Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

— Идем, — она улыбнулась ему в ответ, ее глаза сияли. — Не забыл? Сегодня у нас ужин в «Метрополе». С родителями и мамой.

— Как же, помню, — кивнул Иван. Предвкушение спокойного вечера в кругу семьи, в элегантной обстановке знаменитого ресторана, согревало его изнутри. Ему до боли ясно нравилась эта жизнь, насыщенная, полная смысла, труда и простого человеческого тепла.

Ресторан «Метрополь» встречал их тихой, изысканной музыкой рояля и мягким светом огромных хрустальных люстр. Иван, Катя, Борис Борисович, Анна Борисова и Марья Петровна, мать Кати, сидели за столиком у высокого окна, выходящего на Невский. Накрытый белоснежной скатертью стол ломился от угощений: рядом с традиционными блинчиками с красной икрой и заливной стерлядью красовались изысканные канапе и салаты, рецепты которых Иван когда-то знал в другом веке. Вино в тонких бокалах играло рубиновыми бликами.

— За нашу семью, — поднял бокал Борис Борисович. Его лицо, обычно подчеркнуто строгое и собранное, сейчас было смягчено почти неуловимой улыбкой. — За то, чтобы мы всегда были вместе, несмотря ни на какие ветры.

— За семью, — дружно и тепло откликнулись все.

— Ну, Лёва, как там твои академические баталии? — спросила Анна Борисовна, отламывая кусочек хлеба. — Говорили, у вас будет какой-то важный семинар.

— Да, мама, я уверен все пройдет превосходно. Владимир Неговский, наш новый сотрудник, будет демонстрировать методику оживления при остановке сердца. Выглядит очень многообещающе.

— Оживления? — переспросила Марья Петровна. — Разве такое возможно? Вернуть человека… с того света?

— Не с того света, мама, — мягко поправила Катя. — А с порога. Когда жизнь только угасла, но еще не ушла окончательно.

— С помощью методов товарища Неговского, да, это возможно, — уверенно подтвердил Иван. — Мы боремся за каждую жизнь. До последнего.

Борис Борисович одобрительно кивнул, отпивая вина.

— Это правильная позиция. Сильной стране нужны здоровые граждане. Кстати, сынок, до меня дошли кое-какие слухи… — он понизил голос, хотя вокруг и без того не было посторонних. — Твоими разработками начали интересоваться за рубежом. В частности, в Германии.

Иван почувствовал легкий укол настороженности.

— Официальные запросы?

— Пока нет. Через научные каналы, под видом академического обмена. Но почерк угадывается… Будь осторожен. Не все, что интересует зарубежных «коллег», идет на пользу нашей стране. Особенно сейчас.

— Я понимаю, отец. Мы работаем в рамках строгой секретности. Все ключевые патенты оформлены внутри страны.

— Знаю, — Борис Борисович отставил бокал. — Но предупредить должен. Международная обстановка… накаляется, как паровой котел. В Испании полыхает гражданская война. В Германии Гитлер открыто нарушает Версальский договор, наращивая вооружения. Мир катится к большой войне, Лёва. И мы должны быть готовы. Твои капельницы и пенициллин это тоже оружие. Оружие для спасения наших бойцов.

— Мы готовимся, — тихо, но очень четко сказал Иван. — Каждым нашим изобретением. Каждым спасенным в мирное время человеком.

— И кстати, сын, — еще более серьёзным голосом произнес Борис, — в твоей лаборатории до сих пор нет комитета комсомола и партийной организации, это вызовет вопросы. Дай указанию своему товарищу Сашке, пусть все организует, он, я слышал, способный парень. — закончил Борис, насаживаю вилку на жирный кусок стерляди.

— Да я согласен отец, все откладывал этот момент… Но ты прав, завтра же распоряжусь. — задумчиво сказал Иван.

Анна Борисовна, почувствовав напряжение, поспешила перевести тему, рассказывая о том, как в ее больнице наконец-то массово внедрили одноразовые шприцы.

— Вы просто не представляете, насколько легче стала работа! Никаких этих вечных кипячений игл и стекла, никакого риска занести инфекцию. Девочки-медсестры чуть ли не в голос благодарят.

— А пациенты? — спросила Катя, с удовольствием наблюдая, как ее мать и свекровь находят общий язык.

— Пациенты тоже. Уколы теперь почти безболезненные, раз эти шприцы с такими тонкими иглами. И главное исчез этот подсознательный страх перед «грязным уколом», который был у каждого.

— Я рад, мам, — улыбаясь сказал Иван, и внутри он чувствовал гордость.

Марья Петровна слушала, и вдруг ее глаза наполнились неподдельным чувством.

— Знаете, я помню, как в девятнадцатом году в Петрограде свирепствовал сыпной тиф. Люди умирали, как мухи. Целые семьи вымирали. Врачи были бессильны. А сейчас… вы делаете такие вещи, о которых мы тогда и мечтать не могли. Я… — она запнулась, — я горжусь, что моя дочь рядом с таким человеком. Горжусь вами, Лев.

Иван почувствовал, как по его щекам разливается тепло. Это признание от женщины, воспитанной в другой эпохе, стоило многого.

— Спасибо, Марья Петровна. Но все, что мы делаем, мы делаем вместе. Без Кати, без Сашки, без Миши, без таких специалистов, как Багдасаров или Крутов, ничего бы не вышло.

Они вышли из «Метрополя» поздно, когда ночной Ленинград погрузился в тишину, нарушаемую лишь редкими гудками автомобилей и далеким шумом трамвая. Фонари отбрасывали на мостовую длинные, таинственные тени.

— Хороший вечер получился, — сказала Катя, крепче взяв его под руку.

— Очень хороший, — согласился Иван. Он смотрел на освещенные окна домов, на темный силуэт Адмиралтейства в конце проспекта, и снова, как и тогда на балконе на Карповке, его охватило острое, почти физическое чувство принадлежности. Этот город, эта странная, жестокая и прекрасная эпоха стали его домом. Любимым домом.

На следующий день в подвальном помещении лаборатории, которое с легкой руки Неговского стали называть «реанимационным блоком», собрались все ведущие сотрудники СНПЛ-1. Владимир Александрович Неговский, несмотря на молодость, держался с уверенностью харизматичного лидера. Перед ним на столе лежали несколько странных на первый взгляд предметов: резиновый мешок с клапаном и прикрепленной к нему лицевой маской, а также торс манекена человека.

— Коллеги, — начал Неговский, его глуховатый, но четкий голос заставил всех замолчать. — Я представляю вам опытный образец комплекта для экстренной реанимации. Его основная задача — поддержать жизнь в течение тех критических минут, которые проходят между остановкой сердца и дыхания и необратимыми изменениями.

Он взял в руки резиновый мешок.

— Это аппарат для искусственной вентиляции легких. Мы пока назвали его «РВ-1» — ручной вентилятор, первая модель. Принцип действия прост: при сжатии мешка воздух через этот односторонний клапан поступает в легкие пациента. Маска обеспечивает герметичность. — Он продемонстрировал, плотно прижав маску к лицу манекена и сжав мешок. — Одновременно с этим должен проводиться непрямой массаж сердца. — Неговский положил основание ладоней на грудную клетку манекена и начал ритмично, с четким метрономом, надавливать. — Частота примерно сто нажатий в минуту. Соотношение: тридцать нажатий на два вдоха. Цикл повторяется до восстановления самостоятельного дыхания и сердцебиения или до прибытия в стационар.

В зале повисла напряженная тишина. Методика казалась до гениальности простой, но каждый из присутствующих, опытных врачей, понимал ее революционность. Они привыкли констатировать смерть, а не бороться с ней в ее преддверии.

— И вы утверждаете, что это… работает? — первая нарушила молчание Зинаида Виссарионовна Ермольева, скептически приподняв бровь. Ее авторитет в микробиологии был непререкаем, и ее мнение значило много.

— Работает, — уверенно и без тени сомнения ответил Неговский. — Мы провели сорок семь экспериментов на собаках. В тридцати пяти случаях удалось полностью восстановить сердечную деятельность и самостоятельное дыхание после остановки, вызванной управляемой электротравмой. Ключевой фактор время. Начинать нужно немедленно, в первые три-пять минут. Правда наш прототип пока не готов к массовому производству, нужно решить проблемы соединений.

— А как насчет повреждений ребер и грудины при таком интенсивном массаже? — поинтересовался Дмитрий Аркадьевич Жданов, с чисто научным любопытством разглядывая манекен.