Бастард Александра (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Встав между двух огней, он умоляюще поднял руки:

— Друзья мои, одумайтесь! Сегодняшний день и так полон горечи, давайте не будем омрачать его еще и братоубийственной междоусобицей. — Он умиротворяюще посмотрел сначала на одних, потом на других. — Сегодня мы выслушали два предложения, но ничто не говорит нам о том, что мы должны решить этот вопрос именно сейчас. Давайте разойдемся и подумаем хорошенько, а через два дня соберемся вновь и примем обдуманное и взвешенное решение.

Его разумные слова и спокойный тон подействовали на всех отрезвляюще, и с обоих сторон донеслись крики:

— Грек прав!

— Эвмен дело говорит!

В этих условиях первым нашелся Пердикка. Он поднял руку вверх, призывая к вниманию, и произнес:

— Хорошо! Я объявляю перерыв в сегодняшнем собрании. Через два дня мы вновь встретимся в этом зале и, надеюсь, сможем прийти к согласию!

Глава 3

Город Вавилон, начало июня 323 года до н.э.

В руке Зику чадящий масляный светильник, и его крохотный язычок пламени лишь сгущает сумрак вокруг. Стараясь не издавать лишних звуков, мы возвращаемся обратно в спальню. Зику идет впереди; его черная фигура практически сливается с темнотой, и если бы не белая повязка на бедрах, то я потерял бы его в двух шагах.

Приглушенно шмякают по мраморным плитам босые ноги. От толстых каменных стен веет холодом, и я плотнее кутаюсь в кусок шерстяной ткани, который здесь, по недоразумению, называют одеждой.

К счастью, мы уже пришли. Зику останавливается у двери моей комнаты; его рука уже ложится на ручку, и тут я вдруг замечаю, что дверь закрыта неплотно. Я закрывал ее сам и точно помню, как чуть перекошенная дверь упиралась, и мне пришлось поднажать, чтобы вогнать ее в рамку.

То ли я пересмотрел в прошлой жизни шпионских фильмов, то ли сегодня я на таком адреналине, что весь на нервах, но я перехватываю запястье парня, прежде чем он успевает толкнуть дверь.

Рука Зику замирает в воздухе, а сам он с недоумением смотрит на меня: мол, что случилось? Я же, толком, не могу ему ничего объяснить. С одной стороны, вроде бы и нечего объяснять — мало ли кто мог зайти в мою комнату за время нашего отсутствия, — а с другой… Если кто-то ждет меня за этой дверью, то лучше не объявлять ему, что он обнаружен.

Приложив палец к губам, тяну парня за собой подальше от двери. Отойдя на шаг, молча показываю ему на щель, но в отличие от понятливых героев боевиков, Зику лишь пожимает плечами и недоуменно таращит глаза: мол, и что⁈

«Действительно, и что⁈ — мысленно спрашиваю себя. — Звать охрану? А если там никого нет? Надо мной будет потешаться весь Вавилон! Это еще полбеды, гораздо хуже, если те, кто охраняют дворец, как раз сейчас и находятся в моей спальне!»

Ответа у меня нет, как нет и понимания, что делать. Пользуясь моей нерешительностью, Зику высвобождает свою руку и, одарив меня ободряющей улыбкой, вновь берется за дверную ручку. Для пущей уверенности он передает мне светильник и толкает дверь.

Противно заскрипев, проворачиваются петли, и дверное полотно медленно поплыло вовнутрь комнаты. По-прежнему держа на губах улыбку, Зику делает шаг, и в этот момент его лицо искажается гримасой боли. Тело заторможенно начинает оседать на пол, и в неверном свете чадящего огня я вижу торчащий у него из груди нож.

«Твою ж мать!» — успеваю выругаться, и в тот же миг мои глаза упираются в глаза убийцы, стоящего по ту сторону дверного проема.

Дальше уже срабатывают рефлексы! Не раздумывая, я бросаю светильник прямо в эти глаза и, не дожидаясь результата, срываюсь с места. Сзади вспыхивает разлитое по полу масло, а я бегу по коридору в обратную сторону. В спину мне раздается яростный рев боли, а по стенам скачут отсветы огня.

Не оборачиваясь, припускаюсь еще быстрее, и в гулком топоте слышу чей-то отчаянный крик:

— Помогите! На помощь!

Не сразу, но до меня все-таки доходит, что это именно я ору; просто мой собственный голос мне незнаком. Бегу в полной темноте до тех пор, пока с разбегу не врезаюсь во что-то жесткое и холодное, а откуда-то сверху не раздается хриплый бас:

— Ты чего, парень⁈ Что случилось⁈

Может, капитан дальнего плавания и дал бы на этот вопрос исчерпывающий ответ, но тот ребенок, в теле которого я нахожусь, смог лишь пропищать:

— Та-а-ам! — И лишь через мгновение я все-таки смог выдавить: — Та-ам уби-ийца!

Потом уже был свет факелов, несколько стражников, сгрудившихся над трупом Зику. Убийцы, конечно, уже не было в комнате, но вонь палёных волос убедительно доказывала, что он здесь был.

Вскоре прибежала «моя мать», и мне пришлось рассказать ей всю историю по новой, естественно, без упоминания, куда мы с Зику ходили. Когда женщина наконец убедилась, что я цел, ее страх трансформировался в раздражение, и она напустилась на меня с упреками: «Куда это тебя понесло среди ночи⁈»

Всё, что я мог придумать, — это «я вышел по нужде». Наверняка сморозил глупость, потому как вряд ли в этом времени есть отдельные туалетные комнаты, а ночной горшок, вероятно, стоит у меня в спальне. В ночном сумбуре, к счастью, никто не обратил на это внимания, а начальник стражи и вовсе сгладил мою оплошность, сказав:

— Повезло тебе, парень! Если бы не захотел поссать, то лежал бы сейчас рядом с этим рабом.

Эти слова направили мысли Барсины в другое русло, и опасных вопросов она больше мне не задавала. Ещё с час вокруг меня вертелась всяческая заботливая суета, которую я стоически перетерпел, успев ещё раза три рассказать свою версию событий прибывающему и прибывающему народу.

Всё это длилось бесконечно долго, но в конце концов труп Зику вытащили из комнаты, пятно крови засыпали опилками, замели и, выставив в коридоре охрану, оставили меня наконец одного.

Завалившись на жесткий неудобный матрац, я закрываю глаза и пытаюсь успокоиться. Перед глазами встает картина того, как по коридору тащили за ноги тело мертвого Зику, как глухо стукался о неровности плит его затылок и как никому до этого не было дела.

Этот образ окончательно вышибает из меня последние сомнения, затаившиеся где-то в глубине подсознания. Теперь даже на нервно-мышечном уровне я поверил: это не розыгрыш и не сон, а жутковатая, абсолютно реальная жизнь! Моя новая жизнь, которую кто-то или что-то подарило мне за какие-то неведомые заслуги или прегрешения.

Да, я действительно переместился во времени и пространстве и реально угодил в тело десятилетнего ребенка, да еще бастарда Александра Великого. От такого откровения может поехать крыша, особенно если в довершение тебя только что хотели отправить на тот свет. Смириться с новой реальностью очень нелегко, но ситуация не дает мне времени на раскачку.

Да, я бывал в разных передрягах, случалось и серьезно драться, но вот так, нос к носу столкнуться с собственной смертью еще не доводилось. Нервный мандраж колотит меня до сих пор, но рассуждать здраво я уже могу.

'Странно, — завертелись в голове тревожные мысли, — в просмотренной мною серии фильмов о диадохах ничего не говорилось о покушении на Геракла. Даже наоборот, после смерти Александра про Барсину с сыном там словно бы вообще забыли.

Упоминалось лишь, что после первого раздела Пердикка отпустил их в Пергам, где они и жили до 309 года до нашей эры. Неужели мое перемещение в прошлое уже внесло коррективы в реальность⁈'

Этот вопрос хоть и глобальный, но для меня скорее риторический. На данный момент мне куда важнее другое: кому нужна моя смерть?

«Ведь я собственными ушами слышал, как совет практически единогласно отказал мне в праве на престол! — мысленно возмущаюсь неразумностью своих убийц. — Я никому не опасен!»

Мне это понятно, но кто-то, видать, считает по-другому, и сейчас самое главное для меня — выяснить почему.

«Причина желать мне смерти есть у четырех человек: у бывшей бактрийской жены Александра, Роксаны, — потому что она на восьмом месяце беременности, и я представляю опасную конкуренцию ее будущему ребенку; у персидских вдов Статиры и Парисатиды — потому что они могут быть беременны от Александра; и, наконец, у сводного брата Александра, Филиппа Арридея. Он хоть и считается слабоумным, но, возможно, тоже мечтает занять македонский трон».