Дочь врага Российской империи. Дилогия (СИ) - Мельницкая Василиса

Ярослав Михайлов, двадцати лет от роду, сирота, подкидыш. До семи лет рос в приюте, испытал сильное потрясение во время несчастного случая, до сих пор страдает от провалов в памяти, но только о раннем детстве. В семь был усыновлен семейной парой: он – врач, она – домохозяйка. Учился в Москве – в школе, в медучилище. Приехал в Петербург, поступать в академию госбезопасности, остановился у дальней родственницы приемного отца.

Иллюзию мы использовали минимально, только для лица, чтобы скрыть миловидность и огрубить кожу, особенно в тех местах, что мужчины ежедневно бреют. Специально для меня сделали артефакт, вроде того, что когда‑то использовали на Карамельке. Разумеется, не в виде ошейника. Носить кольца, браслеты или цепочку с кулоном я тоже не могла. Александр Иванович остановился на относительно безопасном варианте – серьге в левом ухе.

– Будешь говорить, что твой приемный отец – казак, что правда, – учил Александр Иванович. – Единственный сын в семье казака носит серьгу в левом ухе. А твой приемный отец хотел подчеркнуть, что ты ему – как родной. Единственный и родной.

Серьга – громко сказано. Маленький «гвоздик», едва заметный на мочке. Но все же заметный. Артефакт проецировал иллюзию, питаясь от моей силы. Заглянуть под маску можно, но для этого нужен повод. Мы же не проверяем всех, с кем сталкиваемся – истинное у него лицо или иллюзорное. На всякий случай, под маской веснушчатого парня была еще одна, с шрамами на лице. По замыслу Александра Ивановича тот, кто вскроет первый слой защиты, натолкнется на второй – и решит, что курсант скрывает шрамы.

Остальные «женские особенности строения тела» мне приходилось прятать при помощи подручных средств. Рост решили не трогать. Моя «мелкость» вполне объясняла и небольшой размер обуви, и тонкие кисти. Грудь скрывал корсет. Из какого прабабушкиного сундука Александр Иванович извлек эту жуткую часть женского гардероба⁈ Оказывается, в начале двадцатого века был моден «мальчишеский силуэт», и женщины скрывали грудь, утягивая ее корсетом. К счастью, меня поддержал Сава. Старый корсет сковывал движения, и для меня разработали модель из эластичной ткани, используя корсет, как образец. И это не единственная «лишняя» деталь моего нижнего белья.

Все же академия госбезопасности – не военное училище. Обучение там не предполагает жизни в казарме, где все эти хитрости не имели бы смысла. Достаточно одного посещения общей душевой. Здесь же иногородние курсанты живут в общежитии, в комнатах по два человека. Новички‑первокурсники – всегда с кем‑то со старшего курса. Так, по мнению руководства, их проще обучать внутреннему распорядку и поддерживать дисциплину. Саву Александр Иванович выбрал с той целью, чтобы моим соседом оказался кто‑то знакомый. Тот, кто не нарушит мои личные границы и сохранит секрет.

И ничего я не боялась так сильно, как этого соседства. Саве я доверяла, он не воспользуется моей уязвимостью. А вот в себе уверена не была. То есть, я знала, что справлюсь. Но вот какой ценой… И то, что Сава – эспер, как и я, только все осложняло. Я смогу вести себя независимо, но прятать эмоции гораздо сложнее, чем… особенности женского строения тела.

– А как же… тетя? – спросила я, осматриваясь в квартире, где мне предстояло ночевать в ближайшие дни.

Нас никто не встретил, дверь Сава открыл ключом.

Матвей, стоящий рядом со мной, вздрогнул. И я почувствовала его замешательство. Впрочем, оно быстро прошло.

– Глаз дергается? – хмыкнул Сава, обращаясь к Матвею. – Вот и у меня дергался, пока не привык.

– Да пи… – Матвей взглянул на меня и осекся. – Кошмар, короче.

– Я вам не мешаю? – мрачно поинтересовалась я.

Обсуждали они мой голос, который стал звучать ниже и грубее, благодаря тому же артефакту в ухе.

– А тетя на даче, – сообщил Сава. – Огурцы в банки закатывает и варенье варит.

– О, я тогда отключу…

– Нет! – рявкнули хором Матвей и Сава, едва я потянулась к серьге.

– Яр, договаривались же! – добавил Сава. – Входи в образ, привыкай так жить.

– Ну да, это же не вам хрень на сиськи давит, – проворчала я.

– Так… поздно жаловаться, – философски заметил Матвей.

А Карамелька потерлась о мою ногу, успокаивая.

Химеру Александр Иванович считал моей ахиллесовой пятой. Заселиться в общежитие с домашним питомцем невозможно, тут никакая магия не поможет. Это как визитная карточка с надписью «Эспер». Поэтому договорились, что Карамелька будет жить у Александра Ивановича, а по вечерам – приходить в нашу с Савой комнату, через Испод.

Карамелька легко приняла мой новый образ. Оно и понятно, ведь с ней мы связаны эмпатически и телепатически, а тут ничего не изменилось. А еще они с Саней любили проводить время вместе.

– Ладно, Яр. Обживайся тут, – сказал Сава. – И не чахни над учебниками, перед смертью не надышишься. Прогуляйся, ужин приготовь.

– Вы уходите, что ли? – нахмурилась я.

– Что нам тут делать? И так пришлось под иллюзией твои чемоданы таскать, – ответил он.

– Теперь увидимся в академии, – добавил Матвей.

– Не, на картошке. – Сава расплылся в улыбке. – Яр, вещи в шкафу. Потом сам собери сумку. Я рассказывал, что понадобится. Резиновые сапоги не забудь. А свое тут оставишь, я после перевезу к Александру Ивановичу.

– К нему? – удивилась я.

– А к кому еще? – Сава вздохнул. – Связь, как договаривались.

– Яр, не волнуйся, у тебя все получится, – сказал Матвей.

Я подумала, что сейчас они ведут себя, как заботливые папаши. Отпускают «деточку» в самостоятельное плавание. И сами переживают сильнее, чем я.

– Ой, чуть не забыл! – спохватился Сава.

Он достал из кармана ключи и протянул мне.

– Это от квартиры. А этот – от машины. Внизу стоит бордовый внедорожник…

Он назвал номер машины.

– А доверенность где? – спросила я.

– Какая доверенность? Он твой.

– Сава, ты в своем уме? – возмутилась я. – Я не могу принять такой подарок! Матвей, скажи ему!

– Это не от меня. – Сава ехидно улыбнулся. – От Александра Ивановича. Ты губу не раскатывай, он не новый, и малого класса.

– А… Ну… Спасибо, – промямлила я.

– Мне‑то за что? Я только передал.

Они ушли, а я взяла Карамельку на руки и присела на диван в гостиной. Вот и все, страница перевернута.

– Привыкай к новой жизни, Ярослав, – произнесла я вслух. – И о старых долгах не забывай.

Список у меня имелся. И состоял он из фамилий тех, кто так или иначе был связан с делом о госизмене, которое так удачно удалось замять.

Первым в нем значилось имя моей матери. Кажется, я нашла место, где она могла поселиться.

Глава 4

В секретный архив, где хранились материалы дела о госизмене Ивана Морозова, меня проводили, можно сказать, по первому требованию. Александр Иванович сказал, что я могу выбрать день, когда буду готова.

– Имей в виду, второго шанса нет. И копировать ничего нельзя, – предупредил он.

Возможно, благодаря таким мелочам у меня и складывалось впечатление, что Александр Иванович на моей стороне. Ведь он мог бы ничего не говорить, а я была уверена, что получила доступ к архиву и могу постепенно изучать материалы дела.

Я не стала спешить – и правильно сделала. Год я занималась мнемотехникой, чтобы научиться запоминать как можно больше информации, и в архив отправилась во время летних каникул. Мне выдали папку, толщиной с анатомический атлас, и коробку с пленками, записями допросов. Отвели в комнату с проектором и экраном. И приставили двоих наблюдателей, чтобы я ничего не записывала и не фотографировала.

Я провела в архиве несколько часов. К счастью, не пришлось разбирать чужой почерк и просматривать все пленки. Расшифровки допросов напечатали на машинке. Протоколы осмотров и экспертиз – тоже. То немногое, что написано от руки, читалось легко.

Обвинение основывалось на признании отца. Он подтвердил, что считает себя виновным в случившейся трагедии, так как пренебрег своими прямыми обязанностями. В желании убить императора он не признавался, этот вывод сделали из‑за предсказания деда и показаний Артемия Михайловича Романова. Но если дед сына в измене не обвинял, а лишь предупредил о возможном теракте, то Артемий Михайлович делился отчетами агентов о теракте готовящемся. Ни имен агентов, ни письменных отчетов в деле я не нашла.