязанцев. Я их знаю, — сообщил Мстивой, вернувшись с разведки в город, когда мы стояли в последнем перед Рязанью пролеске.

— Вперёд! Старик, ты отводишь детей и баб в лес, — принял я решение.

Возвращаться в город, на пепелище? То уныние, та безнадёга, которые там царили, теперь намертво врезались в мою память. Если бы не толика рационального мышления, я бы и рядом не останавливался. Гиблое теперь там место.